Ни об одном писателе Бурятии не ходило при жизни столько легенд и анекдотов, как о Батожабае. Где бы он ни бывал, после него оставались яркие воспоминания. Они похожи на веселые байки, показывающие, что и при жизни Батожабай не вписывался в идейные стандарты.
Обычно биографии советских писателей напоминали жития святых. А Батожабай еще ребенком шалил так, что взрослые хватались не только за голову. В автобиографической повести «История детства Рабдана, сына Шалху» писатель откровенно рассказал о школьном рэкете, юных картежниках и курении.
Пятнадцатилетним подростком Даширабдан попытался поступить в медицинский техникум. После неудачи пошел в Улан-Удэнский театрально-музыкальный техникум.
Подготовка к смотру в Москве
В 1939 году молодой национальный театр не менее молодой Бурят-Монгольской республики лихорадило: 8 союзных республик СССР уже показали свое искусство. Нашей предстояло сделать это первой из автономий РСФСР. Молодому артисту хора Даширабдану несказанно повезло.
Для подготовки декады в Улан-Удэ командировали из Москвы ведущих деятелей культуры страны. Среди них был сам Игорь Моисеев. В свои 33 года он уже был худруком Государственного академического ансамбля народного танца, но еще не имел никакого почетного звания.
Немногие знают, что самым первым званием Моисеева стало «Народный артист Бурят-Монгольской АССР». Моисеев объездил самые дальние уголки республики, смотрел танцы пастухов и охотников, борцов и табунщиков.
Записал 23 варианта ехора и поставил свой вариант. Не мог не поразить Моисеева религиозный танец масок «ЦАМ». На глазах молодого Батожабая многие танцы, открытые и поставленные Игорем Моисеевым, органично вошли в музыкальную драму «Баир» и первую национальную оперу «Энхэ-Булат-батор».
Летом 1940 года в горсаду построили летний театр. Сцену сделали по размерам филиала Большого театра, чтобы ежедневно репетировать все номера декады. Тогда Батожабай написал свои первые одноактные пьесы.
Поездка в Москву произвела сказочное впечатление на всех участников декады. Даширабдан тогда еще не мог представить себе, что через много лет вернется в столицу страны в качестве студента.
Доброволец и художник
Не успели утихнуть страсти после декады, грянула война. Артист Батожабай пошел на войну добровольцем. В Улан-Удэ создали учебную спецэскадрилью. На Верхней Березовке Батожабай изучал теорию полета, штурманское дело, аэронавигацию.
Летом палаточный городок разбивали на территории аэропорта, где учили практике полета. После окончания учебы курсантов ждали полеты на советском бомбардировщике в Новосибирской военно-летной школе. Все эти этапы с ним прошел и будущий народный артист Бурятии Сергей Балдаев.
Неудивительно, что он вместе с Батожабаем участвовал в самодеятельности. Даширабдан исполнил арию хана из оперы «Энхэ-Булат-батор» и бурятскую песню. Ко всем талантам Батожабай имел художественный и даже предпринимательский дар. При доме офицеров Даширабдан оформлял стенгазету и рисовал плакаты.
– Он был смышленым, пробивным. Чтобы заработать деньги, он рисовал ковры для спальни местным поварам. Несмотря на трудные военные годы, добился своего и побывал в Улан-Удэ, – вспоминал Сергей Балдаев.
Уже став знаменитым писателем, Батожабай нарисует портрет Тараса Бульбы на радость детворе родной Зугалайской школы.
В небе с Экзюпери
В 1943 году старший лейтенант Батожабай прибыл на фронт командиром экипажа во втором смоленском Краснознаменном авиаполку. Сел за штурвал тяжелого бомбардировщика дальней авиации, бомбившей в то время Берлин.
В эти же годы французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери служил пилотом самолета-разведчика. Оба писателя с трудом влезали в небольшие кабины самолетов. Если Экзюпери был грузным, то Батожабай – высоким. Наш земляк мог погибнуть так же, как его французский коллега. Но покинул горящий над Карпатами самолет самым последним. Чудом остался жив.
