Елена Рулла - заместитель председателя Ассоциации приёмных семей Бурятии и многодетная мама. Она воспитывает пятерых детей из детдомов. Еще один, самый старший, живёт и работает в Москве. О том, почему общество и школа не всегда принимают «детдомовцев» и за что часто осуждают самих родителей, Елена Михайловна рассказала в откровенном интервью «Информ Полису».
«Мне вывели двух мальчишек. Смотрю - тот самый, с фотографии!»
- Елена Михайловна, что подтолкнуло вас к решению принять первого ребёнка в семью?
- Мы с родителями жили в Бурятии, но потом я переехала на Кубань, где прожила много лет и вышла замуж. Первое осознанное решение приняла, когда было землетрясение в Армении в 1988 году. Детей из Армении тогда везли эшелонами через Кубань в пансионат на Черноморском побережье. Пошёл клич от местной администрации о том, что детей надо разобрать - в пансионате ещё не всё готово было. Но в течение двух-трёх дней правительство Армении заявило, что помощь они примут, но своих детей воспитывать будут сами. После развода я вернулась в республику.
Вообще в нашей семье были я и моя младшая сестра, младше меня на 12 лет. Так что я, можно сказать, выросла одна. Мысль принять в семью ребёнка-сироту возникла у меня ещё в детстве. До сих пор стоит в глазах зимний день, мы идём с мамой по улице, а мимо нас строй ребятишек. Все почему-то в одинаковых пальто в клеточку, воротничок цигейковый. Спрашиваю маму, почему они такие, а она говорит, это детки с детского дома. Почему, спрашиваю, они там живут, а она – «ну, так бывает». Тогда я подумала, что вырасту и обязательно возьму. Это была даже не жалость, а понимание того, что такого не должно быть.
- Мысль вас не оставила, даже когда появились свои дети?
- Даже тогда (улыбается). Много лет я работала в банке, потом занималась частным предпринимательством, когда Союз начал распадаться и многие предприятия закрылись. Когда я уже воспитывала внуков – у меня трое взрослых детей и я уже прабабушка, решила взять ребёнка из детского дома. В 2005 году случайно попала на сайт усыновителей, полистала и увидела мальчонку лет четырёх. Глазки большие, заплаканные. Я подумала: «Боже ты мой, ну как можно!» Эта фотография до сих пор где-то у меня хранится.
Полгода я не могла избавиться от мысли об этом мальчике. Начала узнавать, как взять малыша. Мне ответили, что я могу стать приёмной мамой и что мне даже платить будут за это. Я так удивилась, потому что не знала, что приёмным семьям платят. Сказали собрать документы. Я планировала взять мальчика и девочку. Но возникли проблемы с финансированием, и мне сказали, что пока не могут дать. Просили подождать, зачем, мол, расстраивать детей. Так в ожидании прошёл год. Когда мне позвонили, я приехала в детский дом «Малышок». Мне вывели двух мальчишек. Смотрю, а один из них - тот самый, с фотографии! Мирон. Взъерошенный, как волчонок. У меня ком к горлу подкатил, сразу его узнала. Меня предупредили, что у него «плохая наследственность». Но я ответила: не факт, что он её перенял. И на предложение «подумать» сказала, что и думать нечего.
- Выходит, вас отговаривали? Так со всеми претендентами?
- В детдомах не отговаривают. Боятся возвратов. Ведь, если я откажусь, для ребёнка это будет ударом. Потому что дети там и без того травмированные. Не все же они попали туда с рождения, кто-то уже в осознанном возрасте и помнит свою семью. Мирон был в «Аистёнке» с десяти месяцев, потом попал в «Малышок». Его мама была ограничена в правах. Она не бросала его, просто по состоянию здоровья не могла его воспитывать. Она всё время писала заявление, что заберёт его, что всё это временно.
«Первые три года были адом. Я думала, меня посадят»
- Как ваши дети восприняли ваше решение? Не ревновали ли внуки?
- На тот момент дети были уже взрослыми и жили отдельно. Но для принятия ребёнка требовалось их согласие, так как все прописаны у меня. Все трое очень поддержали и даже сделали ремонт в моей квартире, заменив всю мебель и технику. Внуки не ревновали. Тем более я не из тех бабушек, кто всю свою жизнь посвящает внукам, сидит и сюсюкает с ними.
- Как быстро Мирон адаптировался к новой жизни?
