«Информ Полис» продолжает серию публикаций о талантливых земляках, покоряющих российскую столицу. Наш корреспондент в Москве встретился с Сарюной Асалхановой, врачом одной из самых крупных больниц страны.
Глядя на хрупкую, миловидную Сарюну, никогда не скажешь, что каждую рабочую смену эта девушка помогает десяткам детей – кому-то спасает жизнь, кого-то оберегает от серьёзных осложнений. Выпускница Российского национального исследовательского медицинского университета имени Н. И. Пирогова работает в приёмном отделении Морозовской детской городской клинической больницы уже полтора года. За это время у молодого врача накопилось много историй. В интервью «Информ Полису» Сарюна Асалханова рассказала о маленьких пациентах, непростых запросах их родителей, об эмоциях врача и о том, как выбор профессии врача определил будущее всей семьи.
- Сарюна, расскажите, пожалуйста, о своём решении стать врачом. Всё-таки эту профессию выбирают не так часто.
- Я хотела стать врачом, когда была ещё школьницей. Думаю, что в выборе профессии на меня в большей степени повлиял пример моей тёти – она врач и её старшая дочь тоже. Да и мама всегда направляла меня, говорила о том, что врач - это благородная профессия, которая всегда будет нужной и востребованной.
- А почему вы выбрали именно педиатрию?
- Я люблю детей. Работать с ними хоть и тяжелее, но намного интереснее. Ведь они, в отличие от взрослых, не всегда могут рассказать, где и что у них болит. Да и заболевания у детей развиваются зачастую очень быстро и агрессивно. Но я не могла представить себя каким-то другим врачом. Все дети разные, но с каждым из них всегда можно найти общий язык. Кроме того, они чистые и искренние.
- А университет вы выбрали, будучи школьницей? Или, как это часто бывает, пытались поступить в несколько разных вузов?
- На самом деле после окончания школы и сдачи ЕГЭ я планировала ехать в Иркутск. Именно туда поступали мои подруги, друзья, одноклассники. Но мой старший брат, который на тот момент уже жил в Москве, поставил ультиматум: либо я остаюсь в Улан-Удэ под присмотром родителей, либо поступаю в университет в Москве, чтобы быть под его опекой. Оставаться в Улан-Удэ мне не хотелось, поэтому я подала документы в Москву и сразу поступила.
Однако спустя пять лет, когда я окончила университет и нужно было определяться с дальнейшей учёбой (врачи учатся 9 лет, включая интернатуру и ординатуру. - Прим. авт.), я всё-таки решила поехать в Иркутск. Почему-то меня туда тянуло. Сейчас я понимаю, наверное, мне нужно было прочувствовать на себе разницу между Иркутском и Москвой. А ещё мне хотелось быть поближе к родителям, чаще навещать их. Да и мой молодой человек – сейчас уже муж – тогда жил в Улан-Удэ и переезжать в Москву категорически не хотел.
- Любовь и отношения на расстоянии - даже в кино сложно! Как вы преодолели это?
- Пока я училась в университете в Москве, приезжала в Бурятию каждое лето и каждую зиму на каникулы. А молодой человек навещал меня весной и осенью. Когда я поступила в интернатуру в Иркутске, мы каждые выходные попеременно катались друг к другу из города в город. За тот период я ездила в поезде раз 40, наверное.
- Но в итоге вы не остались ни в столь желанном Иркутске, ни в родном Улан-Удэ…
- Да. За время учёбы в интернатуре я поняла, что жить в Иркутске я не хочу и в Улан-Удэ тоже. Я начала уговаривать молодого человека на переезд в Москву. Он долго сопротивлялся, сомневался. Но мы нашли компромисс. Договорились, что он переедет при условии, что я поступлю в ординатуру на бюджет. Я окончу учёбу, после чего мы возвращаемся в Бурятию. В итоге с поступлением всё сложилось. Мы расписались и уже в статусе мужа и жены улетели в Москву. Сейчас почти два года как живём здесь. За это время у мужа поменялись взгляды, он понял, что жить в Москве не так сложно и страшно. И возвращаться в Улан-Удэ больше не хочет.
- Наверное, вы скучаете по родным, которые остались в Бурятии?