– За несколько месяцев пребывания в госпитале Даши коротал время, вспоминая сочиненную им в бреду поэму о юном баторе Сэнгэ, – вспоминал ее переводчик Илья Френкель.
Эта поэма-улигер «Юный богатырь Сэнгэ и его друг Сунды Мэргэн» вышла в 1945 году и принесла Батожабаю первую известность.
Студент-кормилец
Герой войны не вернулся к артистической деятельности. Публиковался и работал журналистом в «Бурят-Монголой унэн», в радиокомитете – редактором литературной редакции и художником-оформителем в Аге.
Бывший артист, он хорошо знал законы сцены и стал писать одноактные пьесы для самодеятельных драматических коллективов. Их ставили на сценах колхозных и совхозных клубов, печатали в «Эстрадных сборниках».
Но самокритичный драматург, посчитав свои знания недостаточными, поступил в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кино. Через 2 – 3 месяца окончательно понял, что его призвание – писать для сцены, а не играть на ней. В 1952 году Батожабай перевелся в Москву, в Литературный институт имени Горького. Там он начал писать рассказы и издаваться на русском языке.
– Когда он зашел к нам в комнату, к нам словно зашла бурятская степь. Он был сама щедрость, но не показная, а идущая от сердца. Когда он получал гонорар, то нас всех, а это было 20 или 30 человек, вел в шашлычную около института и угощал. Он радовался, когда видел, что мы рады были поесть. Среди нас были Роберт Рождественский, Белла Ахмадулина и другие студенты, – вспоминает Евгений Евтушенко. – При слове «Бурятия» я вспоминаю Батожабая и своего друга Дондока Улзытуева. Моей молочной матерью была бурятка, и я с большой любовью отношусь к этому народу.
Невозможно было не заметить бурята огромного роста со снежно-седой шевелюрой, громогласно смеющегося, с зычным, чуть хриплым голосом.
– До Москвы он был лишь автором нескольких одноактных пьес. И фамилия была несколько иной – в Литинституте он из Батожапова стал Батожабаем... Батожабай – звучит! – вспоминал поэт Солбон Ангабаев.
Дондок Улзытуев написал шутливое четверостишие, срифмовав новую фамилию друга.
Ууужал бай,
Ургажал бай,
Бэшэжэл бай
Батожабай!
Пей, расти, пиши Батожабай!
По воспоминаниям Ангабаева, Батожабай часто уезжал в Улан-Удэ, чтобы сдать пьесы в театр. Приезжал с деньгами от гонораров.
– Веселый и добрый, весь улыбающийся. При этом почему-то руки держит в карманах. Но я потом этот секрет разузнал – в них он держал червонцы. Мял их, чтобы треск слышался, всегда готовый вытащить деньги из кармана и отдать кому-нибудь из нуждающихся студентов, – писал Ангабаев.
40-летие республики
Известный якутский поэт Семен Руфов вспоминал, как Батожабай с Дондоком Улзытуевым уговорили его приехать погостить в Бурятию на 40-летие республики.
– Не успели мы выйти из аэропорта, как он нашел машину, а когда ехали в город, то и барана. При этом он мне весело подмигивал: знай, мол, наших. А тот, кого он взял на абордаж – толстенький, в очках, все отдувался и вытирал платком шею. Как потом я узнал, это был министр торговли Бурятской АССР, – вспоминал Руфов. – Батожабая, кажется, знали все. Таксисты кричат: «Здорово, Батожабай! Садись, подвезем!». Буфетчицы улыбаются: «Здравствуй! Где это ты запропастился?». Каждый встречный радовался, будто брата родного увидел.
На злобу дня
Но не только «смеялся» и заставлял смеяться 31-летний студент Литературного института Даширабдан. Часами он сидел в библиотеке имени В.И. Ленина в поисках материалов для задуманной им трилогии, штудировал литературу о Тибете и Китае, о Японии и Англии, изучал тайную дипломатию правительства конца XIX века.
