По образованию Ирина юрист, работает в Управлении Федеральной службы судебных приставов. Автор пробует себя в самых разных жанрах. Самый первый ее рассказ «Свирепое море» стал победителем конкурса в жанре фентези Национальной библиотеки Республики Бурятия, другой – «Гибель Цаганской степи» завоевал первое место в номинации «Дамский» и Приз читательских симпатии I литературного конкурса “Новая проза” в 2015 году.Позже был написан рассказ «Трагедия на Байкале», опубликованный в журнале «Итоги года» ИД «Информ Полис».
«Интересно было попробовать написать мистический рассказ, ведь наша родина полна загадок, неразгаданных тайн, - говорит Ирина о рассказе «Халуунай». – Он войдет в роман «У подножия горы ЕхэЕрд», над которым работаю второй год и надеюсь когда-нибудь завершить. События в романеразвиваются в середине 19 века на Ольхоне, Верхнеудинске и Баргузине».
Халуунай – дух ребенка
Ах, как нестерпимо болит голова! Будто надели железный раскаленный обруч. Перед глазами плывут размытые темные пятна причудливых форм. Соли осторожно прилегла на низкую кровать. Боль – это хорошо. Можно не думать ни о чем. Глаза закрылись сами собой.
Ее накрыла очередная волна подступающей боли, сквозь которую, как через вату, Соли услышала, вернее, почувствовала чье-то присутствие в доме. «Наверное, Юмжид вернулась», – подумалось ей. Но скрипучая дверь и старые половицы хранили тишину.
Соли, облокотившись, слегка приподнялась и обвела взглядом их небольшой дом. Никого. Но ощущение, что кто-то наблюдает за ней, лишь усилилось. Она села на кровать, поджав под себя ноги, и стала вглядываться в дальний самый темный угол комнаты. Соли слышала легкий шорох, но не такой, какой оставляли бы мыши или забредшая в дом кошка. До боли знакомый, но уже давно позабытый звук. Что же это? Кожа женщины покрылась противными мурашками, на лбу выступил холодный пот.
Тусклый свет из небольшого окна, обтянутого бычьим пузырем, не позволял разглядеть все четко, но Соли казалось, что она стала видеть в темноте. «Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш», – уже отчетливо шуршало из угла. Вдруг Соли вспомнила этот звук и чуть не вскрикнула, зажав себе рот ладонью. Такой легкий шорох слышался, когда ползали ее дети, пока не научились вставать на ножки и ходить.
Через мгновенье на дощатом полу она увидела полупрозрачное очертание новорожденного младенца, который медленно и тяжело полз в ее сторону.«Халуунай[1]…», – сверкнуло озарение и тут же потухло от очередного приступа боли.
Время растекалось, выходило из привычных берегов, и Соли уже не знала, день прошел, месяц или год.
– Мама, с вами все в порядке? – в очередной раз участливо спросила Юмжид. – Головные боли прошли? Вы уже ложитесь спать? Ведь рано еще, солнце не скоро закатится.
– Да, доченька. Все хорошо. Ночью плохо спала, хочу хоть сегодня выспаться.
Юмжид погладила мать по седым волосам. Поздний ребенок, в свои десять лет девочка была тихой, не по годам серьезной. Ей больно было смотреть, как тает на глазах мать. Много горя выпало на их долю, они еще не оправились после недавней смерти отца. В последнее время мать совсем отдалилась от дочери, целыми днями молчит или бормочет что-то тихонько.
Девочка часто видела ее, утирающей слезы, с опухшими глазами. Она молилась про себя, чтобы мать поскорее смирилась с потерей и нашла в себе силы продолжать жить дальше. И ее молитвы были услышаны. Но, как боялась себе признаться Юмжид, стало еще ужаснее… Мать перестала плакать, и теперь частенько Юмжид заставала ее с улыбкой на лице, уставившейся в темный угол комнаты. Дочь подходила к матери, обнимала ее, заглядывала тревожно в глаза, но Соли лишь раздраженно отмахивалась.
Вот и сейчас Соли легла на кровать и отвернулась к стенке: «Быстрее бы ночь. Быстрее бы дочь заснула и не мешала нам. Даже, сынок?».
Как долго тянутся и чернеют тени, когда ждешь. Как лениво и медленно заходит солнце, когда ждешь. И вот в доме стало темно и тихо. Дочь печально вздохнула пару раз, и теперь в звонкой тишине слышно ее глубокое спокойное дыхание. Она заснула.
Соли ждала. И, наконец, дождалась. С дальнего угла комнаты послышался легкий, еще совсем неуверенный топот маленьких детских ножек. Он тихо приближается, ее сынок, которого они с мужем потеряли почти два десятка лет назад. Соли улыбнулась в темноте и, откинув с груди одеяло, развязала тесемки на ночной рубашке. Оголила тяжелые груди с крупными слегка вытянутыми сосками. Стало холодно. Поначалу всегда холодно, ведь когда сынок начинает жадно их сосать ледяными губками, она отдает ему свое тепло.
