В память об этой дате мы предлагаем нашим читателям отрывок из книги известного краеведа Алексея Тиваненко «Тайны байкальских глубин».
Среди исторических артефактов, лежащих на дне Байкала, особенно часто говорят о гигантском ледоколе-пароме «Байкал», перевозившем железнодорожные составы. Представьте этакую металлическую махину в 100 метров длиной и 16 - шириной, высотою с четырехэтажный дом. Одной команды было около 200 человек, в том числе 21 машинист. 15 паровых котлов насыщали силой три главные паровые машины и 20 вспомогательных. «Байкал» развивал скорость при работе одних кормовых машин до 20 километров в час и был в состоянии ломать лед до 1 метра толщиной. Расстояние от пристани Байкал до Мысовой (72 км) он преодолевал за 4 часа 30 минут. А до Танхоя (40 км) - за 2 часа 20 минут. На его закрытой палубе на трех железнодорожных ветках размещалось 25 двухосных вагонов с грузом, паровоз и до 300 пассажиров.
Гордость англичан
«Байкал» погиб 17 августа 1918 года во время десанта белочехов на Мысовую, когда они зашли в тыл Красной гвардии на Прибайкальском фронте. Историю его гибели я услышал в середине XX века у участника давних событий Ивана Михайловича Зотова со станции Маритуй на КБЖД. После этого мне стало понятно, что за груды изрезанного автогеном металла я видел мальцом на побережье озера близ порта Байкал. Обо всем этом я и рассказал английскому историку Джону М. Стюарту, когда он поинтересовался историей нашего ледокола. Как оказалось, мой иностранный собеседник был лично знаком с владельцем корабельной фирмы «Армстронг и К°», на верфях которого по заказу царского правительства строилась будущая гордость сибиряков - мощный ледокол и его помощница чуть меньшего размера - «Ангара». С тех пор в Ньюкасле существует специальный музей строительства «байкальских» ледоколов, а Д. Стюарт показал мне фотографии из его экспозиции, на которых запечатлены различные этапы монтажа плавучего гиганта и его рабочего испытания. Так что «Байкал» - это и национальная гордость англичан, поскольку он был признан вторым в мире по грузоподъемности и размерам среди ледокольных судов. После выполнения заказа английские корабли испытали судно в проливе Ла-Манш, затем разобрали по деталям, доставили через Северный Ледовитый океан к реке Енисей и до Красноярска, а затем гужевым транспортом везли на лошадях через всю Восточную Сибирь до Байкала.
Выслушав мой рассказ внимательно, Джон Стюарт в задумчивости произнес:
‑ А, может быть, ледокол и сейчас цел?
‑ Не может этого быть!
‑ По нашим данным, он затонул близ Мысовой и до сих пор там лежит.
Оказывается, имея поручение от английского музея «Байкала», мой иностранный собеседник успел переговорить с некоторыми старожилами побережий Байкала. Какие-то рыбаки уверяли англичанина, что они до сих пор наблюдают в черных глубинах озера корпус ледокола с его четырьмя гигантскими трубами, обещали даже показать конкретное место близ станции Мысовой. А еще, говорил Стюарт, со слов «очевидцев», паром-ледокол был загружен ценностями, вывозимыми отступающими большевиками из Иркутска, в частности, тоннами золота, хранившегося в сибирских банках или реквизированных из подвалов бывших купцов и золотопромышленников. За ледоколом погнались белочехи, взять силой не сумели, и поэтому потопили груз вместе с кораблем на дно Байкала.
И по данным директора краеведческого музея из Мысовой Александры Михайловны Шейной, бывший механик-машинист ледокола «Байкал» Сергей Иванович Солнцев также утверждал: корабль был подбит вражеской артиллерией, долго горел на траверсе Мысовой и затем затонул. Как подвергнуть сомнению слова непосредственного участника событий, едва не погибшего вместе с судном?
