О ней говорят – она вдумчивый режиссер и глубоко мыслящий художник. Отвечая на вопросы, она улыбается, и взгляд ее удивительно напоминает грустный взгляд Бертольда Брехта
Спектакль "Кураж эхэ" по пьесе «Мамаша Кураж и её дети" этого немецкого драматурга с триумфом прошел 12 марта на сцене Бурятского академического театра драмы. Убедиться в том, что игра актеров Кижингинского народного театра достойна его многочисленных наград, корреспондент решил лично. И после оваций отправился к режиссеру спектакля, заслуженному деятелю искусств РБ Баярме Жалцановой.
Несмотря на то, что ваши спектакли высоко ценят в театральной среде, честно говоря, идя на спектакль, не ожидала такого эффекта. Думаю, что заслуга режиссера в умении раскрыть актеров народного театра настолько, что кажется, они приехали не из села, а из столицы. Расскажите немного о них – актерах Кижингинского народного театра?
Основа нынешнего Кижингинского народного театра – работники Дома Культуры – методисты, вокалисты, хореографы – специалисты народного творчества, школьные педагоги, есть два замечательных ученика 11 класса. Ну а каждый спектакль – это как военные сборы. Начинается вербовка «актеров», в точности как у Брехта. Особенно мужское население сложно заманить на «лавры» (я смеюсь). На этот раз «Кураж» собрала вокруг «аксакалов» много талантливой молодежи, которая впервые попробовала «вкус» театра.
Сам народный театр имеет богатую театральную историю. В перерывах между репетициями Сэсэгма Нимаевна Шойдокова (Мамаша Кураж) и Ирина Санжимитыповна Мункина (исполнительница роли Певицы) вспоминали забавные истории из жизни своего театра, всю когорту актеров, которые принесли ему славу. Вспоминали, какие режиссеры Бурятского театра драмы прошлых лет вот так же приезжали в Кижингу и ставили свои спектакли.
Знаю, что на одном из театральных фестивалей, русскоязычная публика, стоя, аплодировала вам после спектакля. Расскажите, с чего началось ваше сотрудничество с театром в Кижинге?
Каждую весну в Кижинге «неожиданно» наступает "Театральная весна". Вот так за три весны мы сочинили три спектакля. Пьесы берем из архива Бурятского театра драмы. Главное условие выбора – пьеса на бурятском языке. «Мамашу Кураж» нашла там же.
В свое время наш театр с режиссером Ц.Цыренжаповым готовился осуществить постановку Брехта. Гунга Чимитов сделал замечательный перевод. Но этого не случилось, не знаю по каким причинам.
Нам было уже легче, первый этап был подготовлен. Поэт, завлит нашего театра Николай Шабаев, как всегда, безотказно помог доделать некоторые переводы и зонги. Мы постарались взять у Брехта все, что могли.
Как вам удалось так подобрать актеров? К примеру, исполнительница роли Катрин – немой, самоотверженной девушки – дочки мамаши Кураж была выразительна в своей пластике. Бить в барабан, смотреть из повозки, сипло кричать ей удавалось так, что многие в зале тихонько вытирали слезы.
Я вообще считаю, что спектакли рождаются и рождаются по неведомым нам законам.
Я хочу сказать, что есть постановочные, театральные законы, а есть кармические, мы просто в силу своего неведения этого не осознаем.
Если рассказывать, как собирался актерский состав «Мамаши Кураж», то это целая отдельная история. Приходили разные люди. Кого из-под палки, кого хитростью заманивали. Посидят, послушают и в следующий раз не приходят, по разным причинам. Начинаем опять искать. Остались те, кого «зацепило». Кармически.
В этой пьесе женских ролей мало, но зато какие. Главная исполнительница была известна заранее, это понятно, а вот с остальными было много вопросов. Женщин, желающих, как всегда больше. С мужскими кадрами туговато, это проблема постоянная. И самое главное – бурятский язык. Важно не только понимать, разговаривать, но и думать на бурятском. Катрин – Рыгзэма Доржиева, хореограф по профессии, недавно работает в Доме культуры. Она сразу загорелась ролью Катрин. Сама Рыгзэма только в Кижинге стала понимать свой родной язык. Но я думаю, не только это стало причиной ее желания сыграть немую Катрин. Это сила Брехта. Ей удалось через пластику, через глаза «представить» жизнь и смерть Катрин Гаупт.
А как вы решили «замахнуться» на Брехта?
Учась в Ленинградском Государственном Институте Театра Музыки и Кинематографии, мы проходили его по истории театра. Я что-то читала, интересовалась, но Брехт казался недосягаемым. Может, потому, что наши педагоги не давали такого специального задания. Актеры-студенты идут по пути, который указывает педагог-мастер. Нам нужно было осваивать Станиславского. При этом Брехт меня всегда интриговал. Это только сейчас я услышала Брехта, узнала живого человека, не «монстра – классика». Подвиг Брехта потрясает, восхищает. Катрин – это Брехт, он стучит в барабан, спасает нас спящих и каждый раз погибает вместе со своими героями.
