Известный бурятский исполнитель Алагуй Егоров 23 ноября выступил на большом концерте рэперов в Якутии. Он удостоился похвалы от побывавшего там якутского мэра Сарданы Авксентьевой. 30-летнего артиста пригласил его друг рэпер Jeeda, который также принимал участие в концерте. После этого Алагуй приехал на родину в Улан-Удэ, чтобы повидаться с семьей. А также нашел время, чтобы встретиться с корреспондентом infpol.ru.
Напомним, в 2016 году Алагуй уехал в Китай, оставив свой проект Luxor (Артур Шмыгин), карьеру рэпера и бизнес. Он отметил, что отъезд был безболезненным, так как предупреждал об этом всех своих знакомых еще за два года и подготавливал почву.
- В 2014 году меня начало раздражать то, что я уже десять лет на 80 процентов тащил группу на себе: организовывал концерты, придумывал идеи треков, редактировал слова. Артуру тогда сказал: «Братан, если ты сам сейчас не начнешь наводить суету, то мне не интересно все это тащить одному. У меня уже план есть - валить в Китай». По бизнесу тоже сказал, что буду отваливать, - поделился воспоминаниями он. - Мы с ним с 5 лет знакомы. Во время работы над Luxor у нас вообще ни одного конфликта не было. Нам нечего делить. Он работал над образом Luxor и это его, а я развил YouTube-канал и он мой. Даже после того как уехал, то оплачивал полгода аренду студии из Китая, чтобы пацаны работали. Ко мне никаких предъяв вообще не может быть и у Артура их не было. Сейчас у нас отличные отношения. Он мне присылает музыку и я делаю безвозмездно аранжировку, он ведь друг.
«У бурятских артистов не хватит денег, чтобы заказывать у меня музыку»
Уже три года он живет во Внутренней Монголии. Сейчас он обосновался в городе Хух-Хото, свободно говорит на монгольском и приемлемо на китайском, работает аранжировщиком или саунд-продюсером.
- Зарабатываю музыкой. У меня сейчас неплохо все, - смеется он. – Моя музыка пока ориентирована на местную аудиторию, потихоньку выхожу на китайцев из Внутренней Монголии. Сочиняю музыку, записываю все это дело и везде меня указывают как аранжировщика или миксинг-инженера, иногда как соисполнителя, хотя я там не пою. За счет этого растет моя известность.
Еще недавно Алагуй был совладельцем улан-удэнского кафе «Шэнэ Бууза». Сейчас в Китае ему предлагают организовать бизнес по поставке товаров из России и обратно, но он категорически отказывается ради музыки.
- Надо заниматься одним делом, чтобы извлечь пользу, даже если сейчас это не совсем прибыльно. Но если честно, у бурятских артистов не хватит денег, чтобы заказывать у меня музыку. Я сейчас даю им пятидеятипроцентную скидку, чтобы в принципе делать, - говорит композитор. – В 2014-2015 годах я делал в Бурятии аранжировки за 10 тысяч рублей. В 2016 году в Хайларе поставил дороже – 30 тысяч рублей. Первый клиент спросил у моего знакомого: «А что так дешево, видимо не качественно делает». Цена возрастает из-за улучшения качества, но это никого не интересует. Всех интересует, кто делает. Если во Внутренней Монголии меня будут все знать, то я смогу поднимать цену насколько хочу, до 100-200 тысяч рублей. В Улан-Удэ такое не прокатит.
Алагуй не часто дает концерты во Внутренней Монголии из-за ограничений режима. Иностранные артисты, приезжающие с гастролями, обязаны предоставить все свои тексты и абсолютно точный перевод на китайский язык в Пекин. Там его рассматривает специальная комиссия на наличие экстремизма и прочих запрещенных вещей, затем дает разрешение на выступления в Китае.
- Это геморройный процесс, который мне не нужен. Я там нахожусь по непонятной визе – бизнес виза. Вроде бы что-то можно делать, но нельзя на работу устроиться и т.д. Но я планирую продвигаться как исполнитель, выступать, чтобы быть более известным. Это хорошо скажется на моей работе, как аранжировщика. Все же хотят меньше работать и больше зарабатывать. В России это нереально, а в Китае – реально. В Бурятии я тоже не любил сцену, мне нравится писать музыку в темноте, у себя, а рэп – это попутная история, - подчеркнул артист.
Напомним, в сентябре Алагуй вновь стал делать публикации в Instagram и рассказал о жизни в городе Хух-Хото. По его словам, его активность объясняется только тем, что у него появился работающий VPN. Теперь он может свободно пользоваться запрещенными в коммунистическом Китае соцсетями.
«Певцы – это звезды, а композиторы и аранжировщики – солнце»
Алагуй отметил, что во Внутренней Монголии как таковых звезд нет, которые бы тусовались только в кругу знаменитостей. Сами люди также не идеализируют артистов.
- Один офигенный певец открыл дешевый бар и каждый вечер там поет. Это принижает, не знаю почему они так делают. Я им не папа, чтобы советовать, - поделился он. - Бурятские артисты тоже себя принижают, только во Внутренней Монголии еще чуть-чуть «ближе к народу». Я так не делаю. Нигде не свечусь, с лишними людьми не контактирую, как и в Улан-Удэ. Только занимаюсь музыкой и общаюсь с музыкантами. Я считаю, это самое правильное поведение, потому что, чем тебя меньше видно, тем тебя больше хочется. Надо не наедать людям.
