Засуха многими воспринимается как нечто экстраординарное, чуть ли не как результат глобального потепления. Увы, подобные явления происходили и ранее, и тому есть живые свидетельства.
Одним из самых продолжительных и тяжелых был засушливый период 1840 - 1851 годов, и знаем мы о нем не только из казенных отчетов, но и из писем и статей декабристов Михаила Кюхельбекера и Николая Бестужева. «Весна польстила нашему бедному краю, были дожди и тепло, но теперь засуха, все пропало», – писал Михаил Кюхельбекер 18 июля 1840 года.
Не лучшими были и последующие годы. «Жар и засуха» были, по его же свидетельству, и в 1843 году.
«Гибельная засуха, о которой я вам писал в прошлом письме, до конца выдержала свой характер и совершенно доконала всех. Травы и хлеба все выгорели. Мы кое-что истеребили с десятины, и это только потому, что наш хлеб один устоял на корню, у прочих жителей невозможно было ни скосить, ни жать. Так был мал и редок колос. /…/ К этому еще присоединилась оспа на овец. Они валятся, как мухи, а те, которые остаются в живых, изуродованы оспой и не могут быть надежны к зиме, тогда как их придется большую часть зимы держать на подножном корму», - подробнее пишет в сентябре того же года Николай Бестужев.
В сравнении с прошлыми годами
«Вот в продолжении четырех лет нас посещает постоянная засуха, которая не довольно того, что тягостна для нас, получающих постоянное пособие для своего существования, но и разорительна для тех, у кого нет иной надежды, кроме как на плоды трудов своих. Прошлый год здесь, в окрестностях Селенгинска, верст на 20 не было ни былинки травы для сена, даже корму в горах для скота – не говоря о том, каким лишениям и потерям подверглись бедные жители Селенгинска и его окрестностей, не имея чем кормить своего скота и лошадей», – так оценивал весной следующего года Николай Бестужев предыдущие засухи.
Строки следующего письма этой же весны 1844 года еще полны надежды и звучат неожиданно современно: «У нас наступила весна и с нею все сельские хлопоты; дай-то бог, чтоб нынешний год вознаградил нас за потери прошедшего времени. С некоторой поры здесь климат совершенно изменился, и не знаю, придет ли эта атмосферная революция в прежний порядок. Во всей Европе жалуются на перемену климата: где беспрестанные холода, где нет вовсе зимы, где дожди и наводнения, а где засуха; у нас климат всегда в известную пору года был ровен, дуют беспрестанные жестокие ветра и вследствие того нескончаемая засуха. Небо облачно, дождь собирается беспрестанно – и только начнет накрапывать, вдруг откуда ни возьмется ветер, разгонит тучи, и когда небо станет ясно, солнце посылает африканские свои лучи на истребление бедных злаков, и без того томящихся от недостатка влажности. Может быть, это случайное, а не всегдашнее состояние нашей атмосферы, но оно продолжается уже четыре года. Будь дождь, и здесь благословенный край вознаградит с избытком труды земледельца».
Надежды не оправдались
Дождей не было, надежды декабриста не оправдались – не легче был и 1845 год.
«Опять сильная засуха по всему Забайкалью. В Удинске сильная эпидемия, Кяхта погорела», – писал Кюхельбекер в июне 1845 года. Он же сообщает в 1848 году: «Весна очень тяжелая, хлеба решительно в продаже нету ни по какой цене. С месяц была ужасная засуха, лес горит везде».
Поджигали специально
Лесные пожары в эти годы особенно гибельны, о чем опять же свидетельствует Николай Бестужев: «В продолжение 12-летних засух пожары лесов были беспрестанно. Не столько неосторожность, сколько сама природа способствует распространению пожара. Иногда огонь, потушенный со всей заботливостью, затоптанный, залитый или засыпанный землей, идет глубоко под землей, перебираясь по иссохшим корням растений. И, вырвавшись на свободу, с первым ветром превращается в пожар. Валежник и сухие ветки служат ему пищею. Если он не может сжечь сырого дерева, то опаляет его снизу доверху, иссушает корни и губит, таким образом, каждый ствол. Молодые лески иссыхают и загораются мгновенно. В здешней стороне я не слышал про злонамеренные пожары, но на Чикое, где леса разделены по родам и семействам на участки, иногда зависть, что в том или другом участке водится больше белки, заставляет умышленно поджигать чужую собственность».
Как видим, и в те времена находились нелюди, у которых поднималась рука поджигать леса.
Пик засухи
Пика засуха достигла в 1850 и 1851 годах.
«1850 год замечателен своей сухостью, зима на 1851 год гибельна для здешнего скотоводства: засуха, господствовавшая в течение 12 лет, заключилась этим годом жесточе всех предшествующих. Не только негде было накосить траву на зиму, но и ветоши (трава, оставшаяся на зиму) с осени не оставалось на зиму нисколько для продовольствия скота, обыкновенно питающегося лето и зиму подножным кормом. Везде, где были зимние стойбища бурят, валялись кругом дохлые лошади, коровы, овцы – до такой степени, что весною некоторые отдавали половину оставшегося скота тому, кто вывез бы эту падаль, начинавшую заражать воздух», – свидетельствует Николай Бестужев.
И как краткое резюме приведем слова опять же Бестужева: «Несколько лет кряду постоянных неурожаев обеднили наш край. Чрезвычайный падеж скота от голода лишил бурят почти последнего существования».
К счастью, 1851 год был последним в длительной череде засушливых лет. Правда, и в 1852 году «по 12-летней привычке природа отказала нам в дождях», «лето до 1 июля было чрезвычайно сухое, но с этой поры пошли дожди и продолжались до 6 августа; хлеба и травы поднялись, но вместе с ними поднялась и наша Селенга и затопила все острова и прибрежные места».
Следующий, возможно даже более продолжительный, период засухи начался в 1872 году. В архивах сохранился замечательный документ «Сведения о Селенгинском ведомстве», составленный в 1886 году Юмжаном Лумбуновым и Бадмажапом Цыденовым. В нем говорится о бедствиях от засухи, которые начались «с 1872 года и продолжались почти до настоящего года».
Новый засушливый период
Очередной засушливый период произошел уже в начале ХХ века и привел к катастрофическим пожарам 1914 - 1916 годов. В эти засушливые годы дополнительным бедствием была саранча, по-народному кобылка. Каждый боролся с ней по-своему. Совсем уж уникальный способ использовали жители одного из сел Бурятии в 1909 году, о чем сообщила газета «Забайкальская новь»: «Буйские мужики (Верхнеудинского уезда) откуда-то прослышали, будто ее можно вывести только тогда, если найдется священник, который, закляв кобылку, не выругается затем в течение 40 дней. Не полагаясь на своего попа, они пригласили за 50 рублей соседнего, но, чтобы не рассердить и собственного, дали ему 20 рублей. Последний, узнав, какой куш отвален «заклинателю» (хотя это держалось в секрете), потребовал себе половину. Потом дело как-то уладилось, а кобылка… «все-таки хлебец побила».
На этом мы закончим рассказ о засухах прошлого, в надежде, что наша, как и прежние, наконец-то закончится.