Мы долго обсуждали с Александрой Михайловной возможность такого факта, и ее доводы вроде бы убеждали. Дело в том, говорила она, что мелководье Байкала в районе Мысовой, образованное выносом песчано-гравийных отложений впадающей реки, в 3-4 километрах от береговой полосы резко обрывается в водную бездну. А она, эта бездна, узким каньоном очень близко подходит к крутому скалистому побережью чуть восточнее порта. В свое время водолазы, работавшие там, говорили об отвесных подводных скалах, завалах бревен и всевозможного проржавевшего металлолома. И конечно - о холодном безмолвии пугающей глубины. Если тяжелая масса ледокола-парома погрузилась на край подводного обрыва, то она вполне естественно могла сползти по песчаному откосу на более недосягаемые глубины озера-моря. Между прочим, в момент артиллерийского обстрела судно действительно находилось на краю этого мелководья и морской пропасти.
Версию же о резке корпуса ледокола-парома автогеном Александра Михайловна отвергла самым решительным образом. Ее муж, специалист по газо-электросварке, подтвердил: в первые годы Советской власти авто-геновые аппараты среди промышленников Восточной Сибири были либо неизвестны, либо имелись в очень небольших количествах, да и то в крупных городах и на ведущих предприятиях. А для резки такого огромного корпуса их требовалось не один десяток, равно как и больших запасов карбида и баллонов с кислородом. Однако в своей книжечке «История города Мысовска» (Улан-Удэ, 1990), A.M. Шеина отнеслась к обеим версиям о судьбе «Байкала» более осторожно, написав следующие строки: «Есть сведения, что еще до войны велись работы по подъемке ледокола, но был ли он поднят или до сих пор покоится на дне Байкала - неизвестно».
Аппараты Мир
О ледоколе-пароме «Байкал» вспомнили накануне прибытия глубоководной экспедиции на аппаратах «Мир» весной 2008 года, когда формировался план поисковых работ по обнаружению исторических артефактов на дне сибирского водоема. Среди намеченных к изучению объектов «Байкал» занимал первое место. Мало того, что существовало твердое убеждение о его гибели в огне гражданской войны. В СМИ то и дело появлялись известия, одно фантастичнее другого. То в 1900 году с его палубы рухнули в воду четыре вагона с винтовками и пулеметами; то «Байкал» перевозил эшелон с серебром (вариант - с золотом) и с ним благополучно затонул. В газетах писали: «При тщательном обследовании байкальского дна могут быть обнаружены и следы некоторых кораблекрушений. Одна из наиболее ценных "добыч" озера - огромный (около 100 метров в длину) ледокол "Байкал", расстрелянный белочехами в 1918 году. Судьба останков этого гиганта доподлинно неизвестна».
Хотя я был твердо убежден в судьбе ледокола-парома, однако версия об его утоплении, высказанная A.M. Шейной и ее мужем, долго держала меня в двойственном состоянии. И на самом деле, как могли резать корпус корабля-гиганта, если он затонул, тем более на большой глубине? Ведь в 20-е годы, да и сейчас, сибиряки не были технически готовыми к подъему тяжелых кораблей со дна Байкала. По крайней мере, ни одно из ранее затонувших судов еще не поднималось на поверхность. Если он покоился на мели, то с него могли снять лишь надводные постройки, торчавшие наружу. Тот же И.М. Зотов из Маритуя говорил мне, что один из паровых котлов, к примеру, до сих пор действует на Тельминской суконной фабрике. В таком случае остатки морского гиганта, конечно, должны лежать не где-то возле порта Байкал, а там, где произошла его гибель - возле станции Мысовой.
Итак, что же произошло с гордостью англичан и сибиряков - ледоколом-паромом «Байкал»? Сгорел ли он в доменных печах Урала или до сих пор покоится на морском мелководье в Мысовой со своим драгоценным грузом в недосягаемых трюмах? С этим вопросом, желая проверить все версии, я обратился несколько лет назад к жителям побережий Байкала через областные и республиканские газеты с просьбой поделиться своими воспоминаниями о давно минувших событиях, если живы очевидцы и современники. Я писал, что если погибшее судно действительно покоится в морских глубинах, то его нужно найти и вернуть народу. Если есть возможность его поднятия - «Байкал» должен стать выдающимся памятником истории нашего края. Если же глубины не позволяют сделать этого - то наш долг установить на пристани Мысовой памятный знак. Отрадно, что мою идею поддержала и газета «Гудок» от имени Министерства путей сообщения СССР.