Два года «Кураж» ждала кижингинский театр, но не складывались условия. Сейчас все сложилось. Нужно сказать, что помогли все, на кого я надеялась. Лена Демидова, художник (г.Москва) сразу согласилась делать эскизы, причем на любых условиях. Интернет уничтожает любые расстояния. Женя Герасимова, постановщик пластики, давно просилась в какой-нибудь творческий десант, тем более с Брехтом. Дарима Цыденова, актриса, тут же откликнулась помочь с актерскими тренингами, все-таки земляки. И самый неожиданный помощник, а скорее спаситель был отправлен из родного Ленинграда. В Кижинге, опять же кармически, оказалась в этот момент художник-бутафор кукольного театра Анна Петрова. Она, в свою очередь, оказалась дочерью профессора ЛГИТМиКА, нашего педагога по философии, Суворовой Галины Дмитриевны. Здорово же!
Это она шила из тряпья и старых вещей все костюмы, старила в хлорке, красила, придумала и сделала пушку, цепи, собирала по деревне реквизит, воплощала все замыслы эскизов и очень внимательно слушала Демидову, которая подробно консультировала из Москвы. Аня очень скромный, просто нереально скромный человек, мы недолго с ней общались, но очень душевно. Она искренне радовалась, что опять занимается театром. И говорила, что может только ради Брехта ее и занесло в такую даль, в Кижингу. Вот такая переплетенная история.
Но все же, если бы не было такой исполнительницы Сэсэг Шойдоковой, я бы конечно не решилась. Она очень сложный, хрупкий актерский организм, она сама – система. В ней все щедро намешано, от Станиславского до какого-то природного, звериного чутья. Она иногда не знает, как этим пользоваться, может спрятаться в сомнениях, забиться, не слышать, а потом это все может взорваться безудержно. С нее и спрос больше. Я практически никогда не хвалю ее. Ей нужна только подсказка. Но думаю, мы больше стали доверять друг другу, она сейчас очень тонко улавливает замечания.
Мы поставили то, что смогли понять в Брехте. Но думаю, он бы не обиделся на нас, мы делали с любовью.
Насколько эта пьеса актуальна сегодня?
Пьеса написана в 1939 году. В момент, когда фашизм уже достиг своего апогея. Сам Брехт хотел, чтобы «Мамаша Кураж» прозвучала со сцен театров для того, чтобы остановить обезумевший народ, прославлявший Гитлера. В программку спектакля я вставила его высказывание: « Может быть, я проявил при этом наивность, но я не считаю, что быть наивным – стыдно. Спектакли, о которых я мечтал, не состоялись. Писатели не могут писать с такой быстротой, с какой правительства развязывают войны: ведь чтобы сочинять, надо думать. «Мамаша Кураж и ее дети» - опоздала».
Но она опоздала к той войне, а сейчас она очень нужна. Война ведь не закончилась. Цинизм, равнодушие и власть денег крепчают. Если начистоту, мы, подобны Кураж, думаем: пусть кто – то там сгорает в пламени войны, лишь бы меня, моих детей, близких это не коснулось. Ищем выгоду в этой «войне» – с кем, куда… Но в стороне от войны и от беды остаться невозможно. Она перемалывает и тех, кто думает, что может с ней сотрудничать.
Война – это символ нынешнего мира. Война внутри нас, в уме.
Честно говоря, не все спектакли способны «держать» интерес зрителя. Чем, на ваш взгляд, это объясняется?
Можно все продумать, на словах красиво объяснить, написать прекрасную режиссерскую экспликацию, но огонь вспыхнет и затухнет. Думаю, что мотивация – это огонь, а процесс создания – это жизнь спектакля. Даже результат не всегда важен.
Спектакли – они, как живые существа, тоже умирают, если их не «подкармливать». Могут и рождаться неживыми. Актеры тоже не всегда ждут озарения. Срок жизни спектаклей бывает очень недолговечен, как и человеческий…
Как долго вы готовили спектакль?
(Вспоминает) В конце той весны (2011 года – прим.) мы репетировали примерно месяц … может больше. Тогда казалось, бесконечно. В самой Кижинге мы играли всего два раза. Получив возможность сыграть на настоящей театральной сцене, все сначала испугались, а потом вдохновились. Вспомнили все, доделали телегу. Ведь я боялась, что все придется начинать с нуля. Ну что такое сыграть два раза? Хотя честно, я быстро успокоилась, принцип «земля рядом, падать не больно», главное шаг за шагом двигаться в правильном направлении. У нас получилось устоять.
На самом деле я очень благодарна, что Республиканский центр народного творчества, лично Надежда Галсановна Дансорунова предложила Бурятскому драматическому театру пригласить Кижингинский театр. Она вообще играет большую роль в судьбе этого народного театра. И видимо, в моей тоже.
С одной стороны, от того, что спектакль идет на бурятском языке, он выигрывает: нет ощущения чужеродности, пресловутого акцента, но с другой – это ограничивает аудиторию, не так ли?
А что, нужен синхронный перевод? Ну, да, есть сложные места, которые не поймешь, даже если знаешь бурятский язык. Нужно, конечно, знать всемирную историю, хотя бы иметь представление о тридцатилетней войне, что это за противоречия между католиками и протестантами. И потом, буряты должны играть на бурятском, в первую очередь.
Тем не менее, похоже, зрители в зале все поняли. В том числе и я, понявшая, без перевода лишь треть текста. Конечно слова «шляпа», «туфли» и « Матка Боска» говорили сами за себя. Но спектакль еще раз напомнил мне, что время театра – не ушло. Что по силе воздействия на зрителя он, как прежде, не уступает хорошим фильмам. Спасибо!
Досуг
2460
Кураж Кижингинского театра
О ней говорят – она вдумчивый режиссер и глубоко мыслящий художник. Отвечая на вопросы, она улыбается, и взгляд ее удивительно напоминает грустный взгляд Бертольда Брехта