Для нас, жителей Бурятии, давно стали привычными слова: «Маечка» (в значении пакет), «Головар», «Сагалить» и многие другие. Мы легко понимаем друг друга, но, например, тот же москвич может запутаться в наших «регионализмах». Изучением узуальных норм русского языка занимаются в Бурятском госуниверситете, где создана целая лаборатория эколингвистики под руководством доктора филологических наук Александра Майорова.
Семейско-бурятский?
— Никто не будет отрицать, что литературный язык является стандартной формой общения от Калининграда до Владивостока, — говорит Александр Петрович, - Но в разговорной речи мы употребляем региональный вариант, причем это характерно не только для провинции, но и для Москвы, Санкт-Петербурга. И это нормально, когда просторечные слова проникают в литературную речь и становятся ее частью.
Профессор рассказал изданию «Сибирь лайф» о том, как образуются регионализмы, в частности, об их формировании в Бурятии. И первый фактор родом из 18 века. Именно в это время Сибирь начали осваивать русские люди: купцы, казаки, ремесленники, охотники. Сами они были, в основном, носителями северного наречия. Поэтому в современном языке мы используем слова, которые пришли к нам издалека. Например, самку глухаря часто называют капалухой, что родом из финно-угорского наречия.
Три с лишним столетия назад Екатерина Великая сослала в Сибирь старообрядцев или, как мы говорим, семейских. Этот народ слывет своей замкнутостью и обособленностью, тем не менее, язык говорит о том, что старообрядцы все же тесно взаимодействовали, например, с бурятским народом. Взять хотя бы слово «Адали». Семейские говорят: «Напекли печенья адали на Маланьину свадьбу». На самом деле это производное от бурятского «Адли» (в переводе: как, словно, почти). Этот процесс необратим, в язык постоянно проникают иноязычные слова, они трансформируются, изменяются по законам русского языка и становятся своими, понятными только нам, жителям Бурятии. За примерами далеко ходить не надо: это, скажем, названия блюд: позы, боовы, хошхоног. Часто бурятские слова превращаются в русские глаголы: сагалить (праздновать сагаалган), худларить (лгать от бурятского слова худалаар — ложно), мухлевать (обманывать, хитрить от бур. Мэхэ – обман).
Ошибка стала нормой
Примечательно, что для нас уже стало нормой неправильное ударение. Даже в автобусах и трамваях, объявляя остановку, говорят 20-а квартал с ударением на первый слог, по правилам оно должно стоять на втором.
— Была в моей практике забавная ситуация, — вспоминает преподаватель, — Приехал крупный московский ученый и, как водится, повезли его по дацанам. И он спросил меня: « А кто такой лама?» ( Ударение на последний слог). Я объяснил, что это буддийский священнослужитель. Тогда ученый удивленно вскинул брови и произнес: «ах, это лама (ударение на первый слог). И он был прав, потому что в литературном языке ударение стоит в начале.
А следующим примером мы рискуем и вовсе шокировать читателя. По правилам мы с вами, жители столицы, не улан-удэнцы, а улан-удинцы и ходим мы по улан-удинским улицам. Об этом твердят все нормы словообразования в русском языке, но мы привыкли говорить по-другому, и это стало нашей, региональной нормой.
Ну–ка, не нокай!
Вся Бурятия «нокает» в знак согласия и это удивительно, ведь «но» — союз противопоставления. А у нас: «Ты будешь обедать» — «Но». Наряду с другими сибиряками (теми же томичами и иркутянами) мы любим «чекать». Между тем это замечательное слово имеет несколько вариантов в зависимости от региона, так в Курске или Орле говорят «Шо?», представители южной России произносят мягкое, как дети «Чьо» (что звучит практически, как «Тсе»), есть и регионы, где «Ч» наоборот твердое. Часто в знак согласия мы мягко говорим: «Аха». А в Благовещенске вам твердо скажут: «Ага».
По поводу «чокания» мы нашли замечательный совет в одной из центральных российских газет. Журналист пишет: «Собираясь в Сибирь, господа, учтите — говорить «что» тут даже неприлично. Хотите, чтобы вас признали за своего? Чокайте! А если вас не поняли, оппонент не согласен или вы не понимаете его логику, гордо «отрежьте» в ответ классическим сибирским «чо к чему». А если хотите придать рассказу динамику, используйте выражение – «тоси-боси» и синонимичное ему «туда-сюда». Вот просто для связки слов».
Мыться вся Сибирь ходит с вехоткой, когда как западная Россия пользуется мочалкой.
— Вехотка – это слово как раз пришло с теми людьми, которые осваивали Сибирь в 18 веке, — комментирует Александр Петрович, — Поэтому северное наречие нам ближе, чем южное. Таких слов, как «мокотра», «морошна» у нас не встретишь, потому что и южан мало.
От педа до техноложки
Еще одна категория регионализмов – различные аббревиатуры. Возьмем хотя бы БХП. В Улан-Удэ всем понятно – это «Бурятхлебпром». Никто не станет удивляться, если скажешь: поступил в БГУ или ВСГУТУ. Аббревиатура характерна и для каких-то совсем маленьких коллективов. Например, для медиков приемник – приемный покой, вышка для юристов – верховный суд Бурятии. У студентов в ходу: сельхозка, культурка, техноложка, БГУ у ранишних студентов звался педом.
Молодежный сленг в Бурятии – это отдельная категория, в нее вошел и уголовный лексикон (так называемая феня), и слова-трансформеры, и иностранные слова. Ярким примером является слово «Головар», которое обрело определенный смысл, обозначает человека из глубинки, без образования с соответствующими замашками.
Не существует? Придумаем!
Есть также интересная группа регионализмов, которая называется лакуны, то есть это такие слова, которым нет аналогов в литературной речи. Например, волосогрызка. Конечно, в учебной литературе вы найдете латинское обозначение-термин, но в русском языке аналогов ему нет. Или воровайка – так принято у нас называть корейские грузовики с подъемным краном.
— Еще одно слово есть замечательное – «мурыжить», то есть тянуть с обещаниями, — разъясняет доцент кафедры русского языка, — Есть похожее слово – волокитить, но оно не отражает столь ярко эмоции человека.
Нет в русском литературном и слов микрик, маршрутка – все это лакунарная лексика.
Время все перетрет
Забавно представить, что три века назад нормально было говорить: польты, кофий. Так писали и говорили Чехов, Достоевский. Указанные слова легко склонялись, и это было нормой русского языка. Теперь же мы имеем только кофе, пальто, пианино.
— Язык живой, он обогащается, подстраивается под современные реалии, так что те стандарты, которые существуют сейчас, вполне вероятно через сто лет станут совершенно другими. И я не удивлюсь, если регионализмы также станут частью литературной речи, — резюмирует профессор.