Отклики пришли очень быстро. Их было хотя и немного, но они оказались исключительно ценными тем, что их писали очевидцы и участники былых событий. Со многими авторами я встретился затем лично, уточняя и дополняя те или иные сведения. Полистал подшивки сибирских газет рубежа веков, переписав все то, что там писалось об истории легендарного парома-ледокола, начиная с момента его постройки. Посетил пристани и маяки в Мысовой, Танхое и Байкале, которые «обслуживали» железнодорожную переправу. В результате сложилась документально подтвержденная история его последних дней «жизни».
История конца ледокола
Итак, что же случилось в тот далекий день 17 августа 1918 года над Мысовой? Бои с белочехами шли уже на подступах к Иркутску. Стремясь задержать врага, красноармейцы Листвянки и порта Байкал готовили суда к боям на берегах Байкала. Комиссар М.А. Трилиссер распорядился все имеющиеся суда перевести на военное положение, а при невозможности увести флот - взорвать их. 24 июля все суда ушли к Мысовой, причем «Байкал» и «Кругобайкалец», оснащенные пушками и пулеметами, курсировали вдоль КБЖД и вели прицельный огонь по вражеским эшелонам. Ветеран порта Байкал Кирилл Васильевич Белоцветов прислал такие воспоминания. Ему было одиннадцать лет, когда белые июльским днем обрушились с береговых сопок на поселок портовых железнодорожников. Казалось, ничто не предвещало бури. На высоком борту ледокола, мирно стоявшего в вилке, волны отражались солнечными бликами. У эшелонов красногвардейцы угощали местную ребятню фисташковыми орехами. Невдалеке, у вагон-лавки толпились железнодорожники, отовариваясь продуктами. В пади Баранчик дымилась пекарня: там выпекали хлеб для отходящих за Байкал войск.
И вдруг среди этой мирной тишины - первый выстрел. А потом пошло и поехало. Особенно подстегивало нервы звериное рычание пулеметов. Ребятишки мгновенно попрятались по погребам. Ледокол «Байкал», чтобы не быть захваченным, отдал швартовы и ушел в море, вместе с другими судами Байкальской флотилии. Появление кораблей в Мысовой сильно укрепило моральный дух бойцов Прибайкальского фронта, поскольку интервенты уже рвались к Танхою. Залпы орудий с «Байкала» заставили их отступить к Култуку и Слюдянке, а 29 июля на Голоустное с «Ангары» был высажен красный десант, 4 августа - у села Лиственичного и мыса Кадильного. Но победа была недолгой: сгруппировавшись, белочехи вновь перешли в наступление.
Их газета «Дело» за 18 августа писала: «Снялись в 9 час. 45 мин. вечера и пошли по направлению к Мысовой. Подошли к Мысовой и открыли огонь в 12 час. 40 мин. по стоявшему в море против Мысовска верстах в двух ледоколу "Байкал" и по поездам. Первое попадание было замечено по ледоколу. Около 1 часа ночи он стал отходить в гавань. На отходе было еще одно попадание, и на месте прибытия в гавань замечен разрыв на нем еще одного снаряда, которым «Байкал» был зажжен. <...> Артиллерия противника начала обстрел «Феодосии» и «Сибиряка», в 1 час 30 мин. ночи обстрел был очень сильный, но повреждений не было. Снарядами судов был взорван бак с керосином в Мысовой и зажжен материальный склад». Мысовские старожилы вспоминают, что белочехи подошли к Мысовой со стороны суши 12 августа и укрепились на окрестных возвышенностях. С моря был обстрелян ледокол «Байкал». Команда спаслась кто как мог, а ледокол горел несколько дней и затонул недалеко от пристани.
Командующий Байкальской флотилией комиссар Л.М. Власов дает следующую картину обстановки. Несмотря на слабое обеспечение ледокола «Байкал» вооружением и боеприпасами, бойцы решили выйти из гавани навстречу противнику и принять морской бой на расстоянии полета снаряда мортиры. Стояла задача остановить и потопить «Феодосию» и «Сибиряк» вместе с вражеским десантом. При этом каждый понимал, что огромный корпус корабля с деревянной надпалубной постройкой представляет удобную мишень для дальнебойных орудий противника.