По окончании Литературного института Батожабай начал работать в драмтеатре завлитом. Огромная работоспособность позволяла ему вставать в 5 – 6 утра и работать до 10.
– Затем он «уходил в народ» – изучал жизнь. И после этого общения он вносил с собой в театр веселье. Смех, много творческого огня, дискуссии, – вспоминал Федор Сахиров.
Пьесы Батожабая с успехом шли на сцене Бурятского драмтеатра. Особенно понравилась зрителям комедия «Ход конем». Ее легко перенести в наши дни, ибо автор высмеял псевдоученых и бюрократов.
Уже тогда Батожабай показал, как директор НИИ и глава сельского района не гнушаются клеветой и шантажом, подкупом и даже заказным убийством.
Да и другие пьесы Батожабая словно о нашем времени. В пьесе «Шодойн ухэл» («Смерть Шодоя») показан сын бывшего городского начальника, избалованный и не приученный к честному труду.
Первое же прозаическое произведение Батожабая – повесть «Песня табунщика» – стало сценарием кинокомедии о приключениях юного табунщика Тумэна в Москве. Кинокомедия обошла все экраны страны, а песню из фильма «Старшина милиции» пели повсюду – по радио и на концертной эстраде, во время дружеских застолий.
Не все сейчас помнят, что прототипом героя фильма был друг писателя, знаменитый певец Лхасаран Линховоин. Интересно, что в фильм не вошел почти гоголевский эпизод повести, где Тумэна сначала приняли в гостинице за казахского министра и всячески старались услужить. Наивный бурятский юноша поражается добродушию москвичей.
Сам Батожабай, как автор фильма, получил звание почетного милиционера Москвы. Оно не раз выручало беспокойного писателя.
Обогнать поезд
Однажды Батожабай ехал в поезде из Москвы. В соседнем купе услышал шум. Несколько молодых людей сгоняли инвалида с нижнего места: мол, безногому, поскольку у него вес облегченный, залезть наверх легче.
– Ребятишки, – умолял старик, – ногу-то ради вас потерял.
– Не знаем, не знаем, – отвечали молодые люди, – таких орденских колодок в военторге можно мешок купить, лишь бы деньги были.
Сверху высунулся другой моральный урод и закричал:
– Хватит, старик! Не даешь спать! Одно и то же мелет! Ты ногу, может, в пьяном виде потерял, под поезд или трамвай угодил!
Офицер-фронтовик Батожабай не стерпел, заскочил в купе и врезал крикуну в подбородок.
– Один раз только успел, а так я ему и раз 20 бы врезал, – сожалел позже писатель.
Но тогда его на ближайшей станции сдали в милицию. Батожабай предупредил буйных попутчиков: «Присмотрите за моими вещами. Я догоню вас!».
– На воронке догонишь. Прими наши поздравления с тем, что нашел свое законное место! – хохотали шумные соседи.
В отделении строгому майору Батожабай объяснил все как фронтовик фронтовику и показал удостоверение «Отличник советской милиции». Писателя тут же накормили, майор лично отвез его на ближайшую станцию кратчайшим путем.
Каково же было изумление попутчиков Батожабая, когда его с почестями и цветами посадили обратно в поезд.
«Испытание Батожабаем»
Нам посчастливилось поговорить с женщиной, которая прошла «испытание Батожабаем». Сейчас она главный хранитель его творческого наследия. Она выпустила книгу воспоминаний друзей и знакомых о Батожабае.
– Встреча с такой женщиной, как Лхамасу Батуевна, была, что называется, даром Божьим для Батожабая. Пришел конец его безалаберной, без постоянного угла, жизни. Лхамасу стала для него и любящей женой, и хранительницей семейного очага, домашнего уюта. Стала и его первой помощницей в писательских делах, секретарем его деловой переписки, – вспоминала Валерия Михайловна Матвеева-Рыбко.
