Однако все меняется, и Монголия уже не та страна, которой была два десятилетия назад, ее нужно изучать, считает доктор политических наук Алексей Михалев. С ним мы и поговорили о том, что сегодня представляет собой государство, территориально разделяющее Россию и Китай
Китайский след криминала
- Алексей, открытие безвизового режима с Монголией ожидается с 16 ноября. Хотелось бы к этой дате понять, что мы знаем, а чего, быть может, не знаем о своем соседе, каковы перспективы сотрудничества и возможно ли оно в принципе.
- Традиционно сложилось, что историю, культуру и язык Монголии мы знаем блестяще. Для этого у нас есть профильный научный институт. Что касается современной политики, экономики Монголии, я уже молчу об обществе, то с этим возникают большие пробелы. При этом мы сталкиваемся с очень серьезными вызовами. Например, сейчас многие корпорации готовы оплачивать аналитику, связанную с Монголией. Однако подобные заказы мы не всегда можем выполнить.
Заметьте, у нас нет работ по состоянию финансовых рынков и банковской сферы Монголии, в этом плане западные коллеги нас уже давно опередили и работают достаточно хорошо и качественно. В стране, например, представлены банки чуть ли ни со всего мира. Банковский сегмент Монголии серьезно отличается от российского и представляет собой очень интересное явление. Я уже молчу о том, что значит для бизнеса кредитоваться в Монголии.
Или что такое на местном уровне власть в ряде худонов? Подобную аналитику делал только Всемирный банк, и он сделал свои выводы, которые были в его интересах, допустим, о децентрализации власти, о развитии демократических институтов и одновременно о криминализации села.
С политической точки зрения также есть большой пробел: мы ничего не знаем о группах влияния, по какому принципу они организованы, как тому же бизнесу продвигать свои интересы в Улан-Баторе. Как организованы группы влияния - по клановому принципу или по какому-либо другому? Если мы допускаем, что по клановому, тогда что это за кланы? Как они организованы? Какие группы окружают президента Цахиагийн Элбэгдоржа и кто влияет на Великий государственный Хурал? Какие корпорации финансируют партии?
Возьмем, к примеру, инвестиции горнодобывающих проектов, Хурал может с легкостью пересмотреть, казалось бы, надолго принятое решение и «внезапно» отменить его. Если такое происходит, возможно, есть факторы лоббизма. Чтобы говорить о подобном более предметно, необходимы исследования. Но таких исследований пока нет, при этом спрос на них существует.
Еще один момент: мы ничего не знаем о криминальном мире. Исследований вообще нет. Если по криминальным субкультурам России много написано, о криминальном сегменте Монголии мы ничего не знаем. А там кто только не представлен, начиная с китайских интересов, которые тоже не всегда легальны, заканчивая собственными доморощенными. Также мало известно об экспансии монгольского криминала в Китай, в том числе в такие крупные города, как Гонконг. Об этом никто не писал и это никто не исследовал, даже в самой Монголии.
- Что может дать российскому бизнесу столь детальное изучение политической жизни и экономики Монголии?
- Для бизнеса необходимы мобильность и краткость. Были бы удобны справочники и инструкции по бизнесу, например, начинаешь инвестиционный проект, взял, посмотрел данные, дал своим аналитикам, они что-то разработали, включили, и проект запущен. Таких условий пока нет.
«Родовая травма» монголистики
- Почему так случилось, что мы, скажем, недооцениваем своего соседа и не стараемся понять те процессы, которые происходят внутри страны?
- Традиционно еще в СССР к монголистике в среде востоковедов был низкий интерес, люди старались поступать на китайские, арабские отделения. В Монголии можно было работать, не зная языка. Так или иначе у каждого есть знакомый, который побывал и работал в Монголии в советский период. Отношение к Монголии было не самое лучшее, она рассматривалась как 16-я республика, и эта «родовая травма» монголистики сохранилась до сих пор. Чем дальше мы уходим от демократической революции 1989 года, тем больше формируется объем того незнания об этой стране, которая начинает влиять на многие сферы: взаимоотношения, экономику, политику.
Монголия – наш экономический партнер, многие связи давно существуют, там присутствуют РЖД, комбинат «Эрдэнэт», до сих пор действуют связи со времен советско-монгольских отношений. Однако каково будущее этих корпораций? Какова внешняя среда и какие существуют для них вызовы и угрозы?
Президента РЖД Владимира Якунина знают в Монголии очень хорошо / Фото А. Гармаева
Глава "Роснефти" Игорь Сечин побывал в Монголии этой осенью в составе российской делегации / Фото А. Гармаева
Сосед нам интересен также со стороны туризма. Монголия предоставляет кумысные курорты, охоту в пустыне Гоби, есть еще такая сфера отдыха, как «городской отдых», ночные клубы Монголии совершенно другие. Там другой общепит, на уровень выше, чем у нас. Люди смогут поехать на выходные в Улан-Батор, взяв небольшую сумму денег, и хорошо отдохнуть. У нас же отдых значительно дороже и к тому же нет нормальной инфраструктуры.
- На ваш взгляд, какие важные для нас процессы еще происходят в Монголии?
- Монголия сейчас добывает практически весь спектр природных ресурсов, начиная с урана и заканчивая углем. Строятся нефтеперерабатывающие заводы, и перспективы для сотрудничества очень интересные. Недавно один из коллег-прикладников пожаловался, что до сих пор нет ни одной статьи о том, что такое добыча углеводородов в Монголии и как это может повлиять на наше сотрудничество. Задумайтесь, что произойдет, если в Монголии бензин станет дешевле, а если не станет, то почему? Ответов на эти вопросы пока нет.
Сегодня формируется рынок аналитических центров, занимающихся Азией, который практически не занят. В перспективе нам придется конкурировать с американским Гарвардом, Стэнфордом и Принстоном, а также с британским Кембриджем.
- А насколько Россия интересна самой Монголии как партнер?
- Наверное, интерес Монголии к России не такой большой, как к Японии, Южной Корее и Китаю. Это связано с работой, карьерой, там молодые люди получают образование, открывающее дверь в новый социальный лифт, чего в России получить невозможно. Сравните, или вы оканчиваете университет в Токио, Европе, или в России.
«На фоне новых монголов мы сами выглядим «монголами»
- Какие попытки сотрудничества в бизнесе уже предпринимались?
- В 2008 году президент Намбарын Энхбаяр открыл «шлюз российского присутствия», например, в горнодобывающей сфере и в области строительства железных дорог. Но корпорации столкнулись с тем, что мы не знаем страну, плохо взвешиваем решения, в итоге многие из них быстро ушли с ее рынка.
- Некоторые предприниматели жалуются, что им тяжело работать с монголами. Что вы думаете по этому поводу?
- Почему-то у всех все получается, Китай, Япония успешно сотрудничают с Монголией, возможно, это проблема отношения с Россией. Мы ищем проблемы и придумываем их в сфере ментальности. Извините, автобус в Монголии выходит вовремя, а у нас, если едешь в район, на автовокзале в любом случае придется ждать. Иногда кажется, что мы свои комплексы любим перекладывать на соседа. Порой мы четко не можем обозначить какую-то позицию, поэтому соглашение с нами не воспринимают как серьезное. Мы много обещаем, но мало делаем.
К тому же российский бизнес часто приходит с русским языком и иногда даже разговор начинается с плохого английского. Тогда как наши соседи владеют двумя-тремя языками. Можем ли мы взаимодействовать с людьми нового поколения, достаточно образованными и очень интеллигентными? На фоне новых монголов мы сами выглядим «монголами».
- Насколько монгольское общество изменилось за последнее время, на ваш взгляд?
- Про общество отдельный разговор, потому что оно меняется, появляются новые статусы, брачные стратегии, иерархии, социальные группы, появилась иммиграция, монгольские диаспоры, по всему миру работают монгольские гастарбайтеры. Эмиграция – большая проблема для страны, тем более с таким низким уровнем населения, высокий уровень эмиграции для Монголии вообще вызов. Между тем разве нам это неинтересно, если мы отменяем визовый режим?
Скажем, опыт Улан-Батора в развитии инфраструктуры был бы очень полезен Улан-Удэ, хотя бы потому, что пробки в Улан-Баторе появились раньше, чем у нас. Как там решают эти проблемы, получается или нет, это тоже очень интересно.
- Почему мы не замечаем изменений на протяжении многих лет?
- Я думаю, потому что специалистов по Монголии немного, многие уезжают сразу с университетской скамьи, мы их еще здесь заметить не успели. Многие не видят возможности для карьеры в России, хотя у российского бизнеса появилось желание финансировать какие-то исследования в области Монголии. После того как была дана установка поворота на Восток, интерес будет только увеличиваться.
В сентябре 2014 года президент Монголии Цахиагийн Элбэгдорж тепло встретил российского лидера Владимира Путина / Фото А. Гармаева
Визит был богат на межгосударственные договоренности / Фото А. Гармаева
- Что необходимо делать, чтобы лучше понять «старого-нового» соседа?
- Открытие безвизовового режима в любом случае значимое событие. Начнутся договоры, соглашения, так или иначе мы начнем строить отношения более ответственно. Для начала необходимо делать упор на бизнес, и одним из главных вопросов стоит вопрос эффективности сотрудничества. Для этого нам нужны ученые соответствующего профиля: экономисты, политологи, специалисты в области социологии Северо-Восточной Азии. В частности, их можно готовить в БГУ, и для этого есть база.
Когда-нибудь в России появится молодежь, которая будет этим заниматься. И я допускаю, что они еще сидят за школьными партами. И когда они всеми этими вопросами займутся, откроют для себя совершенно новую страну, о которой мы ничего не знаем, и еще будут удивляться, почему так получилось.
