Флирт в кляре

Перспективный журналист

Собкор республиканской газеты был в районе фигурой самостоятельной и самодостаточной. Во-первых, он практически никому из местного начальства не подчинялся и был подотчетен только обкому и редакции. Во-вторых, собкор был свободен в выборе тем и мог свободно подвергать критике местных партийных и исполкомовских бонз, а те, в соответствии с правилами, продиктованными из ЦК КПСС, обязаны были на эту критику реагировать и исправлять недостатки.

Оружейникову в небывало короткие сроки выделили двухкомнатную квартиру, установили телефон и он принялся за дело. Надо сказать, что журналистом он оказался чрезвычайно въедливым и ехидным, и уже спустя полгода районное начальство со всей очевидностью осознало, что, помимо бесконечных битв за урожай, высокие надои, подъем паров и искусственное осеменение овец, оно заполучило еще одну головную боль. После первых же серегиных статей район забурлил. Познакомившись с местным обэхээсэсником (аббревиатура ОБХСС расшифровывается как отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности), он разоблачил местную , представители которой скупали в сельповских магазинах сливочное масло и сдавали его вновь на маслосырзавод с целью выполнения плана по производству ценного продукта. Директора пришлось снять с работы, исключить из партии и отдать под суд. Следующей жертвой собкора пал начальник райцентровского комхоза Потейников, выделявший квартиры без очереди нужным людям. Затем дело дошло до председателя сельпо, совхозного бригадира-орденоносца, вляпавшегося на краже комбикорма.

Новый собкор имел обыкновение появляться там, где его совершенно не ждали, обладал редкостным чутьем на разного рода беззакония и был совершенно нечувствителен к увещеваниям, обещаниям и намекам.

После серегиных публикаций первый секретарь райкома очень скоро получил выговор. Из Улан-Удэ он приехал сам не свой и сразу встретился со своими ближайшими соратниками - председателем райисполкома, секретарями райкома, заведующим общим отделом. Закрывшись в кабинете, долго советовались, как быть с собкором. Слишком уж буквально он понимал свои обязанности. Никого не щадил. За восемь с половиной месяцев в республиканской газете не появилось ни одной даже маленькой заметки, в которой бы жизнь района оценивалась с положительной стороны. Такого еще не бывало. С Оружейниковым пробовали договориться по-хорошему. С ним пытались . Приглашали на рыбалку и охоту. Но он оказался человеком совершенно равнодушным к молодецким забавам местного бомонда. В его честь в леспромхозовской столовой устроили банкет, втайне надеясь, что принципиальный собкор, как и многие его коллеги, окажется склонным хорошо посидеть . Но и тут ничего не выгорело.

Надо полагать, Оружейников рассчитывал, снискав себе славу принципиального собкора, перебраться в конце концов в Улан-Удэ. Ради этого он шел на всевозможные, порой даже казавшиеся самоубийственными, конфликты, предпочитал ни с кем не водить дружбы, не иметь даже товарищей, с которыми можно было поделиться. Вечно одинокий, гладко выбритый, он засиживался далеко за полночь в своей квартире, либо читая, либо работая над очередной статьей. Его редко видели в Доме культуры или в парке, он держал на дистанции даже своих коллег из районной газеты, ограничиваясь аккуратными, раз в месяц, посещениями партийных собраний.

Оружейникова недолюбливали и всерьез побаивались.

Районному начальству попросту не за что было зацепиться. Избавиться от педантичного, замкнутого, немногословного собкора казалось попросту невозможно.

Роман без хэппи-энда

Но спустя пару месяцев все решил случай. И главную роль здесь сыграли весна, любовь и непредвиденное стечение обстоятельств. Жена Оружейникова наотрез отказалась ехать в дальний райцентр, предпочтя городские удобства Тамбова прелестям жизни в условиях , как писал ей в письмах Сергей. И, разумеется, он соскучился по женской ласке. Короче, 1 мая неподкупный собкор решил немного расслабиться. Махнув рукой на супружескую верность, он пригласил симпатичную продавщицу Люсю прогуляться в сосновом парке, граничащем забором с райцентровской пекарней. Люся на прогулку согласилась и ближе к вечеру, когда рабочий день в магазине в связи с праздником был завершен на три часа раньше, они уединились в беседке, где распили бутылку грузинского вина , закусывая сыром и шоколадом.

Сергей немного баловался стихами и, разгоряченный вином, прочел Люсе несколько своих опусов. Ей понравилось и в итоге Люся сама предложила ему перебраться на скамейку у забора, разделяющую место культурного досуга и пекарню. Оружейников согласился не раздумывая - Люся обещающе и многозначительно поглядывала на него.