- Первые три года были адом. Дома стоял такой ор… и истерики! Всё, что стояло, кидалось на пол. Мира бился головой об стенку, катался по полу, кричал. Было страшно. Я думала, меня посадят. В моменты отчаяния звонила в службу опеки, просила совета. Тогда не было психологов, как сейчас. Мне говорили: «Потерпите, это период адаптации». А я ведь хотела двух взять. Очень благодарна специалисту, которая сказала попробовать сначала одного принять. Мне казалось, что я такая опытная! Троих детей вырастила, внуков нянчила.
Мне советовали отвести Мирона к психиатру. Я не знала, что делать, и отвела. Рассказала врачу о наследственности ребёнка, о проблеме адаптации и о том, как это проявляется. Когда Мирон зашёл в кабинет, поздоровался с доктором, тот посмотрел на него и сразу вынес вердикт: «Так. Это наш клиент». Меня это возмутило: как так он с порога определил. Психиатр сказал, что поставит его на учёт, но я, естественно, отказалась - это ведь скажется на его будущем.
Врач в детском доме пыталась убедить меня, что Мирон «псих», и я спорила с ней. До сих пор считаю, что те истерики, что он закатывал, можно объяснить просто. В «Аистёнке» в то время детки жили в одной группе - и здоровые, и с отклонениями. Думаю, во многом здоровые дети перенимали поведение ребятишек с отклонениями, наблюдая за ними.
Мирон пошёл в обычную школу, когда ему было восемь лет. Мне всё равно говорили поставить его на учёт, но я отказалась. Обратилась в психоневрологический диспансер. Там сказали, что Мирон обычный ребёнок, никакой клиники. Посоветовали дождаться периода взросления, когда могут проявиться отклонения.
Со временем все истерики сошли на нет. Мирон единственный, кто окончил художественную школу, отучившись около шести лет. Многие дети ходят на рисование, но бросают. Преподаватель отметил у Миры интересный, «детский» подход к рисунку. А ведь, когда я только взяла его, он не умел вообще ничего. Он плакал и кричал «Я не умею!», когда я раскладывала перед ним бумагу и карандаши. Впервые он увидел купленный мной батон и спросил, что это. В детском доме дети видели хлеб только в нарезанных кусочках.
- С кем вы советовались, кроме опеки?
- Не с кем было посоветоваться. Мне было тяжело ещё и потому, что я не знала других женщин, кто взял ребёнка из детского дома. Сегодня очень много общаюсь с приёмными родителями не только в Бурятии, но и по России.
«Она же зарабатывает на нём»
- Как ваше окружение воспринимало Мирона?
- Первое время Мирон выходил во двор к детям и говорил: «Меня зовут Мирон. Я из детского дома, с девятой группы». Будто солдат из девятой роты! (Смеётся.) Со временем дети во дворе начали кнокать его за это, мол, «ты детдомовский». Причём не сразу, а когда стали повзрослее. В то время я была настолько воодушевлена, ко мне приезжали журналисты, снимали сюжеты. Я всех призывала: «Детей надо спасать, надо брать их в семьи!»
Мы живём в посёлке Сокол, там все друг друга знают. Соседи всё это видели и начали судачить: «А, так он приёмный…», «Она же зарабатывает на нём, деньги получает». Кричали ему с балкона, что он детдомовский. Вот нашалила где-то толпа мальчишек, а жаловаться соседи приходили ко мне. Мол, видели среди них моего Мирона, а значит, это его затея. Его считали апофеозом зла. Причём так рассуждали в основном взрослые люди, набожные бабушки. Я пыталась пристыдить их, говорила, что обижать сироту - это грех, который не замолить. Но люди жестоки.
- В какой момент Мирон стал звать вас мамой?
- Мне рассказывали, что в детском доме к нему иногда приходила мама, приносила какие-то подарки. Ему говорили: «Мама пришла». Точно так же ему сказали, когда пришла я. Поэтому для детей в детском доме «мама» - это как имя. И Мирон с первого дня меня так и называл. Для него это не было чем-то особенным.
«В какой-то момент даже брезгливость испытывала»
- Учитывая все трудности, как вы сами адаптировались, как скоро приняли малыша?
- Честно, для меня привыкнуть было тоже трудно. Никогда ни за что не поверю, если мне скажут: «Увидела и полюбила как родного!» Всё равно чувствовалось, что ребёнок чужой. В какой-то момент даже брезгливость испытывала... В то время в детских домах все ребятишки ходили в болячках: моллюск, контактный дерматит, вся кожа в зелёнке. Непросто было.
