Драки и погромы на почве этнической нетерпимости уже не удивляют Москву, Санкт-Петербург и Кавказ. На этом тревожном фоне многонациональная и многоконфессиональная Бурятия остается спокойным регионом
Однако мониторинг состояния межнациональных отношений в республике сейчас становится как никогда актуальным, и об этом говорит известный социолог Цыцык Будаева.
— Цыцык Батоевна, как вы оцениваете межнациональные отношения в Бурятии?
— Репрезентативные социологические опросы, проведенные в 2005, 2007 и 2009 годах, показали быструю изменчивость общественного мнения, его податливость различным факторам. Так, в 2007 году на фоне кадровой перестройки в высшем эшелоне власти республики почти в два раза выросла доля людей, давших отрицательную оценку межнациональным отношениям народов Бурятии.
Это было обусловлено многими причинами, в том числе боязнью элиты утратить свои должности и полномочия. К 2009 году «температура» межнациональных отношений вернулась к состоянию 2005 года, то есть к состоянию устойчивости.
— Как жители Бурятии оценивают межнациональные отношения других регионов страны?
— 61% респондентов межнациональным отношениям других регионов дали положительную оценку. Для сравнения: в Бурятии данный показатель составил 87%. А отрицательную оценку межнациональным отношениям других регионов дали 28% респондентов, что в 3,5 раза выше отрицательной оценки межнациональных отношений Бурятии.
Значит, наши респонденты межнациональные отношения других регионов оценивают хуже, чем в Бурятии. Это не случайно, так как во многих регионах нашей страны межнациональные отношения относятся к числу проблемных, вызывающих взаимные обиды, хранящих в исторической памяти болезненные воспоминания. Яркий тому пример — недавние события на Манежной площади в Москве, Санкт-Петербурге, Ростове-на-Дону.
— Как должны реагировать жители и властные структуры Бурятии на межнациональные столкновения, происходящие в других регионах нашей страны?
— Думаю, что каждый здравомыслящий человек, конечно же, осуждает межнациональные столкновения. Но чтобы общественное мнение жителей республики имело определенную силу, нужна организованность.
По данным опроса, проведенного в 2009 году, у нас в республике не развита гражданская инициатива, среди народа больше разобщенности (60%), чем согласия. Поэтому осуждение межнациональных столкновений в основном ограничивается кухонным уровнем.
Что касается властных структур, то, чтобы упредить подобные явления в Бурятии, они обязаны реагировать на эти события. Прежде всего, они могут принять какие-то меморандумы или иные документы, организовать общественные слушания, лучше отслеживать причины агрессии в молодежной среде, активизировать работу, направленную на сохранение и развитие межнациональной и межрелигиозной толерантности народов Бурятии, и т.д.
Но к числу архиважных мер предупреждения относится решение вопроса о занятости молодежи. Не секрет, что экономические неурядицы служат поводом для поиска образа врага.
— Что вы можете сказать о самосознании русских и бурят в республике? Кем они ощущают себя: сибиряками, монголами, россиянами?
— Развал СССР и процессы, связанные с переходом от одного типа государственного устройства к другому, привели к потере идентичности и самоназвания «советский народ». В этих условиях индивид начал искать точку опоры, и ей оказалась национальная принадлежность, то есть люди пытались обрести себя в контексте этнической идентичности.
Эта закономерность носила массовый характер в первые годы новой России и в наши дни не утратила свою значимость.
У русских общегражданская идентификация «россияне» развита сильнее, чем у бурят.
Однако многие респонденты-русские под россиянами подразумевали русских и удивлялись, когда речь шла об отождествлении с людьми не одной с ними этнической принадлежности.
Анализ идентификации бурят с монгольскими народами и русских со славянскими народами показал, что примерно четверть опрошенных бурят часто испытывает чувство общности с монгольскими народами и примерно столько же никогда не идентифицирует себя с ними.
Причем позитивная самоидентификация более распространена среди респондентов старше шестидесяти лет, а отрицательная — среди молодежи до тридцати лет.
41% русских респондентов часто испытывают чувство общности со славянскими народами и 24% — с людьми европейской культуры.
— Расскажите, пожалуйста, о ситуации с межнациональными браками среди русских и бурят.
— С момента первых встреч русских и бурят межнациональные браки стали практически повседневным и распространенным явлением. Первоначально заселение Бурятии осуществлялось русскими казаками. Поскольку среди них не было женщин, начался процесс создания смешанных семей.
Кроме того, их появлению и распространению способствовали деятели православной церкви, проводившие государственную политику, направленную на удержание русских в Бурятии. Они были заинтересованы в увеличении численности своих прихожан.
И состоятельные буряты брали в жены женщин русской национальности. Для этого платили калым, размер которого иногда доходил до 100 лошадей, 20 верблюдов, 50 коров, 200 овец и 30 коз. Самый маленький размер калыма состоял из 10 лошадей и некоторого числа крупного рогатого скота.
Обязательным атрибутом создания смешанных семей служило принятие православия, которое имело, кроме социального, и экономическое значение.
Так, крещеные буряты на три года освобождались от ясака, переходили в разряд крестьян и платили государству повинности, как и русские крестьяне.
Кроме создания смешанных семей, установлению тесных контактов и родственных отношений способствовали процессы усыновления и удочерения русскими аборигенных детей или же русских детей бурятами. Эти дети в дальнейшем становились проводниками укрепления межэтнической толерантности и создания межнациональных браков.
