Совместный проект газеты «Информ Полис» и Администрации г. Улан-Удэ Не верите в судьбу? Но некоторым историям нет другого объяснения
Это было в 1971 году. Ей было уже за тридцать. Он был намного старше ее. У каждого из них за плечами уже был опыт семейной жизни. И вдруг – служебный роман. Они четыре года знали друг друга, прежде чем однажды решились переступить черту. Казалось, взрослые люди, а справиться с волнением не получалось. Пройдя в номер гостиницы «Баргузин», они, наконец, обнялись. И, гладя ее по голове, как девочку, он спросил тихо:
- Что ж ты, Натуся, дрожишь так, гнездышко мое?
И сердце ее вздрогнуло. В волнении она смотрела на него.
- Разве ты меня не узнала? – спросил он, прижимая ее к себе еще крепче.
- А я тебя сразу узнал по глазам и по голосу, - спустя четыре года с момента их первой встречи на телестудии в Улан-Удэ.
Ей казалось, она упадет без чувств. Но… расскажем историю по порядку.
Немецкие лагеря
Она знает, что родилась в Харькове. В 1937 году никто и предположить не мог, как далеко судьба забросит это дитя. Ее детские воспоминания хранят моменты суровой действительности военных лет. Ее вместе с мамой и толпой людей везут в товарном вагоне куда-то далеко от дома. И люди плачут и толкаются. И щели в полу вагона заменяют им туалет.
Их увезли в концентрационный лагерь. Какой? Она не знает. Помнит только, что с мамой ее не разлучили.
- Наверное, лагерь был небольшой, потому что в больших лагерях детей разлучали с родителями, - вспоминает сейчас Наталья Дмитриевна Давыдова.
Однажды, заигравшись, она потеряла свой маленький чемодан с вещами. Кто-то вернул им не тот. Она до сих пор помнит слова, сказанные ей мамой:
- Молчи, Натуся, иначе нас расстреляют…
И осознание того, что прямо сейчас над ними может свершиться насилие, давило ее.
Ей было лет шесть, когда они с матерью оказались в маленьком городке Швильвин в Померании. Они жили на мельнице. Мама с утра до ночи работала, запирая ее в крошечной коморке, куда едва попадал солнечный свет. Это был их способ выжить – не мелькать, не путаться под ногами у мельника, что ходил по двору в штанах, отделанных кожей как раз на причинных местах. Этот немец был груб и часто ругал маму. Натуся порой целыми днями сидела взаперти, прислушиваясь к шороху крыс, что сновали тут и там, внушая ей ужас. А вечером приходила мама. Уставшая, она снимала белый фартук и воротничок, ставила перед Натусей тарелку с едой и говорила, гладя ее по голове: «Гнездышко ты мое, ненаглядное»
Прошло много лет, и на вопрос о том, тяжело ли вспоминать эти годы, Наталья Дмитриевна задумчиво отвечает:
- Что вы… Это время вспоминается мне светло. Потому что тогда со мной рядом была моя мама…
Зеркала бьются к несчастью
«Русиш швайн!» - дразнили ее две маленькие немецкие девочки Эрика и Дорика. Они бегали вокруг, когда мама купала ее в речушке у мельницы.
- Я помню жгучее чувство стыда и запах дегтярного мыла… Но дети все-таки склонны сближаться. И постепенно Эрика и Дорика стали моими подружками, - вспоминает Наталья Дмитриевна.
Однажды мама забыла запереть ее. В суматохе Натуся выбралась на улицу и наблюдала, как под грохот канонады на подводу грузили хозяйский трельяж.
- Теперь я понимаю, какой это был абсурд – спасать вещи, когда надо было спасаться самим, - говорит Наталья Дмитриевна.
Наступали советские войска, а хозяйская дочь все не хотела расстаться с трельяжем. Раздался грохот. Перепуганные лошади рванули… Она как сейчас помнит брызги стекла и дорогу, усыпанную осколками зеркала.
- Я бежала по осколкам, когда меня схватила мама. Я никогда не видела ее такой – растрепанной, в смятении чувств. Она отхлестала меня фартуком за непослушание прямо на улице и, затащив на мельницу, бросила на мешки с зерном, - каким-то своим особенным голосом продолжает рассказчица.
Долго ли они сидели на мельнице – неизвестно. Все люди, находившиеся там, сжались от страха – такой грохот стоял вокруг. В момент, когда где-то рядом разорвался снаряд, вся вековая пыль старой мельницы посыпалась на них сверху.
- Только спустя много лет я поняла, что в тот момент получила контузию, - продолжает Наталья Дмитриевна.
Солдат с раскосыми глазами
Она помнит, как в распахнутую дверь ворвались советские солдаты. Помнит, что бежала через двор, ведя Эрику и Дорику в свою каморку, когда увидела – прямо во дворе, раскинув ноги, лежал тот самый мельник. Он был мертв. Неподалеку лежали его жена и взрослая дочь. Похоже, зеркала, правда, бьются к несчастью. Во всяком случае, для хозяев.
- Судя по всему, все были мертвы. Но, знаете, у меня не было жалости. Я даже не помню никаких ощущений по этому поводу, - словно удивляясь своим воспоминаниям, рассказывает седовласая дама.