Тем не менее, решимость красногвардейцев и матросов была велика. Капитан Алексеев занял свое командное место в рубке, артиллеристы начали готовить единственное орудие к бою, и могучее судно вышло задним ходом из вилки порта на глубокое место, примерно в трех километрах от берега. Здесь был сделан разворот носовой части вперед, чтобы взять курс на идущие впереди вражеские суда.
Начался бой. «В небе были видны темные полосы бороздивших в воздухе снарядов, пролетавших с шипучим свистом. Снаряды падали в воду с перелетом и недолетом, поднимая огромные фонтаны высотой до 15 метров, но попадания пока не было. Однако по сужению круга падающих в воду снарядов стало заметно, что враги начинают пристреливаться, и через некоторое время один снаряд попал в край носовой части ледокола, а затем после нескольких промахов было разбито рулевое управление корабля. Сохраняя хладнокровность, капитан Алексеев заявил мне, что при таком состоянии судна уходить дальше в море нельзя: на ледоколе 64 бочки смазочных и горючих материалов, угольные ямы, вторая палуба заполнена огромным запасом каменного угля, и в случае попадания может возникнуть пожар со взрывами паровых котлов, и гибель судна станет неизбежной.
- Решайте,- говорил Алексеев,- пока мы еще не так далеко ушли в море, я еще, может, сумею, управляя правой и левой машинами, довести корабль до вилки гавани.
Выбор решения определялся сам собой: или беспомощно без рулевого управления находиться в море под артиллерийским обстрелом недосягаемого врага, или с горечью в душе возвращаться в гавань. Противник, как бы угадывая наше решение, перевел стрельбу по ледоколу на шрапнель, которая, вспыхивая, рвалась высоко в безоблачное небо и лишь случайными осколками обдирала деревянную обшивку верхней надстройки и со звоном ударялась о стальные трубы. Пожар был исключен. Так, под шрапнельным огнем, работая попеременно правой и левой машинами, мощностью каждой до 1250 лошадиных сил, нам удалось довести ледокол «Байкал» до гавани и поставить в вилку пристани Мысовой. Как только ледокол встал на место, по моей команде начали тушить паровые котлы, задраивать люки на палубе. Затем команда стала покидать корабль.
В этот момент артиллерийский обстрел с вражеского парохода усилился. Один снаряд попал в нефтехранилище, находившееся рядом с паровозным депо: нефть загорелась, разбрасывая далеко вокруг огненные языки. Следующий снаряд попал в середину палубы ледокола "Байкал" и разорвался внутри деревянной надстройки. От взрыва мгновенно вспыхнуло горючее, смазка, уголь - и верхняя деревянная часть корабля запылала: от жары на расстоянии 50 метров обжигало кожу на лице и руках. Наша попытка потушить возникший пожар со стоящего в гавани судна "Кругобайкалец", оборудованного пожарным насосом мощностью 75 лошадиных сил, оказалось безуспешной, струи воды не достигли корпуса ледокола, а пожар все усиливался».
Мы привели столь пространную цитату из воспоминаний Л.М. Власова потому, что это единственное подробное описание гибели флагмана Байкальского флота, и которое, между прочим, почти не опубликовано, если не считать давних ссылок в районных газетах.
Красногвардеец А.А. Авдеев так вспоминал о своем прощании с погибающим судном при отступлении его отряда из Мысовой: «Последний раз посмотрел на «Байкал». Сухой, как порох, горит пароход, рвутся оставшиеся на носу снаряды и гранаты, как сухие орехи, лопаются патроны, еще более увеличивая силу огня. Самопроизвольно гудит гудок, напоминая рев лесного зверя. По коже пробегает мороз от этого жуткого зрелища».
