Гостем нашей редакции стал профессор Николай Атанов – бывший министр экономики Бурятии и советник экс-президента Республики Леонида Потапова. Ныне он является научным руководителем института экономики и управления БГУ и главным научным сотрудником отдела региональных экономических исследований БНЦ СО РАН.
Время его былой экономической работы пришлось на лихие 90-е и начало 2000-х, когда рушились крупнейшие предприятия республики, когда в стране и республике начала появляться новая экономика. А еще это время ознаменовалось громкими скандалами, приватизацией, появлением «Мотома» и т.д. Об этом и многом другом журналистам нашей рубрики «Как это было» и рассказал Николай Атанов.
- В начале лихих 90-х годов вы ушли с преподавательской деятельности во ВСГУТУ в бизнес. С 1992 по 1994 год были заместителем генерального директора по экономическим вопросам концерна «Забайкаллес». На ваших глазах в те годы умирали такие промышленные гиганты советской поры, как «Бурятферммаш», стеклозавод, «Теплоприбор» и десятки других заводов? Это было закономерно?
- Первым потонул «Бурятферммаш». Кормозаготовительная техника осталась невостребованной, потому что распались колхозы, а индивидуальные домохозяйства забросили пашни... А вот Стеклозавод не должен был закрываться. Причина в том, что руководство завода предприняло коренную реконструкцию в направлении технологической модернизации с опозданием, по моему мнению, на 1,5 года. Когда наступил 1992 год, завод стоял на реконструкции. Но тогда они лишились государственных инвестиций, и все закупленное оборудование осталось невостребованным.
Сейчас по производству оконного стекла нет предприятий от Урала до Дальнего Востока. Сегодня оно (производство) было бы востребовано. Но нужны огромные инвестиции, чтобы его возобновить. Большая часть сырьевых компонентов завозилась к нам с Урала. Хотя есть собственная сырьевая база в Прибайкальском районе - Черемшанское месторождение кварцитов. Оно разрабатывалось. Но все сырье рудника пошло на Шелеховский алюминиевый завод для производства технического кремния. Мы стали сырьевым поставщиком для Шелеховского алюминиевого завода.
«Теплоприбор» тоже не должен был ликвидироваться. В советский период он был экспортоориентированный, поставлял свою продукцию более чем в 20 стран – это разные датчики, регулирующие приборы. Их продукция востребована и поныне, но завод не смог переключиться на рыночные принципы спроса. Тогда не было ажиотажного спроса на счетчики расхода тепла и воды. Здесь повинно руководство. Приказали долго жить все машиностроительные предприятия – «Электромашина», судостроительный завод, «Теплоприбор», завод в Заиграевском районе, на станции Илька...
В период с 1992 по 1994 год я работал в концерне «Забайкаллес», а туда я пришел из ВСГТУ, где проработал 21 год. Мне нужно было самому погрузиться в рыночную экономику, чтобы иметь моральное право учить студентов. Когда меня пригласили в концерн заместителем по экономике, первое, с чем столкнулся, - это с приватизацией 23 предприятий концерна. До этого они все были в тесной кооперации. Лесозаготовительная сеть предприятий, которые были размещены по северной стороне, поставляли сырье на деревообрабатываюшие предприятия, которые были размещены вдоль железной дороги. Заготовленная древесина перерабатывалась и распределялась по госфондам. Поступила команда приватизировать технологически связанные предприятия не сообща, а каждое в отдельности. Делать это было нельзя. Но было строгое указание, и весь 1993 год у меня ушел на борьбу с Госкоимуществом Бурятии, отстаивал необходимость совместного акционирования деревообрабатывающих предприятий с лесозаготовительными. Однако силы были неравные, и предприятия приватизировали раздельно. Поскольку денег не было, сбыт необработанной древесины внутри страны был ограничен, лесозаготовители ринулись на китайский рынок, обвалив этим цену на пиловочник.
Деревоперерабатывающие предприятия стали депрессивными - это Выдрино, Клюевка, Ильинка. В труднейшее положение попали предприятия Баргузинского, Курумканского, Хоринского районов. В Онохое был крупнейший комбинат, где производили не только пиломатериалы, но и ДСП. Он также остался без сырья и обанкротился. Одним словом, наша лесная промышленность, наш драйвер экономики, попала в самое трудное положение из-за приватизации.
- С 1994 по1996 год вы были советником первого президента республики Леонида Потапова по вопросам экономики. Какие советы вы давали по спасению гибнущих предприятий? Например, ТСК, БМДК?
