Бог войны

В Улан-Баторе перевели на монгольский язык книгу журналиста, бывшего секретарем при знаменитом бароне Унгерне. В этой книге образ ужасного «бога войны», как называли Унгерна монголы, немного отличается от привычного нам из советских фильмов и книг

В истории гражданской войны в Бурятии казачий офицер барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг – самая загадочная фигура. Что только о нем не рассказывали и не писали. Но даже недруги признавали, что сплотить в одну армию людей более десяти национальностей и успешно воевать в чужой стране,  было под силу только ему.



Дуэлянт, каратель и герой

Официальные сведения гласят о том, что Роберт-Николай-Максимилиан Унгерн фон Штернберг родился в Австрии в 1885 году. По окончании Павловского пехотного училища служил хорунжим в Забайкальском казачьем войске. Первый боевой опыт получил в трех карательных экспедициях по подавлению бунтов в Якутии. Неоднократно дрался на дуэлях. Когда в Китае вспыхивает революция и монголы борются за независимость, Унгерн подает прошение о разрешении поступить добровольцем в монгольские войска. Интерес к Востоку объяснял тем, что является потомком гуннов Аттилы. Якобы это увековечено в самом родовом имени Унгернов. Барон мечтал о рождении нового Аттилы, который соберет азиатские полчища и вновь, подобно божьему бичу, вразумит и просветлит растленную Европу. Более того, Унгерн виртуозно владел бурятской плетью (ташууром). По ряду свидетельств,  он не раз убивал им в бою вражеских солдат.

В Первой мировой войне Унгерн командует Нерчинским казачьим полком. Его командир – будущий лидер Белого движения барон Врангель, сослуживец – будущий атаман Семенов. Четыре раза раненный в течение одного года Унгерн получает орден Св. Георгия, Георгиевское оружие и уже ко второму году войны его представляют к чину есаула (полковника).

- Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но и сплошь и рядом грешит в плане внешней дисциплины и воинского воспитания. Это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида. Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитанным в условиях культурного достатка, производит впечатление человека, совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик, – писал об Унгерне Врангель.

В начале 1917 года барона делегируют в Петроград на слет Георгиевских кавалеров, где в пьяном виде он избивает комендантского адъютанта. От тюрьмы фон Штернберга спасла Февральская революция.

Летом этого же года Унгерн и его сослуживец атаман Семенов поехали в Сибирь в качестве эмиссаров Керенского, чтобы укрепить среди казаков доверие к Временному правительству. Обратно вернуться ни Семенову, ни Унгерну уже не удалось. Последний сколачивает свою легендарную Азиатскую конную дивизию, основу которой составляли монгольские и бурятские всадники. Почти три года Унгерн борется с партизанами за Байкалом.

Чтобы содержать дивизию, облагали данью проходившие мимо поезда. Реквизированные товары отправлялись в Харбин, где продавались через торговых агентов. На вырученные средства закупались продукты, снаряжение, обувь.



Свои монеты

Известно, что каждая новая власть печатает свои деньги. Унгерн тоже ввёл в своём майорате монеты из вольфрама с местных рудников, когда узнал, что в Чите собираются печатать бумажные деньги. Он выписал японскую чеканную машину, собственноручно нарисовал эмблематику.

«Начальник партизанского отряда генерал-майор Унгерн, в последнее время не соглашаясь с политикой Главнокомандующего атамана Семенова, самовольно ушел с отрядом к границам Монголии, в район юго-западнее г. Акши, посему исключить генерал-майора Унгерна и его отряд из состава вверенной мне армии», – гласит приказ командующего Дальне-Восточной Русской армией.

Позже на допросе Унгерн объяснит самовольство: «Семенов не давал мне деньги, а раз не давал, то и не мог командовать».

Осенью 1920 года дивизия барона стояла возле столицы Монголии с целью освободить страну от Китая. Первые два штурма закончились ничем. Как вспоминали его сослуживцы, тогда, в одну из ночей, Унгерн один, без охраны, даже не сменив халата с генеральскими погонами, въехал в город. Не спеша путешествовал он по улицам, и никто не думал бить тревогу... Наткнувшись на спящего часового, барон побил его палкой, напомнив, что на посту спать нехорошо. Солдат, увидев перед собой ужасного вражеского полководца, утратил всякую способность говорить и двигаться...