- Я уже говорила о том, что мой старший брат со своей семьёй живёт в Москве - в шаговой доступности от нас. А год назад переехали и мои родители, которые тоже поселились рядом. Несмотря на то что родители всю жизнь прожили в Улан-Удэ, они решились на этот шаг, чтобы быть рядом с внуками и с нами, своими детьми. Конечно, переезд дался им непросто, ведь они люди в возрасте. Но постоянно летать друг к другу было ещё сложнее.
- Вы работаете педиатром в одной из самых крупных и известных больниц страны. Сложно было туда попасть?
- На тот момент, когда я искала работу, в нашей больнице как раз открылся новый корпус и количество коек на стационар увеличилось. Следовательно, выросла и потребность в медицинском персонале. Вакансию врача-педиатра я нашла на сайте job.ru, откликнулась, и спустя некоторое время меня пригласили на собеседование.
Наверное, в моём случае сыграла роль и сезонность: был декабрь, в больницу поступало по 600 - 700 детей в сутки. Это огромный поток, больница нуждалась в докторах. Мне дали испытательный срок три месяца. Я выдержала и осталась. Работаю уже полтора года.
- Получается, что вы пришли на работу в больницу сразу после интернатуры?
- Да, я начала учёбу в ординатуре и поняла, что мне нужна работа. Не только из-за денег, но и для того, чтобы не потерять навыки. Сейчас я могу признаться, что это было очень сложно. Настолько, что в первые сутки работы в четыре часа утра я вышла из отделения на улицу и расплакалась. Я задавала себе вопрос, зачем и почему я выбрала такую сложную специальность. Ведь тогда у меня почти не было опыта, а на этапе обучения всё представлялось совсем иначе.
- Но вы сознательно выбрали именно работу в больнице? Ведь педиатры требуются везде, в том числе и в поликлиниках, где, наверное, всё более спокойно и размеренно.
- Для того чтобы совмещать учёбу с работой, мне нужен был сменный график. Сейчас с понедельника по пятницу я на учёбе, а по выходным на работе. И в будние дни тоже бывают ночные смены.
- Сарюна, ваш график очень тяжёлый и напряжённый. Неужели у вас никогда не было мыслей всё бросить?
- Поначалу, когда я только устроилась в больницу, думала о том, что поработаю какое-то время и уйду. Но меня затянуло. Мне стали нравиться работа и жизнь именно в таком режиме. Плюс в нашем отделении - я могу увидеть множество самых разных случаев и получить колоссальный опыт.
Наш заведующий не раз повторял, что если вы сможете продержаться в нашем отделении, то в будущем сможете работать везде, в любом отделении или стационаре. Ведь именно на Морозовскую детскую больницу приходится самый большой поток пациентов и именно к нам едут люди с самыми тяжёлыми заболеваниями не только из Москвы и области, но и со всей страны. И абсолютно все дети поступают в больницу через наше отделение.
- Расскажите о специфике работы вашего отделения подробнее. Что приходится делать непосредственно вам?
- Я работаю в отделении экстренной помощи. В нашем отделении проводится так называемая сортировка - процесс быстрой оценки состояния детей для выявления самых неотложных. Почти каждую смену бывает так, что в больницу привозят одновременно несколько детей на каждого доктора. И нам в сжатые сроки нужно оценить состояние ребёнка и безошибочно решить, что и с кем делать. Кто-то прямо сейчас нуждается в реанимации, кого-то нужно направлять на срочные анализы, а кто-то может немного подождать.
Времени на раздумья и размышления нет. Каждую смену я работаю в режиме многозадачности. Я должна быть собранной и предельно внимательной независимо от дня недели и времени суток.
Конечно, не каждый человек способен выдержать такой ритм. У меня были коллеги, которые уходили работать в другие места. Это правда очень сложная и напряженная работа. Ведь кроме наших маленьких пациентов есть ещё их родители, с которыми часто бывает намного сложнее.
- То есть со взрослыми врачу сложнее найти общий язык, чем с детьми?
- Понимаете, в чём дело… Я уже говорила, что дети более чистые, неиспорченные. Ребёнок никогда не скажет, что он хочет лечиться у русского доктора, к примеру. У него просто нет в голове таких предрассудков.