Тогда она хотела спрятать подружек. Но вскоре в каморку зашел какой-то солдат. Он тихо сидел в их каморке всю ночь, глядя на них такими странными, раскосыми, не виданными дотоле глазами. А мама гладила ее по голове и шептала: «Гнездышко мое ненаглядное».
А она не слышала - контузило.
Пути неисповедимы
После войны мамы не стало. Натуся шла по улицам Батуми, держа за руку отчима. Вспоминая о нем, она не жалуется. Нет, он не любил ее. Но не бросил. И этим избавил ее от жизни послевоенных беспризорников. Прежде чем судьба занесла их далеко – в город со странным названием Улан-Удэ. Город, в котором ей суждено было прожить свою жизнь. И вы даже представить себе не можете, насколько это была судьба.
Натали
Своего первого мужа Николая Кузьмича Зеленина она встретила при необычных обстоятельствах. Принесла собаку на случку, а попала на поминки. Хозяин отмечал сороковой день со смерти жены. Знаменитый верхнеудинский купец Голдобин, принимавший когда-то самого Николая II доводился ему тестем.
- Меня больше всего поразило то, что вдовец был весел. Он шутил, одаривал присутствующих женщин комплиментами, - вспоминает Наталья Дмитриевна.
…Собак свели, появившиеся щенята были розданы в благодарные руки… Но раз, гуляя с отчимом по центральному рынку, они вновь встретили Зеленина. Отчим благодарил его за щенков, а Николай Кузьмич тем временем внимательно рассматривал падчерицу.
- Чем он меня взял? Он был намного старше и умел говорить женщинам комплименты. Он называл меня Натали и требовал от меня соответствия, - снова задумчиво вспоминает она.
Он был намного старше ее. Казалось, он знал о жизни все.
«Как? Вы этого не знаете?» - говорил он частенько и отправлялся спать в свою комнату. А она при свете настольной лампы садилась читать его настольную книгу – энциклопедию, чтобы хоть чуточку приблизиться к нему. Толстые фолианты книг бережно хранились в их доме. Документы и письма купцов Голдобиных долгие годы хранились в запертом сундуке. Однажды, спустя много лет, она в трудовом экстазе перебрала содержимое сундука.
- Я многое могла рассказать об этой семье, но, похоже, сейчас это мало кого интересует, - говорит Наталья Дмитриевна.
Уйти в никуда
Они прожили вместе 17 «очень неплохих» лет. Родили дочь, к которой отец всю жизнь не проявлял особого интереса.
- Николай Кузьмич интересовался только своей работой. Бывают такие люди, очень преданные своему делу. Но самое главное, что все в жизни у него уже было, - в раздумьях заключает Наталья Дмитриевна.
А у нее в жизни еще было не все. И жить ей хотелось по-настоящему – чувствуя любовь. Потому, когда дочь выросла и поехала поступать в институт, Наталья Дмитриевна ушла от своего мужа. Ушла в никуда. Но и спустя время ей непросто оценить свой поступок. Быть может, стоило ради долга терпеть? Она косится на стопку старых фотографий.
- Вы смотрите, а я не буду, а то, вы знаете, опять погружусь в воспоминания… И две недели буду в них находиться, - говорит она.
Вспомнить все
В момент, когда они пришли в «Баргузин», Олег Николаевич уже выдал замуж трех своих дочерей. Он тоже хотел быть любимым, решив начать новую жизнь. И глядя на Наталью Дмитриевну, он четыре года не решался спросить ее, помнит ли она его. Тогда в том городке в Померании он всю ночь сидел в крошечной комнатушке на старой мельнице. В тот день их батальон разместился на только что взятой территории. Во дворе стоял танк. А он сидел в углу неуютной каморки, наблюдая, как девчушка лет шести с удивлением рассматривает его из противоположного угла. Никогда прежде она не видела таких людей – с узкими темно-карими глазами, с необычной формой лица… Ей все хотелось спросить этого странного солдата о той стране, в которой живут такие странные, необычные люди.
- Ложись спать, гнездышко мое, - сказала мать, гладя дочку по голове.
Та послушно легла и смотрела на него, разведчика из Бурят-Монголии, до тех пор, пока сон не прикрыл ее глазки. Такие необычные глазки… Он и не думал, что однажды узнает ее по ним.
Эта история произошла с нею и до сих пор кажется ей нереальной. Она даже думала, а не совпадение ли это. Лишь спустя несколько лет после смерти своего второго мужа, она нашла документы, свидетельствовавшие о том, что муж ее был разведчиком КГБ. Об этом он ей так и не сказал. В длинном списке пунктов, где проходил службу ее муж, она нашла и тот городишко в Померании. Там она была с мамой. И свет материнской любви затмил горести военного детства. Он был настолько ярок, что для того, чтобы снова ощутить его, она летала туда в 1966 году. Под сердцем у нее уже была дочь. Гладя свой округлившийся живот, она пыталась узнать те места. Но только голос матери остался неизменным в ее памяти.
«Гнездышко ты мое ненаглядное» - так и звучит сквозь года.