А вот строки из письма мысовчанки Е.Т. Старковой мне: «В течение времени, когда я находилась у знакомых в Тельной, я с болью в сердце наблюдала из окна, как эшелоны красных частей буквально через 10-15 минут один за другим отступали к станции Посольской, где и произошел бой с белочехами. И когда вечером я возвращалась домой, глазам представилась мрачная картина. Как сейчас помню - горела ледокольная пристань и догорал знаменитый красавец ледокол «Байкал». Детское сердце сжалось от боли при виде пожарища, отступления наших частей и всего пережитого в этот день».
Дальнейшая судьба ледокола-парома имеет несколько версий. Согласно одной в октябре 1918 года белочехи на «Ангаре» привели «Байкал» из Мысовой в порт Байкал и поставили на его родное место в «вилку». Летом 1920 года та же «Ангара» отбуксировала остов в Танхой. В 1922 году с ледокола были демонтированы паровые котлы, которые затем установили в котельном цехе Иркутского (Тельминского) кожевенного завода. В 1928 году все, что осталось, вновь перебазировали в порт Байкал, где в начале 30-х годов разрезали на металлолом. Но это все версии. Очевидцы же говорят так...
Как сообщил мне житель Мысовой Н.А. Колесников,- его соседом является участник давних событий П.А. Мелешевич, который говорил: «Ледокол выведен из строя, какое-то время стоял на мелководье в кренном состоянии. Затем его отбуксировали в порт Байкал. Мне пришлось быть участником подъема на берег порта Байкал посредством деревянных катков корпуса ледокола «Байкал». Тогда нас, учащихся школы ФЗУ г. Слюдянки, осенью 1932 или весной 1933 года (точно не помню) послали в порт Байкал на помощь для подъема ледокола. После мы узнаем, что его разобрали по частям и отправили на переплавку, но неизвестно куда».
Другой старожил Мысовой, В.В. Емельянов, добавляет: «В 1928- 1932 годах я находился на учебе в Иркутском техническом училище. В это время видел, как на бывший завод "Союззолототранс" (ныне завод тяжелого машиностроения им. В.В. Куйбышева) доставляли металлические конструкции, как говорили тогда, с разбитого ледокола-парома "Байкал" на переплавку».
Пользуясь случаем, я побывал в Мысовой у Петра Андреевича Мелешевича, и записал от него такой рассказ: «Я учился в ФЗУ депо города Слюдянка. Помню, что в 1932 или в 1933 году пригнали специальный поезд за сотнями молодых слесарей и повезли на станцию Байкал. Предстояла задача вытянуть при помощи лебедок тяжелую металлическую махину на берег. Запомнилось чрезвычайно огромное полузатопленное судно, лежавшее в воде Байкала близ берега на боку. Одно заржавевшее железо, деревянных конструкций нет совсем. Помню четыре дымогарные трубы. Не сказать, чтобы корабль быль сильно покорежен; скорее впечатление того, что он не сильно пострадал во время пожара, и его вполне возможно было отремонтировать. Второе впечатление - это чрезвычайно много народа, прибывшего на поднятие судна, возможно, несколько тысяч человек. Работами руководил какой-то пожилой мужчина, как мне помнится, из репрессированных. Мы закатили под днище бревна ("Байкал" стоял носовой частью к берегу) и начали крутить лебедки. Вытянули мы его на сушу за один день работы. Ледокол долго стоял - я всегда, когда ездил в Иркутск, видел бездыханного гиганта близ линии железной дороги. Но когда года через два или три я вновь проезжал мимо, "Байкала" уже не видел. Говорили, что его разрезали на части и увезли».
Через некоторое время (23 января 1990 года) газета «Восточно-Сибирская правда» опубликовала подборку поступивших по моему запросу писем очевидцев последних дней жизни ледокола-парома. Так, П. Тимощенко завершает свое повествование следующим словами: «Никто из членов команды не погиб. Знаю это точно потому, что электриком на ледоколе ходил мой отец, Александр Тимофеевич Тимощенко. И затонуть он никак не мог: корпус его, собранный из стальных двадцатимиллиметровых листов, остался цел и невредим. "Байкал" сгорел. И горел долго, несколько месяцев, пока не кончились запасы угля в его бункерах. На следующее лето ледокол "Ангара" отбуксировал его в порт Байкал. Впоследствии он был разобран. Знаю, что три паровых котла с него были поставлены на пароход "Ленин" (бывший "Граф Муравьев-Амурский"). Паровые машины пошли на запчасти, в частности, к ледоколу "Ангара". Этому я был сам свидетель, так как начал на нем свою трудовую деятельность, сначала шестым кочегаром, а с 1934 года старшим механиком».
