Ничто — ни железный занавес, ни запрет родителей, ни чужие нравы — не помешало этой женщине быть рядом с любимым человеком. Спустя десятилетия препоны в любви возникнут и у дочери
Всех наших земляков, прибывающих в аэропорт загадочного Катманду, встречает неизменно одна и та же женщина, Елизавета Доржиева-Каранджит, единственная бурятка, проживающая в Непале. Худенькая, проворная, с большими глазами на смуглом лице и быстрой речью, она сажает только что прибывшую группу бурятских паломников-туристов в нанятый ею автобус. Это очередные, но нечастые ее подопечные, может быть, раз в год приезжающие сюда земляки, заботу о которых она берет на себя.
В далеком 1972 году упрямая бурятская девочка Лиза из Хоринска поехала покорять Москву. Недобрав баллов в МГУ, поступила в Московский институт тонких химических технологий. На третьем курсе встретила там своего будущего мужа — непальца Дургу.
— Я сначала думала, он — индус, из Индии, — вспоминает она. — Он ходил с другом, высоким красавцем индусом, все на них внимание обращали. А познакомились на танцах. Я в тот вечер страшно не хотела идти на танцы, девчонки вытащили. Спускаемся, а там они стоят. Мы с Дургой протанцевали весь вечер. Первый вопрос, который он мне задал, был: «Ты хорошо чертишь?» — Елизавета Доржиевна смеется. — Видимо, проблемы с черчением были. Стали встречаться, ну, хороший такой парень, приятный, улыбается, а девчонки все меня подталкивают, им интересно же: иностранец!
Лиза и Дурга познакомились в семьдесят четвертом, а через год поженились, но официальной регистрации и свадьбы не было. Не было на то разрешения родителей Елизаветы. Они были против такого замужества дочери. Какой Непал? Куда поедешь? Как отпустить дочь непонятно куда? Строгость старых советских тружеников схлестнулась с юношеским максимализмом дочери, лучшей ученицы в школе и активной комсомолки.
В 1977 году у Лизы с Дургой рождается дочь Санти, что означает «мир». Рождение ребенка позволяло по советским законам зарегистрировать брак с иностранцем без согласия родителей. Дурга к тому времени окончил институт, ему нужно было возвращаться на родину, при регистрации брака он мог забрать с собой жену и ребенка. Но…
— Я так не могу, без согласия родителей, сказал тогда Дурга, — рассказывает Елизавета Доржиевна, — я лучше приеду потом.
Елизавета с пятимесячной дочкой вернулась в Хоринск, под нажимом папы, «зря, что ли, училась?», оставила ее у родителей и вышла на работу в Улан-Удэ по своей специальности.
— Через год приехал Дурга. За нами. Папа мой все думал: проведать, а не забрать.
Тут снова началось: «Уезжай сама, оставь дочь». Но в конце концов родители согласились, тоже под нажимом, Дурга и Елизавета расписались.
Сейчас Елизавета Доржиевна с сожалением вспоминает те времена: «Мы так себе усложняли жизнь…».
Но вот она в Непале. Семьдесят девятый год.
— Тогда они в старом доме еще жили, — вспоминает наша землячка. — Дорога из аэропорта мне показалась красивой, вдоль тополя, а как заехали… Улица вся старая, раздолбанная, домики, как прилепленные, низкие этажи. (Непал не блещет высоким уровнем жизни. — Авт.). Но я с таким трудом сюда выбиралась, что у меня и в мыслях не было что-то критиковать. Выделили нам комнатку, мы там полтора года прожили. Здесь традиция жить одной большой семьей — у родителей Дурги восемь детей, но сейчас стали разъезжаться.
Елизавета Доржиевна работала на частном заводе инженером-химиком, она с советским гражданством не имела права работать на государство. Ей помогла ее редкая специализация, если бы на завод пришел непалец с такой же квалификацией, предпочтение отдали бы ему.
— Я сказала как-то дома в Бурятии, что работаю на заводе, сразу поползли слухи, что это мой личный завод, — с улыбкой вспоминает Елизавета Доржиевна.
Построенный ими позже двухэтажный дом, который здесь является обычным жильем середнячка, воспринимался как замок. Ее далеко не простая жизнь на чужбине казалась на советской родине жизнью иностранной богачки.
