Интервью: Между русскими и китайцами

350 лет в составе Российского государства и тысячи лет соседства с Поднебесной империей

Мир, в том числе и Россия, вступил в полосу межнациональных и межконфессиональных конфликтов, кроющихся в фундаментальных различиях между системами ценностей разных народов

Конфликт цивилизаций актуален и для Бурятии в свете глобального усиления Китая, исторического соседа и соперника тюрко-монгольских народов. Сегодня взаимоотношения бурят с китайцами сквозь призму русско-бурятских отношений рассматривает доктор наук Ирина Урбанаева, известная как буддийская монахиня Тензин Чойндрон.

— Ирина Сафроновна, насколько добровольным было присоединение Бурятии к России? Вопрос особенно актуален накануне празднования 350-летнего юбилея этого события.

— Включение земель западных бурят в состав России не было настолько же мирным, как это было на востоке этнической Бурятии. Бурятские племена воевали с казаками. Буряты долго сопротивлялись, отказываясь платить ясак, нападали на Братский, Верхоленский, Балаганский и другие остроги, построенные с целью их усмирения, но, в конце концов, силою были приведены к верности.

Однако со временем колонисты и аборигены стали мирно уживаться и обмениваться хозяйственными навыками и культурными традициями, вступать в межнациональные браки. Первые поколения русских переселенцев усвоили бурятский язык, который сделался господствующим. Более того, в тот период буряты оказали на русское население сильное ассимилирующее влияние в ментальном, нравственном, психическом и даже антропологическом планах.

— Вы считаете, что в целом взаимоотношения русских и бурят носили комплиментарный характер?

— Вопреки русификаторской политике Российской империи вместо ассимиляции коренного населения на большей территории Сибири происходили консолидационные процессы, благодаря которым переселенцы и аборигены интегрировались со временем в некую единую культурную общность, так что «областники» даже говорили о формировании нового этнического типа в Сибири. Не стала исключением и Бурятия.

— В чем вы видите национальный вопрос бурят в настоящее время?

— С самого начала он был связан с судьбой буддийской цивилизации. Ведь буддизм — это не просто религия, институционально оформленная в виде буддийской церкви, но и нечто принципиально большее, чем религия. Это универсальное мировоззрение и форма культуры, а также образ жизни и транснациональная идеология. Корни бурят лежат в тибето-монгольской буддийской цивилизации, ибо именно Тибет служил центром этой цивилизации, а к Монголии буряты тяготели в силу этнокультурного родства и многовековой общей истории.

— Ирина Сафроновна, однако тибетологическая традиция КНР доказывает цивилизационное единство Тибета и Китая с древнейших времен.

— Действительно, в КНР ищут обоснования того, что тибетский буддизм развивался в теснейшей взаимосвязи с китайским буддизмом. Непосредственным результатом этого служат оправдание китаецентристской интерпретации исторического процесса и обоснование непосредственного единства Тибета и Китая, а также притязания Китая на «утраченные территории», включающие все территории, входившие в состав Великой монгольской империи, в том числе все земли, населенные в прошлом бурятами.

— Но, как говорил Гумилев, монголы и тюрки никогда не принимали идеологии и культуры Китая.

— В том, что касается духовной жизни, этики и психологии, всей традиционной системы ценностей, кочевые государства Центральной Азии на протяжении двух тысячелетий соседства с Китаем сохраняли курс на параллельное развитие своей цивилизации, коренным образом отличавшейся от китайской цивилизации по базовым ценностям, общественному сознанию и менталитету людей.

Монголы оказались преемниками тибетцев в противостоянии китайской идеологии «периферийного варварства» и китаецентристской логики неравноправных международных отношений. А после того как буддизм (в его классической индийской традиции, а не в варианте китайских хэшанов) утвердился в Тибете, между монгольскими ханами (а позднее императорами династии Юань) и высшими тибетскими ламами возникли отношения типа «духовный наставник — светский покровитель».

— А что же сейчас?

— То, что сейчас происходит в Тибете под лозунгом «модернизации» и «приобщения к глобализации», также следует расценивать как политическую стратегию планомерного уничтожения тибето-монгольской цивилизации. В результате Тибет из уникальной цивилизации превратился в отсталую китайскую периферию. «Тибетский вопрос» на самом деле проблема столкновения двух разных цивилизаций, из которых одна — китайская — уничтожает другую — тибето-монгольскую.

— Вернемся непосредственно к бурятскому национальному вопросу...

— Национальный вопрос бурят необходимо ставить в контексте исторической судьбы тибето-монгольской буддийской цивилизации. Если мы хотим, чтобы в России и мире признали, что есть национальный вопрос бурят, то должны сами осознать его взаимосвязь с «тибетским вопросом» — не в узкополитическом смысле, а в его содержательном, цивилизационном смысле. Тогда не только сами буряты, но и другие осознают, что судьба Тибета и монгольского мира непосредственно связана с проблемой сохранения буддийской цивилизации для блага всего человечества.

— Ирина Сафроновна, но можно ли говорить об этом в ситуации, когда Его Святейшество Далай-ламу не пускают в Россию из опасений рассердить Китай?

— Об этом нужно говорить. Его Святейшество — именно тот, кто дает человечеству XXI века адекватную презентацию непреходящих, универсальных знаний и ценностей этой цивилизации так, что они могут, независимо от всех религиозных и этнических особенностей, служить фактором интеграции людей в единую человеческую нацию с сохранением поликультурного пространства.

Русский с бурятом — дружба навек...

Что касается психологических аспектов встречи Бурятии с Россией, то на уровне межличностных отношений пришельцев и аборигенов это была совместимость. Многими исследователями и путешественниками была отмечена необыкновенная способность русского человека уживаться с людьми на любом новом месте. Еще в дореволюционной литературе писали, что русские переселенцы смотрят на инородца «прежде всего как на человека и только с этой стороны определяют к ним свои жизненные отношения» («Заселение Сибири и быт первых ее насельников», Буцинский, 1889, с. 332). В силу этой способности русских, так отличавшей их от западноевропейских колонистов в их взаимоотношениях с населением завоеванных территорий, местные народы Сибири и Дальнего Востока принимали русских не за завоевателей, а «за единокровного брата, вернувшегося на земли отцов».

Фото forum-eurasica.ru

Автор: Александр Махачкеев