– Очнитесь, мама! Проснитесь! Мама! – утром Юмжид со всей силой трясла неподвижно лежащую бледную мать, до тех пор, пока не услышала ее тяжелый хриплый вздох.
– Сынок, сыночек, – тихо шептала мать, гладя холодными сухими ладонями лицо Юмжид. Слезы хлынули из глаз девочки. Обнимая мать, она все повторяла:
– Мама, это же я, Юмжид! Это я, Юмжид, ваша дочь!
***
Как же далеко и тяжело было добираться до дацана по заметенной глубокими сугробами дороге! Старый прохудившийся дэгэл был велик и пропускал морозный воздух. Замерзшая Юмжид ближе к полудню все же преодолела этот путь. Сложив озябшие ладошки перед лицом, прошла она в притихший нарядный дуган, поклонилась каждому изображению и изваянию буддийских божеств, присела на колени и стала молиться. Случайно зашедший в дуган пожилой Бэлиг-лама очень удивился, увидев на полу одинокую заплаканную девочку.
Юмжид рассказала ламе о том, что они остались с матерью вдвоем, родных у них нет, а теперь и маме с каждым днем все хуже и хуже. С надеждой в серьезных не по-детски глазах девочка спросила ламу, умеет ли он отгонять злых духов? На что Бэлиг-лама просто ответил, что обязательно навестит завтра их дом. Угостившись горячим чаем с молоком и теплым хлебом, успокоенная девочка пошла домой.
***
Вечер прошел спокойно, мать была тиха и молчалива. А ночью Юмжид проснулась от стука собственных зубов друг об друга. Она вся закоченела от холода. Приглядевшись, в полумраке увидела, что дверь их дома открыта и в комнату уже намело немало снега. Завернувшись в одеяло, бросилась закрывать дверь, потом подбежала к кровати матери и с ужасом увидела, что она пуста!
Наспех натянув унты на замерзшие ноги и накинув большой меховой дэгэл, Юмжид выскочила в морозную ночь. В сиреневой мгле слегка виднелись свежие следы на снегу. Они вели в противоположную от улуса сторону – к темнеющему вдали лесу.
Юмжид, не обращая внимания на злые порывы ветра, побежала по глубокому снегу. Было темно, холодно и страшно, девочке больше всего хотелось вернуться домой, залезть под одеяло и разреветься от жалости к матери и себе. Но пока были видны эти неровные полузаметенные снегом следы, она не могла остановиться.
И вот почти отчаявшись, почти достигнув края леса, она, наконец, увидела мать.
Соли сидела на коленях в снегу, почти раздетая, босая, седоватые волосы трепал ветер. Юмжид бросилась к ней, обняла, шепча: «Ну что же вы, что же вы, мама?». Сняла с себя дэгэл, оставаясь в одной тонкой рубашке, и укрыла мать. С трудом пыталась поднять ее, но, сделав два-три шага, уронила в снег. Такая дорогая, но такая тяжелая ноша… Слезы душили девочку. В отчаянии Юмжид поволокла мать по снегу, схватив обеими руками за дэгэл.
Соли бессвязно бормотала слова:
– Сынок… иду, иду к тебе, не плачь так, сынок, не плачь…
– Мама, это я, Юмжид, ваша дочь! Ваша ЖИВАЯ дочь! А ОН – нет! – девочка в отчаянии кричала.
Вдруг из леса, совсем рядом, раздался дикий волчий вой.
– Мама-а-а!!! – руки от липкого страха ослабли, отпустили дэгэл. Девочка упала, обнимая мать. Слезы замерзали на щеках.
И тут Соли встрепенулась и очнулась. Она крепко прижала к себе дочь, будто после долгой разлуки:
– Доча! Доченька, Юмжид! Что случилось? Где мы?
– Мама, волки, волки… – все повторяла, всхлипывая, девочка.
Протяжный вой раздавался уже совсем рядом, и Соли в предрассветной мгле уже видела темные серые тени, выступившие из-за заснеженных деревьев. Она закрыла собой ребенка и зажмурилась не в силах даже приподняться, не то что бежать.
***
«Ба-бах!» – громыхнул выстрел. «Ба-бах!» – еще один.
– Надо же, полжизни ведь не стрелял, с тех пор как ламой стал. Да и то не в волков пальнул, в деревья, – Бэлиг-лама поставил на ноги Соли, затем поднял Юмжит и завернул ее в свой дэгэл.
Как добирались домой, Юмжит от пережитых волнений не помнила. Но она навсегда сохранила в памяти слова ламы: «Молебен я прочел, но все-таки с халуунаем, девочка, ты сама справилась. Ты и твоя любовь к маме».
Халуунай – дух ребенка-родственника, не упокоившийся, приходит, тревожит родных, насылает болезни.