Сама Лхамасу Батуевна вспоминает супружество с доброй улыбкой и смехом.
– Привезли мне из Кижинги полтуши конины. Он за неделю все раздал друзьям и знакомым. Потом еще мяса прислали, мы решили с мамой спрятать от Даширабдана на балконе, – смеется Лхамасу Батуевна.
Помогать всем и всегда, даже малознакомым людям было в крови у Батожабая. Ради друзей он обивал пороги министерств, бросая неотложные дела, просил и требовал.
– Он заявил, что в сельхозинститут должны поступать талантливые дети животноводов и механизаторов, а не кабинетные «толкачи», – вспоминал драматург Дугар Дылгыров.
Укорочение брюк
– Однажды Африкан Бальбуров рассказал нашему отцу, как в молодости приехал в город к Батожабаю. Тот увидел на госте дешевые сатиновые шаровары. Молча достал из гардероба дорогие брюки, примерил на Африкане по росту, поскольку сам был великаном. Швейной машинки, видимо, не было. Зато в старых квартирах с печным отоплением бывали большие чурки. На них рубили мясо. Так вот, Батожабай положил брюки на чурку и топором укоротил их. Эту историю рассказывал нашему отцу сам Африкан Бальбуров, – рассказывает дочь поэта Шираба Нимбуева Любовь Ширабовна.
Лхамасу Батуевна была свидетелем творческого рождения книг мужа. По ее словам, во время написания «Похищенного счастья» он по 10 дней не выходил из квартиры.
– А потом вышел и говорит, что опьянел от уличного воздуха. А как он всю одежду раздал своим сокамерникам, когда вышел из тюрьмы! Я потом кредит брала, чтобы купить ему новую, – рассказывает Лхамасу Батуевна.
– Даширабдан Одбоевич сидел в тюрьме?! – изумились мы. – За что?
– Нос кому-то разбил, что ли? – отмахивается от незначительного воспоминания Лхамасу Батуевна. – Но отсидел всего 4 месяца, за него сам Модогоев заступился. Ценил Батожабая. А тот привел домой толпу сокамерников, всех накормил, одел.
Другая версия
Другую версию тюремного заключения описал народный артист России Федор Сахиров.
– В 1969 году на одном из собраний работников идеологического фронта, во время доклада секретаря по идеологии, Батожабай позволил себе громко и едко высказать свое мнение. Приговор суда был год, но за хорошую работу в тюремной библиотеке его выпустили через 4 месяца. От ворот тюрьмы еще в тюремной робе Даширабдан явился прямо на очередное собрание, где его «родной» секретарь-идеолог произносил очередную речь, подошел к докладчику, заглянул в его честные глазки и, похлопав по плечу, тепло поприветствовал «благодетеля», – вспоминал Сахиров.
Оскорбление «Буряад унэн»
Он же описал уникальный случай. В 1955 году Батожабай написал пьесу «Ход конем».
– Был там момент: персонаж комедии – охотник, хотел надеть сапоги и, не найдя портянок, обернул ноги газетой «Буряад унэн» со словами: «Все равно ничего путного не печатают и бурятский толком не знают». Пьеса была хорошо принята, и, по тогдашней театральной традиции, Батожабай «обмывал» ее, в чем было активно и партийное руководство. Театр настолько громко праздновал всю ночь, что утром обком созвал бюро для порицания безобразия, творившегося ночью в театре. На «ковер» к партийным лидерам театралы пришли уже без Батожабая, чудом успевшего вылететь в Москву. Все получили выговоры от обкома, а один, очень бдящий, припомнил эпизод с газетой и обвинил автора в идеологической ошибке. А также ни много ни мало в оскорблении газеты «Буряад унэн».
Дуремар в Бурятии
Если на первой Декаде бурятского искусства Батожабай оказался юным начинающим артистом, то на второй был одним из главных героев. Его пьеса «Барометр показывает бурю» шла на сцене Малого театра.
