Критик из Москвы Ирина Мягкова посетила Русский драмтеатр по приглашению БРО "Союз театральных деятелей РФ". Оценки приглашенного эксперта, человека опытного и знающего наизусть и советский и европейский театр сегодня и в прошлом, были очень интересны и полезны работникам театра. В этот день зрителям и “критику” был представлен спектакль «Стулья» по пьесе французского драматурга Эжена Ионеско в постановке Олега Юмова
После показа прошла встреча с творческим коллективом и руководством театра, обсуждение спектакля и разговор о планах театра на будущее. Ирина Григорьевна Мягкова отметила недостатки и достоинства постановки и поделилась своим мнением о современной театральной действительности, о современном театральном движении в российском пространстве, а также коснулась репертуарной политики театра
В первую очередь, Мягкова отметила недостатки и достоинства игры актеров. Попросила обратить внимание на то, что в постановке чрезмерно много психологизма, который не уместен в работе с произведениями Ионеско.
“Если есть психологическая обоснованность, подоплека, то нет парадокса”, - сказала Ирина Григорьевна.
Похвалила оригинальное оформление сцены (актеры играли в настоящем бассейне). Как профессиональный переводчик франкоязычных текстов, указала на недостатки перевода и не совсем подходящие в спектакле слова. И не очень, на ее взгляд, логичное окончание:
«Кульминацию вы сыграли раньше, чем закончился спектакль. Все-таки непонятно, куда они уходят. Это не найдено. Там у Ионеско очевидно, что они бросаются в воду, а здесь как бы бросаться некуда, они и так в воде, что-то придумать должен был режиссер, а так не понятно. Просто уходят в зал, но из этого же зала пришел оратор, значит, в этом зале ничего страшного нет. Это не могила, это просто зал, поэтому финал для меня не состоялся. Оратор не работает на этот финал, а в финале должно защемить сердце, что люди так надеялись, и поэтому они покончили с собой. Они надеялись, что он скажет, а он не может сказать. В некоторых моментах я получила очень большое удовольствие. Потому что у вас было очень много хороших моментов игры. Спектакль придуман, придумано пространство, что не так просто. Я думаю, что вы смогли бы держать внимание, что публика сможет продолжать ходить на спектакль, если вы не будете «рассиживаться» на эмоциях.
Туманова Нина Константиновна (исполнительница главной роли):
- Спасибо за подсказки. Будем работать. Но вот проблема, что 4,5 месяца мы не играли эту постановку.
- Это ужасно, - сказала Мягкова, - этот спектакль нельзя играть редко. Это физически невозможно. Я просто поражаюсь, как в этих условиях вы его держите. Это хороший серьезный спектакль, его нужно играть, и то, что публика не понимает - и хрен с ней. Это актерам надо, понимаете? Нельзя все время делать ставку на коммерческий театр. Я знаю, что Анатолий Борисович - не коммерческий режиссер, буду надеяться, что с его приходом будет больше таких постановок. Можно сыграть что-нибудь на кассу, но в этом театре такие спектакли как “Стулья” должны быть.
Вадим Михайлович Бройко (главный художник театра):
- Вот я сейчас подошел к студенткам, молодым девушкам. Поинтересовался о чем спектакль, они мне сказали, что они ничего не поняли, и я понял, что жизнь двух пожилых людей они просто не поймут.
-Так эта пьеса не только про это, - говорит Мягкова.
- Но они вообще ничего не поняли!
