«Информ Полис» продолжает цикл анонимных историй специалистов разных отраслей. Они покажут обратные стороны своих профессий, о которых мало кто знает.
Каждый, кто хоть немного умеет рисовать, в школьные времена сидел на скучном уроке, разрисовывал руку соседа и мечтал о карьере татуировщика. Вместо холста и мольберта - квадратные сантиметры человеческой кожи. Не профессия - мечта. Так ли это на самом деле, нам рассказали тату-мастера одного из улан-удэнских салонов.
Изначально я не планировала рисовать вообще. В детстве мне сказали, что это несерьезно. Потом меня переклинило, я ушла из университета, начала рисовать для себя, портреты на заказ. Меня заметили, позвали посмотреть, как это работает, вдруг мне понравится, и я тоже захочу. В той студии я работать не стала, но поняла, что скоро этим займусь. Один знакомый позвал меня попробовать - так я стала татуировщиком, и ни в какой другой профессии пока себя не вижу.
Когда мне делали первую татуировку, я смотрела на своего мастера и думала: «Я бы так никогда не смогла». Это же такая ответственность, прямо в кожу вбивать. А оно вон как повернулось. Долго ходила, смотрела на ребят, которые работают, досконально всё изучала - куда что поставить, чтобы удобно было, на каком расстоянии сидеть. Сначала это были друзья. Они прощали мне, что руки трясутся, что не так делаю, потому что знали: я никуда не денусь и потом исправлю.
Чтобы считаться тату-мастером, нужно признание в среде. В России наша деятельность никак не регулируется. В других странах получают какие-то сертификаты, лицензии, у нас в стране эта культура не настолько развита. Мы стараемся соблюдать два пункта: чтобы человек умел хорошо рисовать и чтобы стерильность была, как в перевязочной. Область развивается, оборудование прогрессирует, требования к мастерам возрастают. То есть человек уже не пойдет к другу за бутылку пива в подъезде набивать, он, скорее всего, посмотрит работы мастеров, сравнит их и выберет себе подходящего.
Из минусов профессии - больная спина, уставшие глаза. Первое время, когда ты учишься, присутствует страх: все-таки ответственность за кожу человека, которую он носит всю жизнь. Но это с опытом проходит, с каждым разом ты становишься увереннее.
Бывает такое, что клиента видишь и сразу понимаешь, что ему нужно. Когда именно для него рисуешь, это кайф. Я не могу, например, даже отвлечься, чтобы поесть, - настолько меня захватывает сам процесс, когда слышно, как шестеренки в голове крутятся. Я могу забыть абсолютно обо всем. Иногда на время смотришь - уже транспорт не ходит, да, хорошо, опять на такси. А как еще, это очень увлекательно!
Идеи я черпаю от самих людей. В последнее время не могу начать работать, пока не узнаю о человеке что-то. Мне надо с ним встретиться, поговорить какое-то время - понаблюдать, как он видит мир. Мне важно узнать, какое настроение нужно передать в работе. Это ведь не просто сухая вещь, нужно отмечать маленькие детали, чтобы передать эстетику.
Один мой клиент принес тетрадку из университета и сказал: «Вот это я рисовал на паре, это принцесса». Но там был просто мешок с глазами. Он сказал: «Хочу вот это. Тогда было веселое время, у меня об этом память». Мы сделали. Немного волосы, правда, подправили. В общем, только ему было понятно, что это принцесса.
Кто-то просто видит красивую картинку, она ему что-то напомнила - он набивает ее. Кто-то планомерно идет бить какое-нибудь древо жизни, потому что оно имеет для него сакральный смысл.
Иногда рисую эскизы «на поток». Это идейки, которые я выдергиваю из головы, воплощаю их на бумаге. И если клиент разделит мое настроение, увидит в этом что-то свое, мы садимся и делаем.