Похищение бога

Такой отчаянный человек решился похитить правителя страны Богдо-гэгэна, которого  почитали как «живого бога». Китайский гарнизон держал его в домашнем плену.  Дерзкий замысел осуществил бурят, о котором  в воспоминаниях очевидцев осталась только фамилия Тубанов. «Все в нем носило характер преступности и решительности, наглости и отваги» — так описал его ургинец Першин.

Тубанов, действительно, виртуозно провернул дело. Жившие в Урге тибетцы, переодевшись ламами, но с карабинами под одеждой, проникли во дворец и бесшумно обезоружили китайский караул. Богдо-гэгэна и его жену тибетцы, выстроившись в живую цепочку, с поразительной быстротой передавали из рук в руки, пока те не оказались вне досягаемости китайской стражи. После чего можно было спокойно начинать решающий штурм.

Пир победителей

«По его приказу наладили автобусное движение между отдельными районами города; навели мосты через Толу и Орхон; начали издавать газету; открыли ветеринарную лечебницу и больницу; возобновили работу школ. Барон оказывал всяческую поддержку торговле, безжалостно вешая русских и монгольских солдат, замешанных в грабеже китайских магазинов», – писал польский журналист Фердинанд Оссендовский, навестивший Унгерна в его столице.

На коронации Богдо-гэгэна Унгерн получил от восстановленного монарха титул «Возродивший государство великий батор, командующий». Вскоре он оправдал новое звание, успешно сразившись с десятитысячным корпусом китайского генерала.

Интересно, что дефицит патронов был восполнен благодаря инженеру Лисовскому, освоившему способ лить пули из стекла. Летели они недалеко, но прошибали насквозь. Барон, водивший своих ополченцев в атаку, даже не был ранен. Хотя позже на седле, чересседельных сумах, сбруе, халате и сапогах Унгерна насчитали более семидесяти следов от пуль.

«Сейчас думать о восстановлении царей в Европе немыслимо из-за испорченности европейской науки и, вследствие этого, народов, обезумевших под идеями социализма. Пока возможно начать только восстановление Срединного царства и народов, соприкасающихся с ним, до Каспийского моря, и тогда только начать восстановление Российской монархии, если народ к тому времени образумится, а если нет, надо и его покорить. Лично мне ничего не надо. Я рад умереть за восстановление монархии, хотя бы не своего государства, а другого», – писал Унгерн в то время.

Облаченный в желтое

Благодарный властитель пожаловал генералу титул вана, а вместе с ним четыре высшие привилегии: право иметь желтые поводья на лошади, носить такого же цвета халат и сапоги, ездить в зеленом паланкине и прикалывать к фуражке трехочковое павлинье перо. Пятую привилегию «облаченный в желтое, направляющий свой путь желтым», как назвал Унгерна Богдо-гэгэн, присвоил себе сам: забирать в казну своей Азиатской дивизии все отбитое у китайцев золото, поскольку это был желтый металл. В числе других трофеев туда попала и метровая статуя Будды из чистого золота.

Судя по всему, Унгерн долго не мог сидеть без войны. Планы его поражают – поднять казачьи станицы, провести мобилизацию в бурятских улусах, выгнать красных из Верхнеудинска, дойти до Читы и договориться с японцами. Затем повернуть коней на юг, разгромить китайцев, занять тибетские монастыри и договориться с англичанами. После этого барон намеревался на месте развалин Каракорума, древней столицы монголов, воздвигнуть столицу своей будущей империи. Действительно, сначала ему сопутствовал успех. Унгерна с почетом и поклонением называли Цаган-бурханом, «богом войны» и считали воплощением Махакалы - идама, ламаистского божества, жестоко карающего врагов «желтой веры». Части барона Унгерна, находившиеся в районе Троицкосавска (ныне – Кяхты) и Алтан-Булака, насчитывали (по советским источникам) 3500 сабель, 7 орудий и 40 пулеметов.