В. Храмцов дополняет сказанное П. Тимощенко: «Прочитал заметку "Загадка корабля" и решил внести кое-какую ясность в истории паромной железнодорожной переправы. Не знаю, что видели байкальские рыбаки на дне озера, но смею утверждать, что два котла с ледокола "Байкал" и по сей день живы и действуют в котельной грузового автотранспортного предприятия № 2, расположенного в Иркутске на улице Петрова. Я сам на них работал и давно обратил внимание на медную табличку, укрепленную на одном из котлов. Надпись хотя и полустерлась, но еще можно прочитать: "Байкалъ ж.д. переп. Котел № 9. Рабочее давление 160. Полное освид. 21/2 912 года". Слово "ж.д. переп." означает не что иное, как железнодорожная переправа. Имеются и паспорта на эти котлы. В них указаны год изготовления: 1899 и место - Англия, завод "Армстронг". Так что все сходится. Не мог же "Байкал" затонуть без своих котлов. Раз котлы живы, не может он лежать на дне».
С воспоминаниями П.А. Мелешевича согласовывались сведения из письма В. Карапеца и П. Головизина: «Мы родились и выросли в порту Байкал,- писали авторы,- и хотя были в ту пору мальчишками, хорошо помним притулившийся у причала ледокол-паром "Байкал". Ржавый, обгоревший, с закопченными трубами, он лет десять ждал решения своей судьбы. Помним, как-то раз, проскользнув мимо охраны, мы проникли на борт ледокола, спустились по железной лестнице в его стальное нутро. И котлы, и паровые машины находились на месте и, как нам показалось, были в хорошем состоянии. Кажется, летом 1927 года в порт приезжал К. Е. Ворошилов, бывший тогда наркомом обороны. Его возили на пароходе до Мысовой и обратно. Видимо, тогда и была определена дальнейшая судьба ледокола. Прибывшая вскоре в порт специальная бригада приступила к демонтажу оборудования и резке автогеном корпуса. Когда от него осталось только днище высотой около двух метров, эти останки отбуксировали от причала к берегу вблизи железной дороги. Там их резали на отдельные листы и сразу же грузили на железнодорожные платформы».
В последнем письме интересно указание на человека, кто решил судьбу «Байкала» - гордости Байкальского флота. Тут мне припомнился давний разговор с ветеранами порта Байкал Маргаритой Митрофановной Истоминой и Георгием Васильевичем Лазо еще в конце шестидесятых годов прошлого века. Они рассказали, что после гибели легендарного ледокола воды Байкала бороздили лишь три парохода. Конечно, они не могли удовлетворить все возрастающие объемы грузоперевозок. А если еще и учесть нависшую угрозу со стороны милитаристской Японии, то тогда вполне можно было оценить стратегическое и экономическое значение местной флотилии. Вот почему осенью 1931 года, возвращаясь из Владивостока, К.Е. Ворошилов и В.К. Блюхер обратили внимание на маломощность байкальского флота. Нарком обороны и командарм поинтересовались работой портовиков, совершили экскурсию по озеру, оставили благодарственную запись в вахтенном журнале. В том же году по указанию Советского правительства возник трест «Байкалстрой», и началось отечественное судостроение на Байкале. Нужно полагать, что уничтожение прославленного ледокола-парома также было решено в тех же правительственных указаниях по совету К.Е. Ворошилова.
Остатки памяти о «Байкале» доживают среди последних байкальских старожилов, которые все еще называют легендарный корабль «знаменитым красавцем-ледоколом». СИ. Солнцев, бывший машинист ледокола, показывал мне письмо от своего приятеля-сослуживца М. Иванищенко, который из дальних мест писал: «Для тех, кто истоптал землю байкальскую, кто дышал ароматным воздухом, смешанным с запахом хвои и березы и чуть уловимым запахом тины, кто плавал на знаменитом пароме "Байкал", для тех в воспоминаниях таится особая прелесть».
