8 ноября в Улан-Удэ в Русском драматическом театре прошёл творческий вечер народного артиста РСФСР Александра Яковлевича Михайлова. Актёр пел, читал стихи и много откровенничал со зрителями, вспоминая послевоенное детство, любимую маму, как чуть не погиб на море и как ребёнком его спасла от голода односельчанка-бурятка.
А после выступления звезда фильмов «Любовь и голуби», «Мужики!» и многих других охотно побеседовал с журналистом «Информ Полиса» и рассказал о любви к деревне и родному Забайкалью.
«Родился в дацане»
Этот вечер получился трогательным, добрым и искренним. Александр Михайлов говорил обо всём с теплотой и трепетом. Надо отметить, что это человек широкой души, и уже с первых минут его нахождения на сцене складывается впечатление, будто вы давно знакомы.
Началась творческая встреча с отрывков кинофильмов, в которых снимался артист. А после зрители встретили его аплодисментами.
– Я очень рад вас видеть, рад быть на своей земле, потому что всё, что за Байкалом, – это моя малая родина, – поприветствовал он публику. – Родился я в Забайкалье, в бурятском посёлке Цугол. Очень крепко прикоснулся к истории и Бурятии, и моей малой родины и сохраняю эти корни.
Предки Александра Михайлова – семейские. Его мама родом из села Урлук Красночикойского района, позже переехавшая в Могойтуйский район Забайкалья. Там, в Цугольском дацане, в монашеской келье-землянке 2,5 на 3 метра будущий актёр и появился на свет в октябре 1944 года.
– Несколько лет назад, когда я пришёл в очередной раз в Иволгинский дацан, ко мне подошел монах и спросил: «Вы случайно не из Цугола?» Я ответил: «Да». И они вместе с другим монахом разрешили мне прикоснуться к Хамбо ламе Итигэлову. Это для меня было огромным событием, – вспомнил он. – А землянка до сих пор сохранилась, мои землячки её берегут. Но они сделали одну странную вещь. Это была такая полувросшая в землю монашеская келья со старыми бревнами, а года четыре назад они покрыли её бело-голубым сайдингом. Я говорю им: «Что ж вы наделали, милые мои?» А они говорят: «Браинько будет, Александр Яковлевич! Вот ходят люди, тычут пальцем и говорят, что здесь актёр родился».
Артист отметил, что каждому человеку сегодня важно сохранять свои корни и никогда не забывать свою родину, даже если придётся уехать.
Бурятка Надя, спасшая от голода
На творческой встрече Александр Михайлов читал стихи Николая Рубцова, Валентина Гафта, Константина Фролова-Крымского, Александра Пушкина. Исполнил актёр и несколько песен, среди которых «От героев былых времён…» из кинофильма «Офицеры», «Там, за туманами» из репертуара «Любэ» и «Домик у дороги», которую исполнял артист Михаил Евдокимов. Последнего Михайлов назвал своим близким другом, вспомнил историю знакомства с ним, как тот стал губернатором Алтайского края и как горько потом жалел о его гибели.
Вспомнил Александр Михайлов и про бурятку Надю, жившую в его деревне и дружившую с его мамой Степанидой Наумовной.
– Такая улыбчивая была, разносила молоко. Мне лет пять было. Она смотрит на меня и говорит моей маме: «Ой, Степанидка, Шурка-то помрёт скоро у тебя! Совсем худой! Я буду ходить и молоко бесплатно тебе давать, что останется». Мама согласилась. И она ходила несколько месяцев – иногда чуть-чуть, иногда целую кружку приносила. Как я могу это забыть? Никогда не забуду. Спасибо ей в тот самый очень тяжёлый период и моей жизни, и всего Забайкалья, и всей России. Послевоенное время было очень голодным, – рассказал он.
Мамины руки
С теплом Александр Михайлов вспоминал своё забайкальское детство.
– Я люблю морозы и никогда не забуду, как в минус 45 идёшь в школу, а по дороге один комочек падает, потом другой. Соберу их штук пять, а это воробьи замёрзшие падают с крыш. Наберу под пальто, они там согреваются. В школу приду, открою пальто, и они – фыр-р-р – по всему классу разлетаются. Я обожал пургу, когда заметёт так, что все домишки накрывает на полтора метра сугробом, и мы друг друга откапывали. А под утро прямой-прямой дымок из трубы в синие небо идёт. Это ни с чем не сравнимое ощущение. Это всё моё детство, – с улыбкой говорит актёр.