В процессе создания смешанных семей появилась новая категория людей, именуемая «ясачными», «карымами» или же «гуранами». И в советский период проводилась активная политика, направленная на создание смешанных семей, поэтому смешанные браки были не редкостью, особенно в зонах активной миграции молодежи.
Перспектива сохранения и развития процесса интернационализации в семейно-бытовой сфере во многом зависит от отношения наших современников к созданию смешанных семей.
На вопрос «если ваш сын женится или дочь выйдет замуж за представителя другой национальности, то как вы к этому отнесетесь?» приблизительно 50% респондентов дали положительный ответ, против создания смешанных семей высказался примерно каждый десятый опрошенный житель Бурятии.
По данному вопросу большую лояльность проявили женщины (50%), нежели мужчины (40%), сельские жители (58%) по сравнению с горожанами (28%), русские (48%) по сравнению с представителями других национальностей (40%), пенсионеры (53%) и работающие люди (44%) по сравнению с учащимися (39%) и т.д.
— Цыцык Батоевна, говорит ли ситуация со знанием родного языка и межнациональными браками о неизбежности ассимиляции бурят?
— На мой взгляд, судьба бурятской нации во многом будет зависеть от трех факторов, в числе которых доминирующим является государственная политика.
Думаю, в России вряд ли будет принята дискредитировавшая себя концепция унификации, то есть концепция «плавильного котла». Поэтому вряд ли бурят ожидает полное «растворение». По крайней мере, в обозримом будущем.
Большую роль в судьбе бурят должна играть их внутренняя энергия, уровень консолидации, то есть уровень осознания самим народом, особенно элитой, значимости истории своего народа, духовного потенциала и роли достижений своих предков в поступательном развитии общества.
Далее судьба бурят во многом будет зависеть от способа и гибкости их вхождения в глобализацию, в процессе которого они либо полностью утратят свою национальную специфику или же сохранят ее в качестве компонента общества. Здесь нужна продуманная политика интеграции бурят с мировым сообществом.
Воспоминания Леонида Потапова из книги «Годы и судьбы»
Межнациональные отношения — самый главный приоритет в политике руководителя национальной республики. Вспоминаю обстоятельства подписания Федеративного договора. В 1992 году в Бурятию прибыл посланец Ельцина, секретарь Конституционной комиссии Верховного Совета РСФСР Олег Румянцев с проектом соглашения между Россией и Бурятией. Я был председателем Верховного Совета Бурятской АССР.
Тогда я занял такую позицию: только договор и никакой другой документ. Тем более что в истории уже были такие прецеденты. Даже когда хори-буряты ходили к Петру Первому, был составлен договор, а не какое-то соглашение.
Когда мы, депутаты Верховного Совета, после очень острой дискуссии проголосовали по этому вопросу, тех, кто был за договор, оказалось всего 37 человек из почти 170 депутатов. Тут депутаты-буряты встают и уходят, выражая тем самым протест.
Хотя меня некоторые отговаривали, я решил идти к бурятской части депутатов на переговоры. Радикалам, которые были против этого, сказал так: «Кворума-то нет. Как мы с вами будем работать?!». Переговоры длились два часа. И там мы с бурятской частью парламента договорились: всё, этот вопрос с повестки дня снимаем, а через месяц возвращаемся. На этом сессия завершилась, а потом меня вызвали на заседание Комитета по национальной политике Верховного Совета РСФСР, и я полетел в Москву.
Румянцев уже доложил Ельцину: вот, мол, в Бурятии такой хороший Верховный Совет, но его председатель Потапов — коммунист, и он там все мутит. Но я рассказал о том, как всё было на самом деле. Вы помните, чем всё закончилось: в марте республики России подписали федеративный договор. А через месяц, когда мы в Верховном Совете Бурятии вернулись к этому вопросу, голосование было уже единогласным в пользу договора!
Другой острый эпизод в тогдашней политике, грозивший стать поводом для обострения отношений между русскими и бурятами, — обсуждение Конституции Бурятии, менявшей представительство разных групп населения в будущем парламенте — Народном Хурале. Раньше было 170 избирательных округов, стало 65.
И если бы тогда провели границы округов так, как предлагала часть депутатов Верховного Совета, то буряты в таком парламенте оказались бы в подавляющем меньшинстве. В то время сохранение «национальных квот» рассматривалось как «пережиток советской партийной системы» и многие представители русского большинства были за то, чтобы «перестать заигрывать с нацменами».
Я терпел-терпел все эти высказывания «горячих голов», потом не выдержал и очень резко им ответил. Говорю, ну как вы представляете себе такую ситуацию: проходят выборы и в результате в Хурале оказывается всего пять-семь бурят? Мы, русские, после этого уютно себя будем чувствовать? После этих слов в Верховном Совете воцарилась гробовая тишина.
Я говорю: «Вот видите! В национальной республике разве так можно поступать? Давайте обеспечим разумное представительство бурят». После этого пошло нормальное обсуждение, и в итоге округа нарезали по-другому.
Также мы пошли на проведение всебурятских съездов, хотя, например, перед «Алтарганой» руководство СФО прямо рекомендовало мне воздержаться от его проведения. Но в итоге мы провели его, хотя мне пришлось выслушать немало критических слов в свой адрес. Думаю, что моя политическая интуиция в сфере отношений между представителями двух наиболее многочисленных этнических групп населения Бурятии меня никогда не подводила.