По мнению Егорова, современная бурятская музыка находится в непонятной стадии: «слушатель не особо требует и артист не горит желанием стать музыкантом и не знает, как этим зарабатывать». Он считает, что в Бурятии не хватает новых современных артистов по двум причинам: нет спроса среди населения, говорящего на бурятском языке, и нет людей, которые хотели бы делать хорошую музыку.
- В нулевых аудитория жила в деревнях в языковой среде, у них была потребность в музыке на бурятском. Сейчас они переехали в город и разговаривают на русском. К тому же, я с десяти лет знал, кем хочу быть и мне повезло, потому что я пересекался с людьми у которых учился. Например, Нараюша (Нар-Оюу – дочь монгольского композитора, которая родилась в Ленинграде, а детство и юность ее прошли в Улан-Удэ) научила меня делать аранжировки и продавать свою музыку клиентам. Благодаря этому я смог стать нормальный саунд-продюсером, даже попал на кассеты и уходящие диски. Сейчас людей, которые могут научить, практически нет в Улан-Удэ, - объясняет музыкант. - Все стесняются брать деньги, поэтому их нет. Из-за этого они думают, что на музыке не заработать и уходят в другие сферы. Начинается кризис музыкантов, хотя певцов много. Певцы – это звезды, а композиторы, аранжировщики – это солнце. Певцы отражают их свет, а если нет солнца, то и звезды темные. Сегодня в интернете любой может стать знаменитым, поэтому все обесценивается и это неправильно. Я думаю, в ближайшее время даже в России тенденция поменяется.
«Я уехал из Бурятии, чтобы развиться»
Алагуй называет Улан-Удэ – благоприятной землей для производства чего-либо, где есть богатые люди и те, кто не понимает, что могут зарабатывать много независимо от места. По его словам, он мог бы остаться здесь и получать большие деньги, но только не на музыке.
- Мой эгоизм говорит: «Ты должен делать музыку». Я конечно не супер-музыкант, но это то дело, которым мне нравится заниматься, и я реально смогу зарабатывать на этом хоть какие деньги. Главное - желание и правильное месторасположение. Но я могу ту же самую музыку делать, находясь где-нибудь в деревне с хорошим интернетом, - отметил он. - Люди думают, что это их Улан-Удэ душит, но нет. Здесь можно 15-20 дел за день решить, если ты на машине. В Москве всего 2-3 дела, а пешком вообще нереально. Я считаю, Бурятия должна поставлять кадры, таланты. Мы не должны торговать лесом и водой, а своим умом и талантами. Смесь русского менталитета плюс монгольской крови породило новую нацию - бурят, которая с одной стороны очень гибкая и глубоко мыслящая, а с другой – непробиваемая.
Композитор вспомнил известного рэпера Хаски, начинающего – Тимура Бубеева и скульптора Даши Намдакова и отметил, что они появились на благоприятной земле в Бурятии. Алагуй считает, что сами жители республики не стремятся здесь развивать культуру.
- Я уехал из Бурятии, чтобы развиться. Эгоистичная цель. Я приезжаю в Бурятию и много людей, которые были негативно настроены ко мне, смотрели сверху вниз, сейчас тянутся ко мне и хотят что-то сделать совместное, видимо, прозрели. Я тут 27 лет безвылазно жил, но никто не хотел развивать, не было желания скооперироваться. Я не могу подавать им пример, чтобы они уезжали из Бурятии. Они уже физически не могут уехать, все при детях, их засосало болото рутинной жизни. А на молодежь я не ориентируюсь, - сказал артист.
«Во Внутренней Монголии язык – это склеивающий элемент»
Живя в Китае, Алагуй тем не менее имеет свое мнение о том, почему и кто сейчас поднимает тему сохранения и развития бурятского языка. Как говорит музыкант, это те, кто уехал из Бурятии, не живет здесь и пытается самоидентифицироваться.
- Во Внутренней Монголии язык – это склеивающий элемент, он их отличает от других азиатов. В Бурятии язык для объединения в принципе не нужен. Мы видим азиата и понимаем, что он бурят, европеец – русский. На западе России азиат может быть свой или чужой. А как это понять? С помощью языка, - поделился мнением он. – Больше всего за бурятский язык переживают те, кто в Бурятии не живут. Буряты, живущие за границей, на самом деле не скучают по Бурятии, они просто хотят самоидентифицироваться. Тогда они начинают вспоминать про бурятский язык.
Музыкант затрагивал тему бурятского языка и диалектов в соцсетях. По его словам, он хочет, чтобы люди мыслили глобально и задавались вопросами: «Для чего тебе нужен бурятский язык?», «Для чего люди поднимают проблемы бурятского языка?».
- В Бурятии нам все равно, все общаются на русском языке. И вся многострадальная история про бурятский язык идет не отсюда. Бурятский язык позволяет самоидентифицироваться в России, дает какую-то уверенность, что ты не из тех, кто забыл свой язык, у тебя есть род, есть чем городиться, история и т.д. Только за счет этого люди учат бурятский язык, чтобы быть кем-то. А так ты никто. Это важно, но в нынешних тяжелейших экономических условиях важнее, чтобы было благополучие в семье, быту, взаимопомощь, - резюмировал Алагуй.