В московских кинотеатрах шла премьера фильма «Золотой дом». Батожабай был соавтором сценария, автором предложил стать самого Валентина Ежова – сценариста фильмов «Баллада о солдате» и «Белое солнце пустыни». Батожабай пригласил известного сценариста в республику.
– Это была удивительная поездка. Батожабай тогда купил «Волгу», на которой стоял ограничитель – 60 км/ч. Он сказал, что не может ездить с ограничителем, и сразу его снял. После выезда из города он свернул с дороги и поехал прямо по степи. Мы ехали по степи, как на лодке по морю. По пути мы заезжали в улусы, дацаны и везде нас радушно встречали. Так я узнал, что такое Бурятия, – вспоминал Ежов.
Режиссером фильма назначили тогда еще малоизвестного Владимира Басова. Его приезд в Бурятию отметили столь широко, что Басова забрали в вытрезвитель, несмотря на все протесты, просьбы и угрозы Батожабая.
Так будущий знаменитый актер и режиссер кинохита «Щит и меч» первую ночь в Бурятии провел в вытрезвителе. Утром одна из республиканских газет напечатала обличительную заметку о приезжем режиссере-пьянице. Сам Батожабай устроил в редакции грандиозный скандал.
Но самый большой успех ожидал Батожабая на литературной части декады. Здесь обсуждали первую трилогию его романа «Похищенное счастье».
В 1962 году он завершит вторую, а в 1965 году – третью книгу. На этой трилогии каждое поколение бурят учится богатству и тонкостям бурятского языка.
– Он почти не писал черновики. Все в голове носит, обдумывает. Потом садится за машинку и начисто печатает, – рассказывает вдова писателя о методах его работы.
Ничего удивительного, поскольку устная речь Батожабая была такой же богатой, как и письменная. Он давал столь меткие характеристики людям, мог так безобидно, но смешно выпятить некоторые их черты, что слушающие хохотали до слез.
Некоторым ламам любить меня не за что
В «Похищенном счастье» Батожабай изобразил многих лам в неприглядном виде. Но при этом сумел обойтись без охаивания самих постулатов веры. Возможно, поэтому его радушно принимали в Иволгинском дацане. Сюда он пригласил и якутского гостя.
– Там ламы живут. Они меня хорошо знают. Некоторые меня не любят.
– Почему?
– В своем новом романе я им тоже уделил немало внимания. Так что некоторым ламам любить меня не за что…
Сегодня особенно интересно, как выглядел в 1953 году, по воспоминаниям якутского поэта, центр буддизма СССР.
– Показался небольшой поселок, обнесенный забором. Среди домиков видны войлочные юрты. Улицы нет и в помине. Недалеко от старого дацана, превращенного в склад, высился новый, красочный, какой-то вычурный. Он мне напомнил китайские храмы, – вспоминал Руфов.
Батожабай познакомил его с хамбо-ламой. В памяти якутского поэта остался человеком с категоричным, властным голосом, очень плохо говорящим по-русски.
– Я знает Якутия! – сообщил хамбо-лама. – Боссая холод!
На прощание хамбо-лама подарил якуту статуэтку Будды. Хозяин дома, тоже лама, по традиции также одарил дальнего гостя.
– …Открыл сундук, порылся и достал статуэтку – не приведи господь! – приснится, заикой станешь. Сунул мне в руки.
– Заклинатель чертей, – перевел Батожабай. – Нечистую силу от дома отваживает. Жена и дети все время здоровы будут.
На обратном пути Батожабай объяснил другу, что во время визитов в дацан собирает материал.
Главный труд жизни
Первая трилогия бурятской литературы «Похищенное счастье» Батожабая и сейчас не имеет себе равных. В том числе по охвату истории и географии. Писатель переносит читателя из Бурятии в Монголию и Тибет, Лондон и Берлин, Пекин и Токио, Петербург и Читу.
Не случайно «Похищенное счастье» переиздавали большими тиражами в Москве, перевели на украинский, литовский, монгольский и другие языки.
Но даже самый великолепный перевод этой трилогии не в силах передать яркость родного языка Батожабая.
