Встает вопрос о национальном своеобразии архитектуры Бурятии, актуальном хотя бы потому, что и бывший президент республики Леонид Потапов, и нынешний – Вячеслав Наговицын не раз требовали от архитекторов выразить для столицы национальной республики эту особенность.
Этот вопрос не раз возникал для современной мировой архитектуры в разных странах: в Японии и Финляндии, Бразилии и Индии, в национальных республиках бывшего СССР. Ответ на этот вопрос, казалось бы, очевиден, поскольку заложен в самой сути архитектуры и признается по-настоящему профессиональными архитекторами. На основе глубокого изучения национальных традиций, без буквального воспроизведения внешних форм этих традиций, не пытаясь стилизовать их, создавать новую архитектуру, отвечающую современным функциональным и духовным требованиям общества, в том числе и требованиям учета природно-климатических условий, новой строительной техники и материалов. Такова радикальная позиция современной архитектуры. Другие пути тормозят развитие. В реальной жизни на протяжении 30 – 60-х годов XX века и ещё ранее во времена перехода от классицизма к современной архитектуре зодчие по-разному решали вопрос национальной принадлежности.
На первых порах часто было обращение к внешним формам традиционной архитектуры и буквальное воспроизведение их. Это направление обычно называют «историзмом», и оно характерно, например, для первого этапа современной архитектуры Японии. Японские павильоны на всемирных выставках 30-х годов, музей жертвам Хиросимы 1949 года – эти сооружения были одновременно и современными, и очень похожими на традиционные жилые дома.
Второй путь решения проблемы национального – это стилизация внешних традиционных форм по отдаленному сходству. Яркие примеры – сооружения к Олимпийским играм 1964 года в Токио, особенно «Национальный бассейн» с криволинейными очертаниями висячей крыши, как в буддийских и синтоистских храмах.
Третий способ – достичь результата «малой кровью» с помощью символических деталей, как бы цитат из традиционной архитектуры. Конечно же, здесь многое зависит от такта, вкуса проектировщиков. Пример в Улан-Удэ – торгово-гостиничный комплекс «Верхнеудинск» на ул. Бабушкина с его китайским павильончиком на углу крыши.
И последний, уже названный выше, радикальный путь – новая архитектура с возможными глубокими и отдаленными ассоциациями. Пример – архитектура Финляндии, кстати, сходной с Сибирью своими хвойными лесами, снежной зимой. И основа финской профессиональной школы – то, что архитектура – составная часть окружающей природной среды, что в архитектуре должны одновременно присутствовать и рационализм, и романтизм. Этим творчество А. Аалто, оказавшего большое влияние на современников в 30-е годы XX века, отличалось от строгого функционализма остальной Европы. Для Аалто характерно использование природных материалов – дерева и кирпича. Он изобрел и широко применил в своих компактных домах фонари верхнего освещения. Его асимметричные и сложные в плане здания вписаны в ландшафт Финляндии с его сосновыми лесами и озерами.
Необходимо отметить огромную роль отдельных выдающихся мастеров в становлении так называемых «региональных архитектурных школ». Но, говоря об известных мастерах в других странах, можно с полным правом назвать в этом ряду иркутского архитектора В. Павлова. Начав творческий путь в 1964 году, он на протяжении 25 лет строил свои на первых порах необычные и спорные для тогдашнего Иркутска сооружения из монолитного бетона. За ним старались следовать еще молодые тогда архитекторы. Так, на наш взгляд, сформировалась неординарная на фоне других российских городов архитектура современного Иркутска.
Отлучение России от остального мира во времена сталинского культа личности в 30 – 50-е годы XX века привело к поиску национального своеобразия в рамках советского псевдоклассицизма. Как считал Л.К. Минерт, во многом создавший в те времена архитектурный облик г. Улан-Удэ, задача состояла в том, чтобы собрать арсенал «архитектурных средств» для национальной архитектуры. Для этого он скрупулезно изучал архитектуру бурятских дацанов, сохранившихся и по фотографиям в архивах. Здания Минерта и его ученика и соавтора А.Р. Вампилова: Дом радио, «Забайкаллес», геологоуправление, филармония и другие – вместе с театром оперы и балета архитектора А.Н. Федорова сформировали застройку центра г. Улан-Удэ и, несомненно, создали своеобразный облик его. Эти сооружения обладают архитектурной ценностью и входят в список памятников с их охранными зонами. Тем ответственнее строительство в этих зонах города.
На театральной площади, где образовали единый ансамбль здания с явной окраской в «национальные цвета» теми «средствами из арсенала», о которых писал Минерт, строятся два здания. Впишутся ли они в этот ансамбль?
О строительстве учебного корпуса БГУ рядом со зданием «Забайкаллеса» речь шла в начале 90-х годов, и было начато его проектирование. Рекомендацией для этого проекта, игравшего активную роль в те времена Градостроительного совета города, было органично вписать новое здание в ансамбль «Дом радио – «Забайкаллес». Это можно было сделать двумя способами: или повторить архитектурные формы здания Минерта, или построить здание, являющееся «нейтральным фоном» по отношению к ним. То, что по существу уже построено, не только не следует рекомендации, но и просто «кричит» о своем неуместном соседстве.
Пристрой к Национальной библиотеке, к счастью, напротив, не «кричит» о своей оригинальности. Это спокойная функциональная архитектура с двумя «цитатами» из «национального арсенала» на крыше: загнутыми карнизами и символичным орнаментальным знаком на углу.
Итак, для нашего города есть четыре пути создания «национального своеобразия». В основном наши архитекторы следуют, скорее всего, не задумываясь об этом самом «своеобразии», по пути «свободного творчества», часто просто копируя приемы или постмодернизма с его историческими цитатами из классицизма, или хай-тека с его обилием стекла и алюкобонда (отделочного материала «под металл»). Лишь два здания, одно из них – Peoples park, приближаются к образцам подлинного хай-тека, требующего больших финансовых вложений и смелости как от проектировщиков, так и от заказчиков, ведь здесь на первом плане чаще яркий образ, выразительность, а уж потом такие приземленные понятия, как назначение, целесообразность, не говоря об экономичности. Второй пример, - физкультурно-спортивный комплекс, возникший на месте старого стадиона.
Любой из этих четырех путей, наполненных мастерством, вкусом, творческим отношением, а не копированием из Интернета, может привести к своеобразию. Образцы – перед глазами. Это и театр оперы и балета, и Peoples park, и ФСК.
Как оценить «национальные» средства в облике реконструированного драматического театра им. Х. Намсараева? В данном случае проектировщики были вынуждены пойти на столь «экстравагантные» меры по изменению космополитного облика «а ля Корбюзье 60-х годов». Это первый, по нашему определению, путь к «своеобразию» – воспроизвести внешние формы традиционной архитектуры. Это не основной путь и требует достаточного мастерства и вкуса, что, на наш взгляд, проявлено в данном случае.
Владимир Бельгаев, почетный архитектор России
Фото из архива