Под Кяхтой Унгерн вступил в бой с двумя полками Красной Сретенской кавалерийской бригады. Попав в ловушку и оказавшись под сильным артиллерийским огнем, войско Унгерна понесло потери. Однако смельчак вырвался из красного кольца с 500 (по советским источникам) или с 1500 (по И.И. Серебренникову) бойцами, потеряв почти весь свой обоз. Кстати, в этом бою чуть было не прервалась карьера будущего советского маршала и военного министра Польской Народной Республики К.К. Рокоссовского, тяжело раненного «баронцами».

31 июля Унгерн дошел до Гусиного озера. Но против барона бросили  регулярные части Народно-революционной армии Дальневосточной республики. И после ночного боя он ушел обратно в Монголию.

Казна барона

До сих пор ходят легенды о золотой казне Унгерна. Одна из них гласит: Унгерну вспомнилась слышанная от монголов назидательная легенда. Когда Бог сотворил мир, он сначала сделал человека с душой черной, как ворон. Потом подумал, что это нехорошо: с такой душой человек пойдет прямо в ад. Сломал его, сделал другого с душой белой, как лебедь. Подумал, подумал – опять нехорошо. Как такой человек будет резать барашков? С голоду умрет. Опять сломал, третьего сделал. Дал ему душу пеструю, как сорока. От него все люди пошли. У одних много черных перьев, у других – белых. У его казаков оперение было слишком черным, чтобы доверить им золото. У монгольских чахаров – слишком белым. Остаются буряты. Унгерн вызвал к себе подъесаула Ергонова, бурята, командовавшего эскадроном личного конвоя, и долго инструктировал. Поставленная генералом задача была очень трудной, если вообще выполнимой.

Предстояло доставить в Хайлар, а оттуда поездом в Харбин 24 ящика, в каждом из которых было три с половиной пуда золотых монет, а также обитый железом семипудовый сундук самого барона. В случае явной опасности захвата дивизионной казны красными ее следовало надежно укрыть. Для этого Унгерн указал на карте несколько подходящих мест на пути следования. Ночью, взяв с собой 16 верных солдат-бурят, Ергонов незаметно покинул лагерь. Позднее нашлись свидетели, видевшие в одном из бурятских улусов маленький отряд конников, сопровождавших тяжело нагруженные арбы. Грязные, усталые, некоторые с окровавленными повязками, они не останавливались там на дневку, а лишь насильно взяли 38 свежих лошадей и проследовали дальше на запад.



Версии плена

11 ноября 1918 года в письме П.П. Малиновскому Р.Ф. Унгерн интересовался подготовкой мирной конференции в Филадельфии и находил нужным послать туда представителей от Тибета и Бурятии.

«В случае успеха Унгерна высшие монгольские круги, изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство автономной Монголии под фактическим протекторатом Японии. Мы будем поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы, открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезывающей нас от всего Востока», – писали власти ДВР в 1921 году Ленину.  

У такой легендарной личности не могло не быть несколько версий плена. По самой  достоверной, в августе 1921 года офицеры Азиатской дивизии подняли мятеж. Барона связали и оставили в палатке подчинённые в обмен на беспрепятственный выход из окружения. Романа Фёдоровича привезли в Новосибирск, где устроили показательное судилище. Барону оставили собственноручно сконструированную шинель с необычным круглым, «монгольским» воротником и уцелевший Георгиевский крест.

В ночь перед вынесением приговора Унгерн фон Штернберг зубами разломал наградной знак, чтобы тот не достался врагу, и проглотил осколки.

«…устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять», – передал 26 августа 1921 года Ленин по телефону Политбюро свое заключение по делу барона.

15 сентября 1921 года, председатель Сибирской ЧК Иван Павлуновский собственноручно выстрелом в затылок прикончил Унгерна.

Спустя несколько десятилетий, когда первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв узнал, что правительство ФРГ собирается отрядить в СССР нового посла по фамилии Унгерн, ответ его был категоричен: «Нет! Был у нас один Унгерн, и хватит».

Журнал «ИП.Итоги – Династии-2»

Автор: Андрей Ян