Когда он закатывал истерики и я ничего не могла сделать, думала, зачем мне это, как быть. Потом задала себе вопрос: «Лена, ребёнок сам к тебе пришёл? Он тебя просил? Нет. Это твоё решение!» Так, со временем я приняла его и его ершистый характер. Начала много читать, знакомиться с другими усыновителями. Все советовали терпеть. Однажды обратилась к неврологу в частную клинику, он сделал Мирону коррекцию. Не знаю, в чём заключается этот метод, специалист просто сидела с ним и разговаривала. Коррекция очень помогла. Истерики пошли на спад.
- Когда вы решились на следующего ребёнка?
- Через два года. Позвонила в «Малышок», решила мальчишку опять взять. Девочек я на тот момент почему-то боялась, да и привыкла именно к мальчикам. Мне привели семь ребятишек. И я расплакалась. Поняла, что не могу выбрать - душа лежит ко всем. Представьте, каждый малыш садится к вам на коленки, трогает вас, в глаза заглядывает. Ты смотришь, а в его взгляде - «Забери меня!». Это невыносимо.
Сотрудница дома посоветовала взять Женю, и я послушалась. Ездила к нему месяц. Он абсолютно никак со мной не контактировал. Оказалось, что Женю забрали из семьи в года полтора. Родители часто оставляли его одного дома, и соседи, слыша его плач, подсовывали ему под дверь печенюшки. Сейчас, когда я начинаю злиться на детей, сразу вспоминаю их тяжёлые истории и не могу сердиться.
- Как удалось наладить контакт?
- Настал момент забирать Женю, он не хотел, чтобы я его переодевала. Вцепился в штанишки свои и смотрит волчонком. Что делать. Попросила сотрудников переодеть его. Когда мы вышли из детского дома, он вдруг заговорил: «Мы на чём поедем, на такси или маршрутке? Если на маршрутке, то туда надо идти» - и пальчиком указал. Сели в автобус, и всё - с этого момента его рот не закрывался (смеётся). Адаптация Жени прошла легко, он настолько нежным и ласковым оказался. Телёночек мой. До сих пор такой. Ему скоро 16. Мирону 21.
«Мама, монстры у людей в голове»
- Следующими были тоже мальчики?
- Да, за Женей в нашу семью пришли двоюродные братья Вася и Кирилл. Тоже ребята с непростой судьбой. Обсуждать их родителей не буду, и с ними пока этого не делаю. Решила, что расскажу, когда вырастут. Васька поначалу тоже ершистым был. Если не хочет что-то делать – а не хотел он очень многое , то и не будет (улыбается).
Два года назад у меня появилось ещё двое деток. Думала в течение года, смогу ли, потяну ли... С детьми советовалась. Выбрала мальчика Серёжу, а у него ещё сестрёнка оказалась - Даша. Скоро ей будет шесть, она у нас самая младшая. Все ребята одобрили моё решение, только Женя был категорически против девочки. В итоге именно он с Дашей и возится больше всех (смеётся). И поиграет с ней, и погуляет, и она его любит безумно!
Даша вообще чудо-ребёнок, настолько развитый, с богатейшим лексиконом. Порой такое выдаёт, что диву даёшься. Например, спросила как-то: «Мама, как думаешь, монстры есть?» Я ответила, что в сказках они встречаются. А Даша: «Ну как ты не понимаешь? Монстры у людей в голове. А так их нет, и бояться их не надо. Но если они выйдут из головы, вот тогда страшно». Однажды она ни с того, ни с сего начала рассуждать: «Когда человек умирает, его тело хоронят в земле. Потому что это уже не человек, а просто его тело. Но душа остаётся с родными, оберегает их. Только плакать не надо, потому что для умершего это плохо».
- По-буддийски… А Серёжа какой?
- Серёжка, он такой славный мальчик, голубоглазый блондин с грустными большими глазами, и очень хорошо умеет ими пользоваться. Умеет манипулировать, вызывать жалость и этим усыпить внимание. Непростой мальчик. Всех своих ребятишек я очень люблю, принимаю их разные судьбы и понимаю, что каждого нужно социализировать. Выпустить в эту жизнь подготовленными. Неважно, кем они будут по профессии, лишь бы хорошими людьми стали.
- Мирон уже не живёт с вами?
- Да, Мира сейчас живёт и работает в Москве. На этот Новый год он сделал всем нам подарок, пригласил к себе, снял квартиру напротив «Москва Сити», огромную, на 30-м этаже. Неделю мы там жили, и всё это время он водил ребят на батут, в лазертаг, в кино, во все торговые центры. Купил всем телефоны с наушниками, а Даше игрушки. В разговоре он поделился планами, что следующий Новый год планирует отметить в тёплой стране. Я подумала, хочет поехать куда-то, а он: «Мам, почему я-то? Вместе поедем». У меня сразу слёзы на глазах (смеётся).