Теэд Лонхын тарган тγхэреэн нюур дээрэ, халуун бухаанха хоер хургаараа хадхажархиhандал адли, хоер нγхэнhθθ ондоо юумэн харагданагγй. Хамарайнь орондо баhал хоер заахан нγхэн.
Тиибэшье шэхэнэй талаар дэлхэй дээрэ Лонхые илаха хγн тγрθθгγй юм. Тэрэнэй дэрэгэр шэхые хараhан зарим хγнγγд «Лонхо баян бархирхадаа шэхэээрээ нюдθθ аршадаг юм» гэжэ шоглодог hэн.
На круглом лице Лонхо, словно на горячей буханке, проткнуты пальцами две дырки, и кроме них, двух дырок, ничего не виднелось. Вместо носа опять же две дырочки. Но по части ушей не нашлось бы на всем свете человека, способного его перещеголять.
Некоторые люди, видевшие его развесистые уши, говорили с поддевкой: «Лонхо во время плача ушами вытирает свои слезы».
Батожабай не писал «Жестокий век»
Но самая громкая легенда о Батожабае касается его друга Исая Калашникова. Откуда появился слух о том, что роман «Жестокий век» на самом деле написал Батожабай, вдовы обоих писателей не знают. Обеих женщин эта байка огорчает больше всего.
– Нет конечно! Все писал сам Исай. Тоже не спал сутками, собирал годами материал. А Даширабдан помогал советами, консультировал. Они же были с Даширабданом большие друзья. Муж сам признавался, что ему бы и не дали писать о Чингисхане, обвинили бы в панмонголизме, – вспоминает Лхамасу Батуевна. – Мы с вдовой Калашникова так расстроились, когда узнали, что об этом слухе пишут. В этом, как его? Интернете.
Именно Исай Калашников отвез своего друга Батожабая в больницу во время тяжелой болезни.
– Врач вызвал нас с Исаем отдельно и сообщил диагноз – рак пищевода. Попросил ничего не говорить Даширабдану. Но он сам догадался по выражению наших лиц, – вспоминает Лхамасу Батуевна.
Не дожил до юбилея
В последние годы жизни Батожабай написал пьесу «Огненные годы» о переходе через Саяны партизанского отряда под командованием «дедушки сибирских партизан» Нестора Каландаришвили. Работал над романом «Горные орлы».
Событием культурной жизни республики стала постановка в Бурятском академическом театре драмы им. X. Намсараева последней пьесы Д. Батожабая «Катастрофа» о китайской культурной революции.
Творил, несмотря на тяжелую болезнь. Приехавший в это время Евгений Евтушенко специально выделил время в своем плотном графике, чтобы навестить однокурсника. Евтушенко купил другу ведро роз. Несмотря на боли, Батожабай все так же шутил и смеялся, вспоминая с Евтушенко общее студенчество.
Приезжал к писателю и другой однокурсник, переводчик произведений Батожабая Николай Ершов.
– Хотелось быть мягким, добрым и приятным... Но, увы, этого я не успел сделать, сейчас тем более уже не могу... – признался Батожабай, сознавая скорую кончину.
Он немного не дожил до своего юбилея, официально так и не получив звание «народного писателя». Неофициально он был им давно. Но имя писателя стала носить улица в поселке Стеклозавод, где жил писатель с семьей. С 2001 года Государственная республиканская юношеская библиотека носила имя Д.-Р.О. Батожабая.
«При сотворении Батожабая природа, как видно, была в состоянии беззаботности. В квашне теста к меду она примешала полынной горечи. Добавила пряностей да земли, да воды из всех родников, да осколок дикой скалы, истолченной в песок, да невесть еще что такое же, одно с другим несовместное. И вышло творение, которое не вдруг сообразишь, на какую полку положить и с чем сопоставить», – писал о нем переводчик романа «Горные орлы» Николай Ершов.
Песня о старшине милиции из кинофильма "Песня о табунщике"