- Неужели в детской больнице в экстренной ситуации кому-то из родителей такое приходит в голову?
- Такое бывает нечасто, но, к сожалению, бывает. Я бурятка и для Москвы у меня необычная внешность. И бывало так, что едва я только входила в кабинет и здоровалась с родителями, как они начинали говорить о том, что хотят другого доктора, славянской внешности.
- Но как вы миритесь с таким отношением к себе? Как даёте отпор?
- Ну, это же просто работа. Я отношусь к таким ситуациям как к издержкам профессии и стараюсь не обращать на это внимания. Ведь это не так важно. Для меня главное - действовать в интересах здоровья пациента, несмотря на его убеждения, расовые предпочтения и прочее. Об этом, кстати, говорится в клятве Гиппократа, которую я дала на шестом курсе, получая диплом врача.
Конечно, можно и возмущаться, и скандалить, и пытаться привлечь таких людей к ответственности. Но я этого делать не буду, мне это не нужно, ведь никакого удовлетворения я от этого не получу.
- А вообще в вашей работе много сложных, шокирующих ситуаций?
- Много, но такие вещи быстро забываются, потому что если думать о них постоянно, то можно сойти с ума. В нашей больнице, как и в подавляющем большинстве стационаров, есть детская смертность. И порою пережить это непросто.
Ещё помню случай, когда родители привезли девочку в больницу сами, на машине. Уже на этапе осмотра мне стало понятно, что ребёнку срочно нужна реанимация. Счёт шёл даже не на минуты, а на секунды. Времени не было ни на приглашения специалистов, ни даже на вызов медбрата с кушеткой, чтобы доставить девочку в реанимацию. Я раздела ребёнка до трусиков, взяла на руки и бегом побежала в реанимацию.
Девочка у меня на руках дышала, но я понимала, что ей, мягко говоря, нехорошо, что как можно скорее нужна помощь детского реаниматолога, кислород… И в этот момент родители начали останавливать меня, хватать за руки, за волосы, тянуть за одежду. Они кричали и постоянно спрашивали, умрёт ли их дочь. А я ведь врач, я не имею морального права давать надежды и обещания. В тот момент я не могла сказать им, что всё будет хорошо. Как и не могла заявить, что ребёнок умирает. Мне нужно было просто делать свою работу. Вот в такие моменты мурашки пробегают по коже.
Конечно же, я понимаю, что у людей было состояние шока. Я их не осуждаю. Они боялись, что я унесу их ребёнка и они его больше никогда не увидят. Ведь родителей во время реанимационных мероприятий в реанимацию не впускают. Подобные ситуации сложные, потому что нужно оставаться врачом, но не забывать, что ты ещё и человек. А быть человечным и жёстким одновременно непросто.
- А иностранные пациенты у вас бывали? Или какие-то экзотические болезни у детей?
- Да, бывали и бывают. В Москве вообще интересно работать, потому что здесь много людей разных национальностей. Ведь в наших российских университетах, интернатурах и ординатурах доктора изучают в большей степени только те заболевания, которые есть в России. Мы не углубляемся в изучение болезней, распространённых, например, в Южной Америке. И далеко не каждый российский врач, даже очень опытный и грамотный, сможет определить, есть ли у пациента-афроамериканца гиперемия (покраснение кожи. - Прим. авт.). Ведь нас этому не учили. Я и сама с этим столкнулась, когда в Москве проходил чемпионат мира по футболу. Когда в нашу больницу начали поступать дети-афроамериканцы, мы поначалу собирали консилиумы. К счастью, среди моих коллег много докторов, работавших за рубежом или проходивших там обучение. Они знали все эти моменты и обучали нас всем тонкостям. Это было не только интересно, это ещё очень ценный опыт для меня.
А что касается экзотических заболеваний, то помню случай, когда этой весной поступил мальчик. Ребёнка осматривал мой коллега, с которым мы вместе были на смене. Малыш вернулся из отпуска в Таиланде и привёз с собой очень опасное и заразное заболевание – лихорадку Денге. В тот момент было важно правильно поставить диагноз, чтобы не допустить осложнений у ребёнка и эпидемии в городе.
