Для учёного, приехавшего с Урала в наши края в далёкие восьмидесятые, Бурятия стала не просто предметом научного интереса, а землёй, за чистоту и благополучие которой он борется много лет. Эколог, преподаватель и общественник Евгений Кислов рассказал в интервью корреспонденту «Информ Полиса» о некоторых больных точках республики, на которые необходимо обратить внимание.
Евгений Владимирович Кислов - кандидат геолого-минералогических наук, заведующий лабораторией геохимии и рудообразующих процессов Геологического института СО РАН, доцент кафедры геологии БГУ, эколог и модератор тематической площадки ОНФ «Экология» в Бурятии.
О начале пути
- Евгений Владимирович, вы родились на Урале. Расскажите о своей семье и о том, как выбирали свой профессиональный путь.
- Родом я из города Челябинска, родился в семье инженера и врача. Отец в последние годы был заместителем главного технолога Челябинского тракторного завода. Мама занималась проблемами, связанными с последствиями радиационной катастрофы в Челябинской области, а также созданием иммунологической лаборатории на станции переливания крови. Я же заинтересовался геологией - обычным для Урала делом. Там существуют традиции добычи полезных ископаемых, много любителей в сфере минералов. Также большую роль сыграло то, что лето я проводил у бабушки и дедушки в небольшом городке Сысерть под Екатеринбургом. По окрестностям Сысерти расположены такие места, как озеро Тальков Камень, и местности, описанные в сказах «Конёк Горбунок» и «Хозяйка медной горы». Я с интересом изучал различные минералы, а в шестом классе пошёл в клуб «Юный геолог». Тогда же отправился на Олимпиаду в Новосибирск и с ходу занял первое место в младшей группе. Затем стал ежегодно ездить на геологические слёты - областные, уральские, всесоюзные, а летом работал, помогал взрослым геологам. Когда геофизические работы завершились, наша команда должна была отчитаться на слёте. Мы тогда сделали геологическую съёмку окрестностей озера Большой Еланчик. То есть мы, обычные школьники, взяли и построили детальную геологическую карту, которую я потом защищал перед опытными производственниками. Для поступления я выбрал Новосибирск. Долго готовился и поступил на специальность «геохимия», где очень хорошо давали минералогию. После третьего курса я перешёл на специализацию «экспериментальная минералогия», так как хотел выращивать новые минералы с новыми свойствами. После четвёртого курса отправился на преддипломную практику на юг Якутии. Также мы проехались по всему Уралу, поработали в Казахстане.
- Как вы оказались в Бурятии и занялись общественной деятельностью?
- По распределению в 1984 году я отправился в Улан-Удэ. Здесь мне предложили интересную тематику, и я начал работать по Йоко-Довыренскому массиву Северного Прибайкалья, чем и занимаюсь до сих пор. Это объект, в котором открываются всё новые и новые стороны. За это время мы открыли новый минерал довыренит. Другие новые минералы ждут своего часа. Общественной деятельностью я занимался всегда. В советские времена был пионером, комсомольцем, состоял в партии. С началом перестройки вошёл в инициативную группу по созданию Народного фронта и в клуб избирателей, баллотировался в Госдуму, в народные депутаты Российской Федерации, в Верховный Совет Бурятии и Народный Хурал. Правда, ни разу меня не избрали - возможно, был слишком молод для этого и время моё не настало. Вскоре мы с единомышленниками из Народного фронта и клуба избирателей создали Республиканский правозащитный центр, а в 2000 году я стал координатором правозащитных мониторинговых программ Московской Хельсинкской группы по Бурятии. Мы изучали, как соблюдаются права человека в различных сферах, проводили мониторинги мест лишения свободы, психиатрии, выборов и другие.
О свободной прессе
- Как защита прав человека увязалась с вашим занятием экологическими проблемами республики?
- Защита прав человека стала, наверное, продолжением той нашей неформальной деятельности в начале перестройки. Занимаясь общественной деятельностью, я всегда старался поднимать и экологические проблемы. Работали мы в сотрудничестве с командой БРО по Байкалу и его директором Сергеем Шапхаевым.
- Как общественнику и правозащитнику вам приходилось сталкиваться с противодействием на своём пути?
- Однажды мне потребовалось написать для Минюста отчёт о нашей деятельности, в котором я упомянул, что мы получили грант от посольства в Нидерландах и открыли юридическую клинику на эти средства. После этого нас начали обвинять в том, что мы не отчитываемся, начали против нас судебные тяжбы и признали несуществующими. Против нас буквально были брошены все силы правоохранительных органов. Однако, невзирая на это, нам стало ещё проще работать. У нас тогда были филиалы по районам Бурятии, где мы также защищали права людей, в том числе в судах. Я больше занимался правозащитной журналистикой и взаимодействовал с органами власти. Мы доносили до верхов всё то, что у нас творится. По-видимому, это и стало причиной такого противодействия. В отличие от многих регионов, в Бурятии тогда была разнообразная и свободная пресса. Её мониторингом я практически закрывал свои доклады, от которых на площади Советов все просто бесились. Но когда я встречался с министром внутренних дел республики Михаилом Цукруком, которого тогда только назначили, он сказал, что мои отчёты единственные принесли ему пользу в знакомстве с Бурятией.
Бурную реакцию вызывали и мои журналистские работы. Известный тогда генерал Овчинников пытался возбудить против меня уголовное дело, президент Потапов подал гражданский иск в суд. Но этим меня было не остановить.
О клановости и реакции
- Какой для вас, как для приезжего, открылась наша республика?
- Когда я приехал сюда, заметил, что в республике народ более размеренный, спокойный, патриархальный. Очень распространена вера в книгу и начальника. Как и родственные связи, землячество и клановость. Конечно, я бы не сказал, что что-либо из этого мешало мне работать, но проблемы были. Например, в 1989 году, когда о радоновой опасности нельзя было говорить, я баллотировался в народные депутаты. Райком решил провести сбор актива всего Октябрьского района, в том числе с кандидатами, в самом большом зале ДК «Мясокомбинат». В своём выступлении я высказался об этой опасности, а после меня вызвал к себе секретарь парткома. Он просил не распространяться об этой проблеме, хотя отрицать её существование не стал.
- Сегодня таких вызовов «на ковёр» нет?
- Нет. Но мне даже жалко, что их нет. Однажды на телевидении я высказался о том, что идея закупить антигололёдные реагенты абсолютно идиотская и что их невозможно у нас применять. Что на них затратили деньги, складировали где-то и что их хранение тоже стоит денег. Кто-то же должен за это ответить. На следующий день на совете Общественной палаты все начали спрашивать меня: «Ну что? Какова была реакция мэрии?». А никакой реакции не было. И это плохо.
О проблемах Байкала
- Сейчас вы выступаете против принятия постановления «О максимальных и минимальных значениях уровня воды в озере Байкал». Почему?
- В 1956 году была построена плотина Иркутской ГЭС, которая подняла уровень Байкала примерно на 80 см. Постепенно озеро адаптировалось. Однако проблема осталась - в изменении режима Байкала. Когда уровень воды низкий, энергетики больше опускают задвижки, увеличивая сток для выработки электроэнергии. Вторая проблема касается города Ангарска, где при низком уровне воды обнажаются водозаборы промышленных предприятий. Постановление правительства о том, что эти предприятия должны заглубить свои водозаборы, было ими проигнорировано.
Казалось бы, такие богатые компании - «Ангарскнефтеоргсинтез», производящий бензин и керосин, и электрохимический завод, производящий ядерное топливо, - не могут просто углубить водозаборы. Из-за недостаточной очистки их стоков при маловодье они недостаточно разбавляются. А при высоком уровне воды сток делается меньше, чтобы не затопить дачи и коттеджи на островах и берегах Ангары.
В 2001 году в соответствии с законом «Об охране озера Байкал» и обязательствами Российской Федерации по сохранению Байкала как участка всемирного природного наследия было принято постановление, которое ограничивало этот диапазон одним метром. В 2015 году, когда установился маловодный период, экстренно приняли постановление, на один год вводившее режим 2 метров 30 сантиметров. Ещё через год на обсуждение вынесли проект о продлении этого режима - на постоянной основе. Тогда мы выступали резко против, и пресса Бурятии нам в этом сильно помогла. В итоге постановление было принято на три года. Но 31 декабря 2020 года его срок истекает, и сейчас главная задача, чтобы постановление «О максимальных и минимальных значениях уровня воды в озере Байкал» не было принято. Тогда автоматически вступит в силу постановление 2001 года с диапазоном в один метр.
Потому что последствия как повышения, так и понижения катастрофичны. Если уровень воды в Байкале понижается, то нет воды в колодцах и скважинах, горят торфяники, высыхают соры, где выгуливается молодь рыб. При высоком уровне затапливает сельхозугодия, населённые пункты, подтапливается железная дорога.
- Может ли общественность повлиять на это?
- Проект постановления был опубликован на правительственном сайте, где шло общественное обсуждение и голосование. И общественность Бурятии не прошла мимо, было подано, если не ошибаюсь, порядка 2 000 голосов «против» и пять «за». Ещё не поздно путём обращений в правительство, к депутатам Госдумы и в Совет Федерации не допустить ошибки. Писать письма президенту в конце концов, если у нас никто, кроме него, не может ничего решить.
- Вы также не так давно выезжали на станцию Переёмная в Кабанский район, где люди пожаловались на почерневшую байкальскую воду. Уже есть какие-то результаты поездки?
- Да, люди сообщали, что вода не только странного цвета, но и неприятно пахнет - в таком виде она по трубам поступает к ним в дом. Мы в этом убедились, запах действительно стоял гнилостный. Также от ОНФ мы посетили очистные сооружения, на которые грешили местные жители. Мало того, что они 70-го года постройки, так туда привозят жидкие отходы со станции Танхой. Станция работает, но в соответствии с требованиями 70-х годов, то есть сливает стоки на поля фильтрации, находящиеся выше населённого пункта. Пробы показали, что загрязнение байкальской воды, по-русски выражаясь, имеет «фекальное» происхождение. Водозабор производится из Байкала прямо в черте населённого пункта. То есть определить, откуда это загрязнение - с очистных или частного сектора, пока сложно. Ясно только, что очистные надо выводить из эксплуатации. Как сказал замглавы района, запланированы новые очистные, но уже в Танхое, потому что там потребителей больше. Всё это требует финансирования проектирования, строительства и так далее. Надо ускориться в этом вопросе, а также заняться оставшимся в Переёмной домом. Потому что подача такой воды людям - это просто уже нарушение СанПиН. Замглавы добавил, что жители дома могут скинуться и прочистить водопровод. Но о чём речь? Чтобы бабушки с пенсий скидывались - это несерьёзно.
О потеплении
- Одна из проблем, о которой вы высказывались в СМИ, - это глобальное потепление. Чем оно чревато для жителей нашего региона и ждать ли потепления как такового?
- Среди обывателей бытует мнение, что глобальное потепление несёт за собой повсеместное повышение температуры, и искренне удивляются, когда с каждым годом зимой крепчают морозы. Так себя и проявляет глобальное потепление - летом становится жарче, а зимой холоднее. А потепление происходит в среднем, и лишь на 1 - 2 градуса. И не в год, а за десять лет. То, что сейчас начинается более водный период, как раз является свидетельством глобального потепления. Для нашего региона потепление грозит увеличением осадков, частотой и мощностью наводнений - в связи с расчленённостью рельефа и повсеместной вырубкой леса. Опять же, если всё это будет задерживать Иркутская ГЭС, чтобы не затопило Иркутск, нам мало не покажется. Также потепление чревато появлением так называемых вселенцев – сорных растений, насекомых и грызунов. Колорадский жук, например, уже дошёл до Иркутска. Ему осталось преодолеть перевал, и тогда прощай, наша картошка. А что может прийти из Монголии, где каких только эпизоотий нет…
О фенольном озере
- Проблема ликвидации «фенольного озера» в районе Кирзавода сейчас на слуху. Как нам известно, вы против его рекультивации на месте. Почему?
- Проект по рекультивации «фенольного озера» сделан очень хорошо. Я бы даже использовал его в качестве пособия для местных проектировщиков. Но сделан он сугубо в интересах заказчика, как, наверное, и должно быть - с максимальной дешевизной.
Выбран пиролиз, как на нефтеперерабатывающем предприятии. Пять установок будут поставлены на берегу озера, чтобы перегонять всю эту фенольную воду и каменноугольную смолу. В итоге будут получены жидкие и газообразные углеводороды, а также твёрдый остаток. Последний планируется захоронить на месте. Проектировщик говорит, что сжигания продуктов не будет. Но побывайте на любом нефтеперерабатывающем заводе и посмотрите, что там творится.
Также у озера будут работать котельные для обеспечения деятельности пиролизных установок. Так там и будет сжигание полученных легких фракций! У меня нет уверенности, что это будут стерильные котельные. Предполагается, что слабо загрязнённые грунты будут очищаться специальными микроорганизмами, съедающими углеводороды.
Но неотвеченными остаются вопросы: что выделяют эти микроорганизмы и так ли безопасен этот продукт, который в конечном итоге опять же будет захоронен на месте?
До 15 октября идет сбор предложений и рекомендаций, после чего проект отправится на государственную экологическую экспертизу. Отмечу, что проблему «фенольного озера» удалось протолкнуть только при помощи ОНФ и прямого обращения к Путину. Как говорится, несчастная та страна, в которой только один человек может повлиять на вкручивание лампочки в подъезде.
О радиации
- В одной из наших бесед вы говорили, что жители Бурятии имеют право на компенсации как пострадавшие из-за взрыва на Семипалатинском полигоне, как и население Алтайского края, которые уже получают эти компенсации.
- В Бурятии вообще не выполняется закон о радиологической безопасности населения. Я ездил в Рубцовск в Алтайском крае, так там эта зона объявлена особой из-за загрязнения от Семипалатинского полигона и местное население получает доплаты.
Тем временем в Бурятии загрязнение от этого полигона гораздо выше. Также у нас значительное радиоактивное загрязнение от Новоземельского полигона. Наиболее серьёзный выброс был, когда произошёл термоядерный взрыв «Кузькиной матери».
Как известно, взрывы всегда производят, когда ветер дует на Восток, чтобы он не попадал за границу и не давал возможностей для исследования разведкой. Выпадения из этого облака происходили в районе Иркутска, продолжались по южному берегу Байкала и максимум осадков выпало на Еравнинский район. Вопросы загрязнения от полигонов нужно тщательно изучить и проводить реабилитацию населения. Люди имеют право на компенсацию, как пострадавшие.