Бывает, что приходится отговаривать людей. Часто человек хочет татуировку, но не разбирается в этом настолько, насколько мы. «Визуальной библиотеки» у него нет. Мы стараемся подсказать, чтобы лет через 10 он не понял, что это ерунда. Предупреждаем обо всех аспектах сразу.
В Улан-Удэ люди тяжелее в плане восприятия татуировки как художественного творения. Я работал в Иркутске, Москве и Питере. В других городах понятие хорошей и плохой татуировки колоссально отличается. В Иркутске, например, людям не надо объяснять: «Это плохо, это не надо делать». В Улан-Удэ приходят ребята: один хочет иероглиф, другой - надпись «За ВДВ». Я понимаю, человек пришел с армии, «по фану» делает. Но это ему явно не поможет в работе. Это все-таки разовые моменты, больше для удовлетворения сиюминутной прихоти. Визуально - портак портаком. Я отказался такое делать, они ушли к другому мастеру.
Я видела страшные вещи, с которыми ко мне приходили, чтобы перекрыть. Например, «трайбл» (узор в полинезийском стиле) из 90-х, выпуклый, как шрам, и краска подтекла вниз. Тогда пасту из гелевых ручек использовали как чернила. Самодельные машинки... Таким оборудованием невозможно было попасть в нужные слои кожи, поэтому татуировка протекала и выглядела, как шрам. Во-первых, выпуклая, во-вторых, сам рисунок нечеткий.
К нам нередко приходят на перекрытие ошибок молодости. Люди в возрасте хотят перекрыть какие-то синие вещи, молодое поколение - знаки бесконечности, сердечки. На их место набивают нечто большее.
В основном ко мне приходят молодые ребята. Хотя в последнее время моя постоянная клиентка - женщина за 40. Раньше считалось, что на такие вещи горазда только молодежь, но приходят-то и люди в возрасте. Я недавно папу «забивала». Он созрел. Самому молодому клиенту 16 лет, он приходил вместе с мамой, она тоже «забивается».
Всякое тату – смело. Потому что все-таки это боль. Приходит мальчик набивать череп, говорит, мама против черепа. Я считаю, это смело, потому что его дома за это заклюют. В нашей стране очень смело, когда взрослый парень набивает себе Свинку Пепу на ноге. Это круто. Чувак открыто признается в том, что любит.
Люди часто боятся, что во время процедуры занесут инфекцию. Нет. Все расходники одноразовые. Мы стерилизуем оборудование, которое используется много раз - держатели, тату-машинки. Все остальное используется по одному разу. За счет этого попадание инфекции исключено. Мы буквально обливаем всё антисептиком, иной раз входишь в студию, и запах тяжелый стоит.
Я обычно предупреждаю, чтобы люди не дергались: если очень больно, лучше сделаем перерыв. Да и клиенты сами стараются не шевелиться, понимают, что им это носить. Наименее болезненные места - предплечья. На них часто набивают. Вообще болевой порог у всех разный. Где кожа нежнее, там, соответственно, больнее.
Перекрытие шрамов довольно трудоемкий процесс. Рубцы закрашиваются немного иначе, это не обычное полотно, как здоровая кожа. Шрам обязательно должен быть заживший, более года. Мы рекомендуем, чтобы шрам побелел, чтобы прошла пара лет.
Меня многие возненавидят, если узнают, что я просыпаюсь обычно не раньше девяти и на работу приезжаю к часу. Наплыв клиентов происходит обычно перед праздниками. Перед Новым годом я буквально жила в студии, ездила домой только поспать на часов пять. Потому что у человека есть идея, он её держит. Это откладывается, откладывается, а 30 декабря звонят мастеру и говорят: «Срочно нужно».
Тату в первую очередь для себя, не ради показухи. В подростковом возрасте я думал о том, как мои тату будут смотреться со стороны. Это приходит с возрастом – человек начинает набивать то, что именно ему нравится, а как это выглядит в чужих глазах - вторично, потому что у людей вкусы абсолютно разные.