- БМДК спасти было нельзя. Гибель ТСК частично подготовило руководство фабрики – сырье фабрика начала заготавливать за рубежом, местное овцеводство осталось невостребованным, началось массовое сокращение поголовья овец. В итоге, когда перешли на рыночные отношения, для импорта шерсти нужны были собственные средства, а их не было – сильно сократился рынок сбыта и сырьевой базы. Ужавшись на порядок, предприятие могла действовать, равно как и трикотажная фабрика, но у фабрики также сократились и сбыт, и поставщики. В бюджете денег на поддержку тогда не было. Налоговых поступлений в денежной форме было всего 15%, остальное – взаимозачеты, бартер... Ситуация была катастрофическая. Все производители шли в правительство либо снять разногласия с партнерами, либо за помощью. А правительство ничем помочь не могло, потому что закон гласил: «Государство, руки прочь от экономики!». Невидимая рука рынка должна была все стабилизировать. Арбитражных судов не было, хозяйственные споры регулировались в правительстве. Хотя мы не имели таких прав, но споры приходилось разруливать.
- Затем в 1996 году вы сами стали министром экономики. Были им 6 лет, до 2002 года. Какими успехами за этот период вы можете похвастать?
- Советником я работал два года. Хотя можно было в 1994 году идти в министерство. Президент предложил мне две должности на выбор: либо министра экономики, либо советника. Я выбрал второе, потому что не был уверен, что смогу справиться. Я сказал Леониду Потапову, что он сможет посмотреть, чего я стою в статусе советника. В 1996 году он сказал, что Минэкономики находится в плохом положении, и попросил возглавить ведомство. Я взял папку и перешел площадь. Первое, с чего начал работу, - убедил президента в том, что надо вводить в Бурятии чрезвычайное экономическое положение. Мы подготовили проект указа, но Леонид Васильевич после консультаций в Москве решил не вводить. Мы выпустили специальный указ и наделили правительство рядом полномочий и взяли ситуацию в свои руки. Начали курс на точечный экономический рост, определили, с чего начинать, и стали оказывать господдержку. В 1997 году спад прекратился, начались очаги роста. В 1998 году произошли экономический кризис и дефолт. Он вверг нас в пучину, но в итоге сыграл добрую службу – импорт стал невыгоден, и те резервы мощностей, которые были на предприятиях, стали заполняться. В 1999 году мы переломили спад и с 2000 года пошли в рост. На действующих предприятиях, где были резервные мощности, мы создали льготные зоны без налогов для зарождающегося малого бизнеса. На приборостроительном заводе мы открыли производство телевизоров. У нас была задача переходить на производство компьютеров после налаживания производства телевизоров. Дирекция программы социально-экономического развития решила поменять на заводе руководство. Оно было некомпетентно и все дело завалило. Во всех делах, когда мы ищем причины, все они сводятся к разрозненности знаний и некомпетентности управляющих на всех уровнях. Качество госслужащих не выросло, а снизилось – не только у нас, а по всей России.
- На ваших глазах в те годы зарождался знаменитый «Мотом». Как вы думаете, в чем причина его стремительного взлета и падения?
- Причина очень простая – там была серая схема импорта. Автомобили по цене были доступны, стоили меньше процентов на 15 - 20. Поэтому народ повалил за покупками. А в советский период купить машину было очень сложно - выстоять очереди, что-то сдать... И вдруг появились дешевые автомобили. Серые схемы со временем всплыли...
- После выборов президентом России на второй срок Бориса Ельцина Потапов назначил доверенное лицо Ельцина, президента компании «Мотом» Виталия Морозова министром внешнеэкономических связей Бурятии. Морозову на тот момент было 24 года. Рекорд по возрасту для министра. Как вы восприняли такое назначение, и чем руководствовался ваш шеф Леонид Потапов при таком назначении?
- Я думаю, что на Леонида Потапова оказывалось большое давление из Москвы. Но поскольку у него был авторитет как рыночника, когда все рушилось, а его предприятие показывало рост, грех было не испытать его на госслужбе. Однако он в этом деле не особо преуспел. В итоге не только его убрали, а вообще кончили министерство, передав его торговле. Торговля начала ущемлять подразделения, пошли сокращения. Я обратился к президенту с просьбой, чтобы Министерство внешнеэкономических связей передали в Минэкономики. Министерство стало называться Министерством экономики и внешних связей. Когда я пришел в министерство, мне пришлось основательно поработать, чтобы создать министерство экономики. Удалось быстро, был хороший профессиональный состав. Мы занимались инновациями в системе управления – много ездили и изучали опыт Татарстана, Якутии, Нижегородской, Свердловской областей. Пришли к тому, что нужно вводить систему индикативного планирования. Мы пригласили специалистов из Татарстана, правительство республики в 1997 году на самолете почти в полном составе прилетало к нам.
- В 2001 году, когда вы еще были министром экономики, в Бурятию впервые приехал Павел Еремеев, фигурант впоследствии громкого дела «Кримсон». В 2001 году он был еще в ранге начальника управления городского заказа мэрии Санкт-Петербурга. В конце 2001 года Еремеев убедил власти республики купить за миллион долларов программу по автоматизации в сфере финансов. Позже оказалось, что 30 млн из нашего бюджета ушли в фирму-«однодневку». А что с той программой? Вы ее внедрили? Какую пользу мы ощутили от этой программы?