- Один раз не поняли, второй раз не поняли. Когда-нибудь поймут. Почему в других странах все понимают? Они приучены к такому театру. Наш зритель такого театра не знает и не видел. И если вы будете играть только то, к чему зритель приучен, - это конец. Надо рисковать. Есть зрители, которые ходят на коммерческие спектакли, но есть и другие люди в вашем городе. Не становиться же на голову. Пусть и юные смотрят. Три-четыре таких постановки должны быть. Сегодня у вас в городе "Три сестры", а завтра будет больше. Надо ставить серьезные спектакли. Тогда публика постепенно привыкнет. Это не мгновенная акция, это долгая работа. Это должна быть программа театра, потому что уже сегодня публика как человек, который смеется и не может вернуть рот обратно в нормальное положение. Гуинплены все. Уже осточертела эта бесконечная комедия. Люди хотят серьезного театра. Я хожу постоянно в "Театр.doc’’, к которому многие взрослые, серьезные критики относятся с пренебрежением. И там я вижу потрясающую публику, молодые ребята. И какая адекватная реакция на все! Потому что они там играют такие спектакли каждый день. И они знают, куда идут. Другая публика туда не придет, а придет та, которой это нужно. Там крохотный подвал, но когда приходишь туда, чувствуешь взаимопонимание зала и зрителя. Там есть замечательная пьеса “Жизнь удалась”. Ее ругали, переругали, весь диалог там матерный. Но вы выйдете к любой средней школе, и вы услышите, что школьники говорят на другом языке. И он написал пьесу на том языке, на котором в жизни говорят его герои. Это потрясающая пьеса. Именно потому, что они не знают другого языка. Они хотят чувствовать и понимать, но у них нет других слов.
Вадим Михайлович Бройко:
- Ирина Григорьевна, вот мы смотрели в Омске на фестивале эту гадость – спектакль “Кислород”, который, к тому же получил «золотую маску». Это маты! Я бы не хотел, чтобы моя дочь слышала эту гадость.
- Так все говорят: «Моя дочь, моя дочь!» А ваша дочь это уже тысячу раз слышала и, наверняка, сама произносит. Да она все равно это слушает, и моя тоже слушает.
- Но зачем со сцены?
- Потому что это правда жизни. Потому что это люди, о которых пишет драматург. Они говорят на этом языке.
Анатолий Борисович Баскаков:
- Вполне возможно, что за этими матами или даже жестокостью в некоторой драматургии просто кроится другая человеческая жизнь. Я иногда читаю пьесу с такой жестокостью, а там тоска по человеческим отношениям, но сюжетно она кажется страшной, жестокой или даже матерной.
Вадим Михайлович Бройко:
- Ирина Григорьевна, вот эта невероятная гадость, которая сейчас происходит с современным театром, с телевидением. Что делать дальше? Кто-то должен из нашего поколения что-то сделать. Потому что это дальше смотреть невозможно. Что-то должно произойти.
- Невозможно, но нужно идти наперекор, а мы идем по течению. Я практически отошла от критики. Это не- нужная, бесполезная профессия. И ходить в театр сегодня - это головная боль. Я редко хожу в театр, потому что я заболеваю от плохих спектаклей. Многие люди уходят из театра, потому что невозможно существовать. Когда приходишь на очередное “дерьмо” в наш очередной театр, то видишь что эта публика другая. Нужно выбирать для кого делать. Я понимаю, что нужно зарабатывать и ставить коммерческие спектакли.
Петр Григорьевич Степанов (директор театра):
- Так нас ставят в эти рамки, мы должны зарабатывать умопомрачительные суммы!
- Да, я знаю эту ситуацию. Но вот как то же Алексей Бородин вышел из этого положения. Он играет очень серьезные пьесы. Стоппорд, “Алые паруса”, “Портрет” Гоголя. И у него каждый день аншлаг. Билеты проданы за несколько месяцев. Он работает и с труппой, и со зрителем, и он не позволит себе никогда поставить “го…но”. А большинство театров ставят. Знают, что г... но, но поставят. Это общий вопрос, до какой степени вы идете на компромисс? Он может быть абсолютным, и тогда все - конец. У вас большой город, и в этом большом городе, я уверена, что в ваш театр в прежних его ипостасях, скорее всего, не ходят те, которые пришли бы на “Стулья”, а их нужно привези, им нужно показать, что есть другой театр. Поэтому меня очень греет, что вы это здесь поставили. Но это нельзя играть раз в 4 месяца. Это преступление против актеров. Режиссер Юмов очень талантлив! Я его спектаклей раньше не видела. Но рука мастера чувствуется.Он, конечно, режиссер психологического театра русской традиции. Видно, что у него есть чувство стиля. Я рада, что посмотрела эти “Стулья”. И призываю вас эту сторону драматургии мирового театра культивировать! Не бросать!
Досуг
1933