- Кстати, в свете относительной доступности отдыха за границей как вы, Сарюна, относитесь к прививкам? Ведь сейчас много противников вакцинаций, отказываться от прививок стало в какой-то мере даже модно.
- Я за прививки. Считаю, что делать их нужно. Но я за разумный и адекватный подход к вакцинации. Перед тем как привить ребёнка, нужно убедиться, что он полностью здоров. Нужно качественно его осмотреть, сдать общий анализ крови и общий анализ мочи. К сожалению, бывает и так, когда прививку ставят вообще без какого-либо осмотра врача. Это рискованно и может быть чревато последствиями.
- А что значит «качественно осмотреть?» Вы хотите сказать, что при осмотре ребёнка врач может столкнуться с какими-то сложностями?
- Расскажу вам ещё один случай из моей практики. К нам в отделение поступил 7-летний мальчик, который кашлял целый месяц. Отец водил его по всевозможным специалистам, мальчику делали рентген и другие обследования, брали многочисленные анализы. Ребёнок пропил три курса антибиотиков! Но кашель так и не останавливался, даже никакой положительной динамики не было.
В итоге измученный и загнанный этой ситуацией отец привёз сына к нам. Причём сам мужчина был в таком ужасном психологическом состоянии, что даже не мог адекватно разговаривать с докторами. Только повторял, что его ребёнок постоянно кашляет.
Это был очень тонкий психологический момент: мы с коллегами даже сначала заподозрили симуляцию со стороны мальчика, ведь ни температуры, ни каких-либо других симптомов у ребёнка не было. И вот тут важный момент – я, как врач, должна была оценить всё: внешний вид ребёнка, состояние его кожи, волос, ногтей, зубов. Вы ведь помните, что в семилетнем возрасте у детей как раз меняются зубы? Мы начали расспрашивать отца на этот счёт. Выяснилось, что зубы у мальчика действительно шатались и выпадали. Но отцу он их никогда не показывал и не отдавал. Выпал зуб и выпал, а где он, неизвестно.
Ребёнка срочно направили на процедуру компьютерной томографии, с помощью которой и удалось определить, что выпавший зуб попал в бронх. Видимо, ребёнок случайно вдохнул его. Возможно, это произошло во сне. Когда мы рассказали об этом отцу мальчика, он испытал шок и облегчение одновременно. Ведь всё это время мужчина считал, что его сын болен чем-то опасным и неизлечимым.
- А своё будущее в медицине вы видите именно в больнице? Просто очень многие доктора сейчас стремятся уйти в частную практику.
- Для того чтобы уйти в частную практику, нужно получить как можно больше опыта, в том числе и в общении с людьми. Ведь услугами частных докторов тоже пользуется особенный контингент пациентов. Поэтому сейчас мой план - окончить ординатуру. Мне остался ещё год обучения. После этого я хочу пойти учиться ещё куда-нибудь. На данном жизненном этапе мне максимально комфортно и что-то менять я пока не хочу. Мне нравятся мой график работы, специфика, коллектив. Кроме того, есть и личные планы – расширение семьи, рождение детей.
- Многие молодые доктора сейчас уезжают работать за границу. Кто-то выигрывает гранты, кого-то приглашают в клиники. Вы не рассматриваете для себя такую возможность? Или вы патриот?
- У меня своё понимание слова «патриотизм». Патриот для меня - это совсем не тот, кто постоянно живёт именно на той земле, где родился и вырос. Я очень горжусь тем, что родилась и выросла в Бурятии. Я никогда этого не стыдилась: своим друзьям, знакомым и коллегам из Москвы постоянно рассказываю о нашей культуре, обычаях бурятского народа, об уникальной природе нашей республики. Мой переезд в Москву связан с развитием себя как личности и с развитием профессиональных навыков, с расширением личных границ.
Что касается заграницы, то уехать сейчас мне будет сложно. Я не хочу оставлять своих родителей, они уже пожилые. Хочется проводить с ними как можно больше времени. Ведь я и так жила самостоятельно с 16 лет, с самого окончания школы. Они никогда не привязывали меня к себе, не держали. А сейчас мы все рядом, вместе. Конечно, живём в разных квартирах, но в одном районе, в шаговой доступности друг от друга. И мне это очень нравится.