«Призываю получить образование и ставить реальные цели»
- Можно ли сказать, что вы строгая мама?
- Очень. Я могу отругать, не скрою. Но в то же время, если я виновата, извинюсь. Иногда, даже если дитё провинилось, сама подойду и обниму. Бывает, сыновья спрашивают: «Мам, а почему других детей до десяти часов отпускают гулять, а мы в девять должны дома быть?» Я говорю, что за тех детей никто не спросит, а с меня, если что случится, в первую очередь. Объясняю, что в каждой семье свои правила и что, когда у них появятся свои семьи, в них будут свои правила.
Иногда в школе мальчишек задирают. Одному скажут что-то обидное, начинается драка. Второй защищает брата. Когда мне об этом сообщают с претензией, я всегда на стороне своих детей. Потому что они должны уметь дать отпор обидчикам. Но только если это справедливо.
- Учителя не встают на защиту?
- Во многих школах учителя не понимают приёмных детей, особенно с тяжёлой судьбой. Такие дети требуют особого внимания, а системе образования этого не надо. Школа не обязана воспитывать, говорят. Тем временем детей, которые не социализированы, нужно поддерживать не только в семье, но и в школе.
Вы замечаете, что даже публично обычно стараются наградить и показать благополучные многодетные семьи? В них такие образцовые приёмные дети: кто рисует, кто стихи пишет, кто музыкой занимается. Таких любят показывать. А у нас, например, сейчас проблемы в учёбе, и за это нас ругают. Мотивировать мальчишек быть отличниками у меня не получается. Для меня главное - вырастить из них порядочных людей. Пусть и со средними способностями.
Я объясняю детям, что подходит время выбирать свой путь, что есть такие-то специальности в таких-то учебных заведениях. Да, пока ни у кого из ребят нет никаких интересов и склонностей. Они видели Мирона, который бросил учёбу, и считают, что он зарабатывает лёгкие деньги. И что учиться для этого необязательно. Но он работает день и ночь, и то, что он хорошо (он работает с компьютерами). Поэтому я призываю детей ставить перед собой реальные цели и получить образование.
- На мой взгляд, проблема непринятия не столько в конкретном учителе, сколько в системе образования.
- Да, на учителей я обиды не держу. Система образования должна готовить педагогов к тому, что ученики из детских домов будут всегда. И каждый раз будут приходить всё новые и новые, израненные, с тяжёлыми судьбами. С ними надо заниматься. Да, они «колючие», потому что видели всё и привыкли к определённому окружению. Взять Ваську, Кирилла и Серёжу. Когда они вышли из детского дома, тут же нашли себе такое же окружение, как они сами. Как я ни пыталась ограничить их от этого общения, друзей они выбрали по себе и до сих пор дружат с ними. Отказаться от этих друзей для них значит «предать».
Но всё же некоторые учителя, особенно новые, считают, что могут унижать детдомовцев. Я, как зампредседателя Ассоциации приёмных семей, часто слышу рассказы родителей, которые говорят, что боятся предъявить претензии к таким учителям - вдруг скажется на ребёнке. А ведь сказывается! В этом я убедилась на своих детях. Правда, я ребятам всегда объясняю, что нельзя позволять себя унижать, что они такие же люди, как и все.
«Многие не решались. Это лучше, чем отказаться и предать»
- Пройдя и проходя по сей день через все трудности приёмной мамы, станете ли вы, как прежде, вдохновлять других брать детей из детдома?
- Меня раньше часто приглашали в школу приёмных родителей, которая существует уже лет восемь. Там обучают желающих принять ребёнка в семью. Приходят люди с горящими глазами и желанием «спасти» ребёнка, а я говорю, что есть такие-то нюансы, через которые я прошла. Полюбите вы его или нет, большой вопрос. Будет ли он вас любить и слушать – тоже вопрос. Сможете ли вы перенести всё плохое, включая истерики, осуждение, претензии?
Я никогда не отговаривала родителей брать детей, но, даже пройдя школу, многие из них так и не решались. И это правильно. Это лучше, чем отказаться и предать. Те, кто не был готов, отсеивались сами.
Сама я часто слышала даже от близких: «Лена, зачем тебе это надо? Это чужие люди! Это же такой неблагодарный труд!» А мне и не надо никакой благодарности от моих детей. Просто пусть будут счастливыми людьми.