Итак, проведенные нами исследования совершенно четко доказали, что за устойчивой легендой о потоплении ледокола-парома «Байкал» с грузом ценностей на борту нет фактических оснований. Он действительно закончил свою жизнь в доменных печах Урала и Иркутска. Тем не менее возможно найти на дне Байкала кое-что, связанное с ним. Например, вблизи уже не существующей пристани станции Мысовой лежит левый вал и муфта с лопастями, оторвавшиеся 29 декабря 1900 года, а в 5-6 верстах от причала Мысовой в сторону Мишихи (в районе нынешней Клюевки) - передний винт с лопастями и муфтой, сломленный льдами 24 февраля 1901 года и теперь лежащий на глубине в 40 саженей. Судя по имеющимся фотографиям момента сборки судна в Листвянке, винты эти огромны, исчисляемые метрами, четырехлепестковые.
И вообще акватория Мысовой до 3 километров от берега представляет большой интерес для аквалангистов и гидронавтов на глубоководных аппаратах. Теперь мы твердо знаем, что дно озера, образно говоря, усыпано здесь снарядами, которыми белочехи обстреливали «Байкал», и ответными красноармейской батареи по «Феодосии» и «Сибиряку». В воде, как правило, снаряды не взрываются. Их я находил на береговом мелководье вдоль Кругобайкальской железной дороги, когда в июле 1918 года отступающие красногвардейцы обстреливали с Шаманского мыса белочешский бронепоезд, укрывшийся в туннеле на 152 километре. Один из них, поднятый со дна, долго хранился у меня во дворе дома, и я запомнил маркировку и дату изготовления - 1916 год. Где-то в районе реки Гремячей затоплены все орудия, пулеметы, снаряды, патроны и прочее военное снаряжение всей Байкальской флотилии, когда по приказу комиссара Л.М. Власова оставшиеся суда прорвались через вражеское оцепление и ушли на север от Мысовой. Оставив корабли на произвол судьбы, экипажи сошли на берег и влились в красногвардейские отряды. Правда, часть экипажей ледокола «Ангара» и парохода «Михаил» были пленены белочехами и казнены.
Также следует исследовать акваторию портов Танхой и Байкала, где можно обнаружить немало артефактов, так или иначе связанных с деятельностью легендарного парома. Ящики с патронами, найденные во время последнего погружения «Миров» в начале сентября 2008 года близ села Лиственичного,- свидетельства былых сражений на берегах Байкала. В «вилке» неплохо сохранившегося порта для ледокола в Танхое хорошо просматривается большая затопленная баржа. Я давно высказываю мысль о создании на Байкале целого комплекса исторических памятников, связанных с историей железнодорожной переправы, ибо сохранились почти все инженерные сооружения, с ней связанные: причалы в порту Байкал и Танхое, металлические французские маяки в Байкале и Мысовой. Даже железнодорожные пути, подходившие к месту загрузки и выгрузки вагонов на палубу ледокола. Причал в Мысовой, как мы выяснили, сожжен вместе с «Байкалом». В порту Байкал сохранилось всё, но подправленное в последующие годы. А вот на станции Танхой подлинные портовые сооружения сохранились почти в первозданном виде, в том числе железная дорога с рельсами того времени, но там не существовало величественного маяка, какие до сих пор стоят в Мысовой и на Байкале.
Еще в 1965 году японцы предлагали поставить на берегу и памятник погибшему ледоколу-парому, как недавно россияне соорудили близ места покоящегося на дне Балтийского моря легендарного крейсера «Варяг» в Норвегии. Органической частью музейного комплекса должен стать и «младший» брат «Байкала» - ледокол «Ангара», ныне стоящий в Иркутском водохранилище.
А если отыскать на иркутских заводах котлы и паровые машины, снятые с «Байкала»? А если попытаться найти детали ледокола, которые пошли на запчасти на другие байкальские суда, уже списанные? Думаю, что не остался бы в стороне и музей «Байкала» в английском Ньюкасле. Так что материалы для организации неплохого музея истории легендарного ледокола-парома имеются, нужно только найти спонсора для осуществления идеи.