- О деле «Кримсона» я узнал, уже работая в Монголии. Это печально, конечно. В ситуацию я не вникал, там было все ясно. Раз компетентные органы открывают дело, значит, оно того стоило. К счастью, все удалось разрулить. Татьяна Гавриловна осталась в должности, и дело потихоньку замяли. Программа осталась на бумаге.
- Когда следственный комитет возбудил уголовное дело в отношении фигурантов той грандиозной аферы, вы проходили свидетелями вместе с президентами Бурятии. На днях обвиненный в той афере Еремеев вышел на свободу. Спустя 15 лет что вы думаете о деле «Кримсона»?
- Где-то потерялся акт внедрения. Из-за этого начался весь сыр-бор. Если бы не утеря, дела могло и не быть, могло ограничиться административным делом, а не уголовным.
- Как бывший министр экономики и внешних связей, напомните самые важные события для экономики республики в прошлом.
- Самой серьезной проблемой того периода являлся переход к рыночной экономике методом «шоковой терапии». Эта методика была применена американскими учеными применительно к странам Южной Америки для того, чтобы не наращивать их долги, а быстро их возвратить. «Шоковая терапия» нашла применение у нас и в Польше. Но если в Польше этот метод прижился и сыграл положительную роль, то у нас вверг экономику в ступор. Если бы цены на нефть не поднялись, экономика России развалилась бы окончательно. В этом специфика России, в том числе и Бурятии. При массовой приватизации госпредприятий предлагали три варианта. Многие применили третий вариант – вроде народных предприятий, когда акционером становился коллектив действующего предприятия. С точки зрения экономики это не очень хорошо, так как содержание оставалось прежним. Коллективы никогда не были рыночными, мышление было советским: «Отработал, норму выполнил, получил деньги». А то, как происходила реализация продукции, их не волновало. Еще одна проблема экономики, самая главная – не что произвел, а как продать то, что производишь. Эта часть отсутствовала и стала одной из слагаемых развала предприятий. Вторая слагаемая известна – когда экономика работала в едином народно-хозяйственном комплексе и продукция одних предприятий находила сбыт в других, все регулировалось через Госплан, а ресурсное снабжение осуществлялось через Госснаб, эта машина работала. Когда они вдруг все приватизировались, связи потерялись, пропал и рынок сбыта. Либерализация цен привела к дикой инфляции, и экономика вступила в стадию стагфляции. Мы попали в системный кризис.
- 29 января ушла с поста министра экономики сменившая вас Татьяна Думнова. Она была вашим замом. Как вы сейчас оцениваете 13 лет ее работы?
- Грех говорить что-то негативное, она, на мой взгляд, работала добротно, как могла. Когда приезжал Герман Греф в 2006 году, тогда еще министр экономики, его смогли убедить в перспективности развития туризма. Появились проекты по дорожной инфраструктуре и так далее. Сейчас наша инвестиционная политика хромает на обе ноги. Прямых инвестиций из-за рубежа - кот наплакал. По 2015 году всего 15 - 16 млрд долларов было инвестировано в экономику России.
- Сейчас остро стоит вопрос с надбавками к немаленьким пенсиям элитных пенсионеров. Например, Потапов дополнительно к своей большой пенсии ежемесячно получает около 320 тысяч. Вы можете сказать, каков размер пенсии и надбавок бывших его министров. Например, вашей?
- Я думаю, что вопрос с надбавками разрешится сам собой. На мой взгляд, дело не в том, что есть надбавки, а в том, что очень много людей пользуется этими надбавками – например, партийные работники. Поскольку закон обратной силы не имеет, может быть, с какого-то периода нужно вводить дополнения в закон по будущим пенсионерам. Моя доплата гораздо меньше, чем у Леонида Потапова. Я всегда пропагандирую идею того, что депутатский корпус в Бурятии должен состоять из 25 человек. У нас непропорционально высокая зарплата по сравнению с органами госвласти при разной трудоемкости работы. В правительстве, к примеру, пашут будь здоров, рабочий день длится до позднего вечера. Хотя работы могло бы, вероятно, быть меньше, если бы было более компетентное руководство.
- Что вы не успели сделать на своей должности?
- Я не успел создать фармацевтическую промышленность. Надо было развивать ювелирную промышленность, основанную на золоте, серебре, нефрите. Не успел создать лакокрасочную промышленность – олифа и лаки могли быть свои, у нас много природных пигментов.
- Экономика Бурятии находится в плачевном состоянии – крупнейшие предприятия республики давно закрыты. Как вы полагаете, кто виноват в происходящем?
- Ну... данный вопрос у вас коварный. Надо переходить на личности, чего я бы не желал. Все, что хорошо, и все, что плохо, идет от налаженной системы управления. В российском обществе утеряна главная движущая сила – это доверие. Никто никому не доверяет и не верит. А когда в товарищах согласья нет... Сегодня, кроме того, очень большой дефицит здравого смысла. Мы критиковали плановую экономику, говорили, что, когда появится собственник, он сможет распорядиться хозяйством как следует. Но в рыночной экономике оказалось еще больше недостатков, чем в плановой. Правительству следует синтезировать две системы, взяв эффективные методы из каждой из них.