Тем временем Елизавета неплохо вписывается в непальскую жизнь, в семью мужа. Ее внешность здесь не кажется необычной, поскольку Непал населяет много народностей, «местность пересеченная, как на Кавказе, до перевала один язык, после перевала — другой». Она растит, учит дочь: «Из-за школы мы переехали в другой район, я сказала, не отдам дочь туда, где сидят на циновках, учатся на полу». У нее родился сын Соурик, т.е. «солнечный».
— В нашей семье все удачно устроились, — рассказывает Елизавета Доржиевна о братьях и сестрах Дурги. — У всех трехэтажные дома, старший брат работает в очень неплохом арабском банке, его жена — основатель и директор своей школы для бедных детей. Второй брат в администрации работает, его супруга заведует медперсоналом в миссионерской клинике, сестры — домохозяйки.
Дурга же занимается консультированием предприятий, он химик — специалист по полимерам. В семье он самый молчаливый и спокойный человек. Елизавета Доржиевна за эти годы стала проводником между ним и его же семьей.
— Если они что-то хотят сказать брату, говорят мне: передай Дурге то-то.
На семейных праздниках развлекает и принимает гостей в основном Елизавета. Дурга в это время предпочитает готовить, благо он это любит. Елизавета Доржиевна налаживает отношения и между самими родственниками. Если кому-то нужен парламентер, бегут к ней, хотя характер у нее довольно горячий.
— Если для меня что-то плохо, то я сразу плохо и реагирую. Пока другие переваривают, думают, с какой стороны посмотреть, я уже высказалась, могу накричать. Сестры мужа не получили образования, раньше считалось, что это не нужно девочкам, — продолжает рассказ женщина. — Когда старшая сестра вышла замуж за человека из другой (низшей) касты, отец чуть не проклял ее, ее не пускали домой. Отец Дурги в свое время был владельцем нескольких крупных участков земли, принадлежал к средней касте — к роду неваров. Сейчас же представители средней касты стараются дать детям образование именно за рубежом, продают земли, отправляют в Америку, Англию, Австралию, большинство — в Индию.
В Америке учится и по-взрослевшая дочь Елизаветы и Дурги Санти. Она всегда хорошо училась и была активисткой-общественницей, танцевала. После школы она участвовала в конкурсе «Лучшая десятка Непала», поступила в колледж на бакалавра и стала лучшей студенткой курса. Затем поступила в университет в Индии, в Пуне. Там один преподаватель говорил: «Я счастлив, что у меня была такая студентка».
В Пуне Санти встретила своего мужа Празола — представителя высшей касты — браминов. У него европейская внешность: «когда он идет по Непалу, ему на дудочке играют, чтобы заработать, думают, что иностранец».
— Брамины, или брахманы, пришли из Индии, у них арийские черты лица, — делает экскурс в историю Елизавета Доржиевна. — Они занимались религией, политикой, обладали грамотой и большим влиянием. Общество Непала распалось на касты, когда пришел индуизм, людей разделили по роду их деятельности. Самыми низшими слоями оказались касты мясников, прачек, уборщиков, музыкантов, портных. Их называли «неприкасаемыми», т.е. к ним нельзя было прикасаться, если им давали еду в чайной, то кидали, не трогая их, их нельзя было пускать на кухню, брать из их рук пищу.
К средней касте относятся торговцы, преподаватели, столяры, плотники и другие мастеровые. Есть такое племя «шаки», племя Будды, они делают буддийские статуэтки, золотые и серебряные украшения. Есть «джи а пу», «те, кто много работает», это крестьяне. Неварам, которые работают на поле, принадлежали земли, род Дурги тоже из средней касты. Высшая каста — брамины — постаралась поставить себя выше, чуть ниже стояли аристократы, военные — воины короля.
И что же должны были сказать родственники жениха Санти?
— Как, неварка? Все родственники встали на дыбы, по их меркам, мы — простая каста. Ведь мы хоть и непальцы, но у нас все разное: культура, обычаи, даже свадебные обряды, — пытается оправдать новых родственников Елизавета Доржиевна. Счастье ее дочери могло разбиться. Но все-таки в XXI веке живем, положение спасли сестры жениха, они очень жалели своего брата, и молодежь выступила с ультиматумом: «Если не жените нашего брата, мы сами его женим и они будут жить с нами». Старшему поколению пришлось подчиниться.
— Он такой же спокойный, как наш папа Дурга, — описывает своего зятя Елизавета Доржиевна, — немногословный, а наша Санти много говорит и такая же вспыльчивая, как я. Они дополняют друг друга…
Катманду — Улан-Удэ.
Общество
1889
Каста любви
Ради своего мужа наша землячка из Хоринска пожертвовала привычным укладом жизни