В парке сгущались сумерки. Где-то у самой райцентровской околицы лаяли собаки, слышались звуки настраиваемой гитары, и женский голос отчетливо призывал наконец-то идти ужинать какого-то Сашку. Повеяло вечерней прохладой. Серега снял пиджак и набросил его на плечи Люси.

Девушка доверчиво прижалась к нему. Они сидели на вконец разбитой местной шпаной скамейке и целовались. О, если бы Оружейников знал, какую цену ему предстоит заплатить за эти сладкие, как мед, поцелуи!

Но... изрядко размякший неподкупный собкор начал довольно бессвязно предлагать Люсе пойти к нему домой попить чайку. Девушка лишь тихо смеялась в ответ и ничего не отвечала, что, само собой, подразумевало согласие.

Их последний поцелуй был наиболее долгим и страстным... Внезапно его прервал раздавшийся за забором топот ног, который перекрыла резкая трель свистка. Вскоре топот приблизился вплотную и соединился с горячим пыхтением неизвестного, который пытался вскарабкаться на забор. Видимо, его попытки не увенчались успехом, поскольку торжествующие крики сторожа, перемежаемые заполошными свистками, приблизились вплотную.

Оторвавшийся от Люсиных губ Оружейников с неудомением посмотрел на забор, но было уже поздно. Через почерневшие от времени доски забора тяжело перевалился мешок с мукой и рухнул прямо на головы незадачливых любовников. Следом через забор соколом перелетел вор. Практически сразу же наверху появилась голова сторожа.

Оглушенный Оружейников долго не мог понять, почему все вокруг засыпано снегом. Но две горячие, как раскаленное железо, пощечины, полученные им от Люси, быстро привели его в чувство.

Он сидел на скамейке, обсыпанный мукой с ног до головы. Вор, похитивший из пекарни мешок муки, трещал сучьями уже где-то далеко, перед ним с пылающим лицом и тоже вся в муке стояла Люся, а рядом, надувая щеки, надрывно свистел в свой дурацкий свисток сторож, призывая стражей порядка и свидетелей.

И те не замедлили явиться - из-за угла вынырнул милицейский наряд, а из ближайшей беседки подоспел с десяток подвыпивших по случаю праздника молодых людей с гитарой наперевес.

Растерянная и разгневанная Люся, не обращая внимания на окружающих, рыдая бросилась прочь.

Сам не зная зачем, Оружейников побежал вслед за ней, но тут же упал, споткнувшись о ловко подставленную кем-то ногу и пропахав лицом усыпанную желтой и колючей сосновой хвоей сырую и холодную землю.

Потом он пытался что-то объяснить, но все слова получались совершенно невразумительными и путаными. С ужасом осознав бессмысленность своих попыток внести ясность в донельзя щекотливую ситуацию, он оборвал их на полуслове, чем вызвал усиливающиеся с каждой минутой подозрения. Ну не рассказывать же, как все было на самом деле!

- Да это он и крал. А подруга его на атасе стояла, - нагло заявили молодые люди. - Сами видели, как они целовались.

- Ты запомнил того, кто от тебя с мешком убегал? - спросил молоденький сержант у сторожа. Тот неопределенно пожал плечами.

Мешком стукнутый

Сергей Оружейников понял, что все: и новенький пиджак, и так блестяще начатая журналистская карьера, и Люсина любовь - все это перечеркнуто напрочь и навсегда.

Он не сопротивлялся, когда его, обсыпанного мукой, словно приготовленный к выпечке пряник, повели через весь райцентр в милицию и не сказал ни слова в ответ на нелепые обвинения в краже муки. Оружейников впал в состояние ступора и не отреагировал на окружающее даже тогда, когда за ним с лязгом захлопнулась дверь камеры и он оказался запертым вместе с тремя пьяными мужиками.

Рассвело. Один из сокамерников долго и пристально вглядывался в смутно белеющую фигуру Оружейникова, потом узнал его, сплюнул и вымолвил:

- Надо же, до чего вино доводит. Где это тебя, братан, так угораздило? В сметану на маслозаводе упал, что ли? А вроде приличный человек...

Серега угрюмо посмотрел на него и ничего не ответил.

Утром недоразумение разъяснилось, и Оружейникова отпустили домой. Вызволяя его из пропахшей мочой и потом , менты злорадно смеялись.

Шагая по центральной площади поселка, он ловил на себе взгляды прохожих и не мог избавиться от ощущения, что и они скрывают ехидные ухмылки. В своих подозрениях Серега был недалек от истины. Над происшедшим хохотал весь райцентр.

Первый секретарь райкома, не скрывая торжества, позвонил в Улан-Удэ. Собкоровская карьера Сереги Оружейникова на этом завершилась.

Автор: