Звучал он громко, монотонно и вбивался в голову ударами маленьких молоточков. Мелькнула мысль: наверное, так она вдалбливала уроки непонятливым ученикам. Сегодня я была в роли одного из них. Бу-бу-бу-бу… О чем она? Почему в этот сетевой маркетинг идут одни бывшие учительницы? Нет, не одни, но их все же больше. Может, потому, что умеют вот так настойчиво долбить в голову одну и ту же мысль? Так, чтобы она проняла тебя, дошла до мозга… Бу-бу-бу-бу. Кроме того, они в этом постбальзаковском возрасте уже свободны и еще достаточно энергичны. Дети, внуки в самостоятельном полете.
– Таня, – вырвала она меня из затягивающей дремоты. – Представляешь, на берегу моря бунгало, у двери на крючке висит твой халат. И рядом – море. Синее-синее…
Я не могла это представить, сидя в типичной городской квартирке, ждущей годами ремонта. Причем не просто тупого переклеивания обоев, а замены всего и вся на что-то более достойное. Оно, кажется, называется евроремонтом. У людей называется. Мы тогда стремились дотянуться до них.
Перед нами на столе стояли торт «Тирамису», нарезанный на дольки ярко-оранжевый апельсин, раскрытая пачка шоколада и початая бутылка вина. Черт бы знал, какого вина. Выбирала Надя. В винах я вообще не разбираюсь. Даже не понимаю, почему оно называется сухим, если оно на самом деле мокрое. Я накрыла стол, и, по ее представлению, стали обсуждать детали будущего крупного проекта. Разумеется, финансового. Разумеется, сулящего огромные дивиденды. И мне, и ей. Успех, благополучие, все, что имеет отношение к бунгало у моря.
Какой же это был проект? Нужно было тупо взять в банке кредит, желательно в пределах 100 тысяч, и половину из них направить, хрен знает зачем, под чью-то задницу. На нашем языке это громко называлось «сделать инвестиции». Кто знает, когда она это слово освоила в своем лексиконе, но вертела им не хуже, чем жонглер шарами. Учительница, что с нее возьмешь.
Деньги нужно было брать под голубую мечту о красивой и безбедной жизни, о поездках на море, ночевке в том бунгало. Может, и не одной? При таком раскладе у многих одиноких дам забальзаковского возраста, наверное, глаза становятся маслеными: ах, море, пальмы, мужчина всей жизни и бунгало. Халатик на крючке у двери как вершина мечты, успеха, желаний. И ты из этого бунгало выпархиваешь, вся такая красивая, легкая, эротичная… Мдее, бля. Мама, держи меня крепче! Она, что, забыла про свои то и дело подгибающиеся на ходу артрозные колени, веером разбегающиеся по лицу морщинки?!
Для меня в то время было весьма проблематично выбраться даже в самый задрипанный шалаш на Байкале. Словно уловив мои мысли, Надя блеснула вставными желтыми зубами, оскалилась в улыбке и продолжила дальше вколачивать свои молоточки:
– Не дрейфь, Танька! Прорвемся! Будет и на нашей улице праздник! – опущенные складки рта взметнулись вверх. – Вот только надо взять этот кредит…
И далее снова – бу-бу-бу-бу-бу… Ровно, гладко, заученно твердила она одно и то же, как много лет назад ученикам уроки.
Я снова куда-то отплыла. Голову свербил вопрос: почему люди, работающие в этом сетевом маркетинге, при встречах все как один (одна) стремятся излучать оптимизм, жизненный успех и занятость не чем-нибудь, а серьезным бизнесом? Сколько таких было на моем пути? Кстати, они открыли для меня некоторые вещи, к которым я стала привыкать. «Орифлейм», индийский БАД «Чаванпраш», какие-то крема, щетки, шампуни, массажеры. Благодаря их настойчивости жизнь открывалась новыми гранями, и ты на глазах начинаешь расти. Как потребитель. Вот взяла это средство – и сон в порядке, анализы – о’кей, врачи отдыхают. Вступила в эту компанию, обзавелась кастрюлями, ясно не российского производства, какими-то стельками, фильтрами для воды, еще черт знает чем. У них много ярких интересных штучек, на которые клюют женщины. Как сороки на яркий блеск.
***
Я знала, что это радужное мифическое бунгало у моря – ее не первая далекая манящая сказкой вершина. Ранее Надя обегала кучу фирм и компаний, куда-то вкладывала деньги, пролетала как фанера над Парижем, ее обманывали, она сама кого-то кидала. Строила под себя какие-то пирамиды, брала кредит, чтобы закрыть другой, пережить темную полосу в жизни, увязала в долгах. Меняла номера телефонов, адреса, пряталась от коллекторов и банковских работников. С этими кредитами Надя напоминала елочку, обвешанную новогодними игрушками. Я бы не выдержала такого напряга. После первого пролета, наверное, трезво рассудив, что это не мое, прикрыла бы лавочку навсегда. А тут проигрыш становился мотивацией для поиска новых фирм, людей, умных и лохов по жизни.
После очередного фиаско она суетливо подчищала свои потрепанные жизнью перышки и шла навстречу своей удаче. Коммуникабельность у Нади была выше некуда. Сверкая желтыми вставными зубами, она легко поддерживала любой разговор на любую тему, будь то политика, культура, искусство, история, заурядная бытовуха. Хотя, если признаться, знания у нее были поверхностными. Но больше всего людей поражал ее английский, которым большинство, конечно, не владело. Она то и дело к месту и не к месту вставляла обрывки чужого языка, демонстрируя свою особенность. Мило объясняла, что у нее какой-то провинциальный диалект, широко распространенный в Королевстве Ее Величества. Сей факт непостижимым образом поднимал сам разговор на более высокий интеллектуальный уровень, наполняя его особым смыслом.
На каком-то этапе ее пестрой, изломанной, полной разных неожиданностей судьбы мы случайно встретились с ней. Не виделись почти 30 лет. От прежней худенькой девушки с большими влажными черными глазами, из-за которых она напоминала легкую пугливую козочку, ничего не осталось. Выступала предательская седина в плохо прокрашенных волосах. Появилась старческая привычка в паузах беззвучно жевать губами. Трансформация той легкой девушки-козочки в эту протобабульку меня поразила. Со своим гардеробом она осталась где-то в середине семидесятых прошлого века. Вся одежда – «прощай, молодость!», кроме того, и вкус, похоже, подкачал. Ну какая нормальная женщина сегодня носит широкие темные брюки, зрительно делающие ее ниже и приземистее? Все вещи на ней были староватые и мрачные, как эта серая жизнь за окном. Я бы все это давно сбросила в утиль: даже с абсолютно тощим бюджетом на «китайке» можно было одеться вполне прилично. Однако во всем парад правил принцип: не высовываться! Неужели школа так унифицирует под единый стандарт всех, кто там работает? Но при этом полным диссонансом над этим вызывающим тоску однообразием – дежурная улыбка, источающая позитив, оптимизм, успех, энергию движения. В общем, мы не совпадали ни стилистически, ни по интересам.
Но она тогда просто вцепилась в меня, из-за чего пришлось некоторое время уделить ей. Тем более что раньше не встречала подобного любопытного экземпляра. В моей коллекции видов она была такой единственной.
Позже я поняла, чем ее заинтересовала. У меня был свой круг общения, довольно обширный, от известных, респектабельных личностей до малозаметных трудяг без каких-либо амбиций, интересных только своей семье да коллегам. Я в ее раскладе была просто крючком, который цепляет добычу. Однако рассчитывать на меня в этом деле не стоило. Люди, которых я знала, умели считать деньги, знали себе цену. И, естественно, не повелись бы на сказочку о бунгало около моря. При желании они без нашей помощи могли обеспечить себе отдых в таком бунгало на любом краю света.
Торт «Тирамису», легкое вино, то ли итальянское, то ли испанское, вкупе с солнечным апельсином были тогда поводом для начала ее нового бизнеса, новой стартовой позиции.
***
К своему весьма почтенному возрасту у нее не было жилья. Вообще-то раньше был дом с садом, огородом, но его не стало. Причину, как она лишилась крыши над головой, не объяснила. Видимо, это была слишком больная тема. Возможно, ушел в уплату за какие-нибудь долги. С узлами, пакетами, тюками она переезжала с одной съемной квартиры на другую. Везде требовали оплату и причем своевременно, полностью. Денег не хватало. Частные уроки не кормили, заработанное тут же уходило на жилье, продукты.
Раньше был не только дом, но и муж. Ушел к другой женщине. Свой уход он объяснил просто: «Ты живешь одними иллюзиями!». Похоже, наша мечта о бунгало у моря как раз была в том ряду красивых иллюзий.
Однажды она привела меня в свою съемную комнату. Хозяином давно не ремонтировавшейся квартиры был какой-то странный малоприятный тип с длинными неопрятными седыми дредами. Он в основном вел ночной образ жизни. Днем отсыпался, а ночью прозябал у компа. Если у одних такое сидение у компьютера оправдывается каким-то заработком, то тут, судя по обшарпанной хрущевке, одним из главных источников его доходов были небольшие Надины деньги за сданный угол. Чтобы не нарваться на него, мы тихо открыли входную дверь и буквально на цыпочках прошмыгнули в ее комнатушку, сильно захламленную, забитую книгами, какими-то узлами и тюками. Стоял застоявшийся запах давно не стиранных вещей и черт знает еще чего. Мы разговаривали шепотом, словно кого-то боялись. Впрочем, так оно и было – хозяина. По ее словам, он был чем-то недоволен, всю ночь ходил и ругался на своей половине. Надя заперлась у себя и не выходила. Даже в туалет. Пришлось пописать в какую-то баночку. От нее, вероятно, и шел тот неприятный запах. Амбре, так сказать, было крутое. Затем, сидя на кровати перед табуреткой, изображавшей стол, она что-то ковыряла и ела из маленькой кастрюли. Я отказалась это пробовать. Если честно, не проходила брезгливость, хотелось поскорее выйти на свежий воздух и вздохнуть полной грудью.
***
С этими маркетинговыми «проектами» вообще творилось что-то несусветное. Разумеется, под каждый из них требовалось внести деньги. А их не было. Катастрофически не было. Единственной палочкой-выручалочкой были банки и кредиты. Как-то в одном банке ей дали кредит. Скромно одетая пожилая интеллигентная учительница, с грамотной речью, владеющая английским и успешно дающая многочисленным ученикам частные уроки (!), чем-то зацепила банкиров. Они ей поверили! Я этот чертов кредит, к счастью, тогда не рискнула взять. Не понимала, зачем я его должна отдавать какой-то незнакомой толстой тетке в обмен на кучу коробок и банок с чаем и кофе. И вообще, если взяла эти деньги, то придется когда-то их возвращать банку. Нужна ли мне эта головная боль?
Кто бы знал, сколько в банке дали Наде денег, под какие проценты и условия, но из них 50 тысяч она сразу впендюрила под эту толстую тетку. На всю сумму забрала товар, который потом не знала, кому и под каким предлогом всучить. Бизнеса как такового не получилось. Знакомые отмахивались от ее предложений попить именно этот чай и кофе, мне он тоже был не нужен. Короче, мы не нашли тех, кто бы выложил кровные 50 тысяч за эту лабуду. Дураков оказалось нема, готовых поглощать это пойло литрами и садиться под ее пирамиду. В итоге весь чай и кофе пришлось допивать самой.
Теперь о самом главном. Та жирная тетка, толкавшая партиями чай и кофе, держала небольшой аквариум с толстыми прозрачными стенами и дверями в центре города в торгово-развлекательном центре. Это пространство громко называлось офисом. Выйдя из этого офиса, т. е. всучив этой тетке 50 тысяч рублей, с оставшейся от кредита суммой мы прощались легко и красиво. Надя шла впереди, я – за ней. Мы проходили между какими-то прилавками, ярко освещенными витринами, за которыми что-то мерцало, сияло, ярко, зазывно блестело. Шли мимо вешалок с одеждой, сумками, обходили углы, заваленные какими-то коробками и тюками. Ее глаза то и дело падали на какую-нибудь блескучую хрень на прилавках:
– О, я это видела там-то, – ею назывался известный фирменный магазин.
Объясняла мне, для чего она, и – покупала. Я была уверена, что эта хрень уже спустя полчаса ей на фиг будет нужна: ни угла своего, ни дома. Она что-то купила тут, что-то там. Потом мы выпили кофе с пирожными. Все это делалось так широко, легко, с улыбкой, какой-то светской трепотней с молоденькими продавщицами. Надя вела себя так, словно денег у нее куры не клевали. Не знаю, при этом свербило ли где-то в ее подкорке: скоро надо как-то отдавать долги банкам, расплачиваться за съемный угол, как-то жить самой?
Мы нюхали по очереди пробники с брендовой туалетной водой, какие-то супердорогие духи, стараясь отличить их ароматы друг от друга. Вокруг нас в торговом центре все сверкало, блистало в витринах, в мириадах светильников и ламп, витали тончайшие изысканные ароматы, и мы, только краем прикоснувшись к ним, видели в них то самое бунгало у моря. Жизнь, полную красоты, достатка, легкого флера, шика и изящества.
В это время она была Человек-праздник! Похоже, Надя мне была интересна именно этим. Я люблю людей, которые в жизни, в общении становятся праздником. С ними легко, интересно, ни к чему не обязывающее общение, приятное времяпровождение, наполненное этими мерцающими огнями и напоенное тонкими изысканными, взрывающими мозг ароматами.
Я размышляла о том, что в ее пенсионном возрасте кочевать по всему городу со своими узлами и пакетами для меня было бы приговором. А она излучала дежурный оптимизм и верила: вот-вот, возьму кредит – будут деньги, и она купит себе дом, соберет семью в кучу и заживет. Как все, или, если быть точнее, как люди. Кстати, это расхожее выражение «чтобы все было, как у людей» для многих годами является главным стимулом, мотивацией куда-то двигаться, расти, стремиться достичь неких высот в профессии, карьере.
Ну а пока у нее не все в порядке. Целое лето у нас на балконе лежали ее пакеты, узлы, свертки, мешки – все, с чем она не хотела таскаться по чужим квартирам. Мы с трудом пробирались через эти завалы, чтобы повесить, а потом снять стирку. Только поздней осенью все это исчезло. Видимо, нашла какой-то новый угол.
Пока я с ней общалась, она сменила несколько компаний. Каким образом Наде удавалось находить все новые и новые фирмы, «бизнесы», людей, что-то продающих, впаривающих, мне, ей-богу, было непостижимо.
***
Однажды мы сидели в каком-то дешевом кафе в центре города, где ради привлечения посетителей подавали водку на розлив. Слопали буузы с салатом, естественно, по стопке водки, думала, все, пора отчаливать. Вдруг она запела какую-то песню на английском. В этот момент вставать и уходить было неудобно. Странно было слышать песню после единственной стопки в крайне неуютном общественном месте. Замечаю, евшие буузы какие-то лохматые, по виду деревенские мужики начали оглядываться и смотреть на нас. Концерт одного актера продолжался. Потом к нам двое подсели. Зашел ни к чему не обязывающий разговор. Кто-то из них заказал очередную порцию водки и бууз. Как говорят, вечер становился томным. Посиделки закончились тем, что я уехала домой, а Надя решила провести время с одним из них. Выбор был так себе. Что-то приземистое с широкой дурковатой ряшкой. Судя по одежде, не совсем запущенной, наверное, он был семейным. Более ничем не запомнился. Вообще поступок этих людей, абсолютно малознакомых, только что встретившихся случайно в этой забегаловке, в моих глазах был верхом безрассудства. Ну, если этот мужик испытывает острую тоску по совку, ценитель реальной, а не стилизованной винтажности, а ей нужен ну просто чел другого пола, то «No comment!».
Поздно вечером раздался неожиданный звонок. Звонила она. Спросила вдруг: «Я же не похожа на проститутку?». «А в чем дело?» – удивилась я.
Оказывается, они пришли в гостиницу, и он там долго и нудно договаривался насчет номера на ночь, а она ждала. Ее, похоже, эта ситуация выводила из равновесия, казалась сомнительной. Успокоила ее: «Думаю, они по-другому выглядят». На этом наше общение закончилось.
Хотя, честно говоря, как выглядят настоящие проститутки, представляю слабо. Наверное, это занятие накладывает какой-то отпечаток на женщину, но такие в моем кругу не водились. Предположила, что должны быть ухоженные, следящие за собой, поскольку они сами являются товаром! Представить же на их месте Надю в широченных старомодных брюках и что-то жующую сморщенными губами – не могла. Не могла представить, даже зная о ее умении легко наводить мосты с любым человеком, облечь беседу легким шармом и туманом. Позже она рассказала: ночь провели вместе, но ничего не было. Ничего – это значит секса.
***
…В конце концов мы расстались: мне надоело менять какие-то фирмы, общаться со странными личностями. Но она меня познакомила с интересной компанией людей, которые стали моими единомышленниками. В принципе это – единственное, за что я ей благодарна до сих пор. С этими людьми я сдружилась, они меня многому научили, помогли разобраться в сложных вопросах. Без их влияния я не представляю сегодняшнюю жизнь. Очевидно, там была моя пристань.
С Надеждой же я не так давно встретилась опять случайно в одном из городских компьютерных салонов. Она копировала и распечатывала какие-то бумаги вместе с женщиной, видимо, у них шел очередной горящий «инвестиционный» проект. Я просто порадовалась, что с ней все в порядке. Что ее не сломили скитанье по чужим углам, беспросветная нищета, невзгоды.
В этой жизни у каждого есть свое бунгало для счастья. И если одним иллюзии и мечты, парящие в облаках воображения, дают силы и стимул жить, держаться на плаву, верить во что-то светлое и лучшее, то это уже хорошо.
У каждого в этом мире, наверное, есть свое бунгало у моря. Дай бог, чтобы у него не протекала крыша и его не снесли шторма…
Автор рассказа "Бунгало у моря" Октябрина Ешеева известна в Бурятии как опытный журналист, учредитель и редактор журнала "Личность", автор и составитель книг об известных людях, а также таких, как "Ленин - это голова", "Книга рекордов Бурятии" и многих других. Рассказ "Бунгало у моря' не первое художественное произведение Октябрины. В 2007 году она написала пьесу, в которой раскрывается вся правда о предвыборных гонках, обманах и подкупах. Но она оказалась невостребованной театрами. Обращение автора к темам женской судьбы, сетевого маркетинга, кредитов не случайно. Основная сфера интересов Октябрины Ешеевой как журналиста - это политика, экономика, социальные проблемы.