Особая связь у Александра Михайлова была с мамой, воспитавшей сына в одиночку. С большой любовью он рассказал зрителям о родном и любимом человеке:
– Ливень идёт, а я маму жду свою (она работала по 20 часов в больнице), сухарики сделаю. И первое, что я просил, когда она возвращалась, – балалайку. Она её разворачивает из чистой белой простыночки, а я с трепетом жду. Она моментально её настраивала, у неё был абсолютный слух, и начинала петь. Вот эту любимую частушку никогда не забуду: «О, горькая я, зачем на свет родилась, была бы я стеклянная, упала б и разбилась». И «По диким степям Забайкалья», и «Тонкая рябина», и другое огромное количество песен было. Всё это со мной осталось на всю жизнь. Надо было видеть, как она плясала, дробушки делала! Я не мог понять, почему у неё такие толстые пальцы рук, огибающие гриф балалайки, и не сочетаются с таким, как у неё, красивым лицом. Прошло какое-то время, и мне было жутко стыдно – я понял, что других рук у наших матерей и не могло быть. Я помню и кирпичный завод, и рудники, и прачечный комбинат, и железную дорогу… Вот почему такие руки! Потом у неё просил прощения, а она спрашивала – за что. А я говорил: «Просто прости и всё».
«Без моря жить не могу»
В старших классах, увидев в журнале картину художника-мариниста Айвазовского «Девятый вал», Александр влюбился в море. Он настолько заболел Тихим океаном, что написал в Нахимовское училище и представился сиротой, поскольку послевоенных сирот брали туда без всяких конкурсов и экзаменов. По дороге туда его поймали на станции и развернули домой. От мамы досталось, конечно! Зато этот жизненный урок отбил у будущего актёра желание бегать из дома.
После седьмого класса он всё же уговорил маму поехать во Владивосток, чтобы поступить в мореходное училище. Однако для мореходки не хватило ещё года образования, и Александр поступил в ремесленное училище, но только лишь из-за того, что там вместо солдатских маек давали тельняшки. Там же он освоил специальности газосварщика, электросварщика и слесаря по сборке стальных конструкций.
– После училища я пришёл на корабль – дизель-электроход «Ярославль», пробился к капитану и сказал ему: «Возьмите на корабль, без моря не могу». Как это произошло при всей моей стеснительности, я до сих пор не понимаю. Он улыбнулся и взял меня учеником моториста, – рассказал Михайлов.
Юный моряк вместе с рыболовным экипажем бороздил Японское, Охотское, Берингово моря и Тихий океан. А потом произошёл случай, сыгравший ключевую роль в этой истории. Александр своими глазами увидел гибель четырех кораблей, которые пошли на дно из-за обледенения – их накрывало волнами, те превращались в лёд, возникал дисбаланс и судна переворачивались.
– У нас корабль был большой, мы выдержали это, хотя связь была потеряна. И когда мы вернулись в порт Владивосток, я впервые увидел маму на причале. Она никогда меня не провожала, не встречала, – вспоминает актёр. – Я спускаюсь по трапу, обнимаю её, а у неё прядь седых волос. И я всё понял. Она просто сказала: «Всё, Шурка, море или я». Конечно, мама. Я списался на берег, думал, год-полтора пройдёт, страсти улягутся и я снова пойду в моря. До сих пор без моря жить не могу. Это самое святое, что может быть в моей жизни.
Но случай распорядился иначе. Михайлов случайно попал на дипломный спектакль театрального отделения, влюбился в театр и уже в 24 года получил образование – актёр театра и кино. И любовь к театру осталась с ним на всю жизнь.
В завершение вечера актёр рассказал, что уже не один раз ездил на Донбасс на встречу с нашими солдатами, исполнил песню «Боевым награждается орденом» из репертуара Михаила Муромова и пожелал, чтобы ребята поскорее вернулись с победой домой.
После поклона зрители вручили Александру Яковлевичу цветы и подарки, а он подарил публике премьеру клипа на песню «Монах», снятого ещё при жизни Михаила Евдокимова, при его же участии.
«Я не стал москвичом и уже не стану»
Когда народ разошёлся, Александр Яковлевич согласился побеседовать со мной и пригласил к себе в гримёрку. Было заметно, что он немного устал, но не потерял своей обаятельной улыбки. Без сомнений, по-настоящему народный артист с обычной мужицкой простотой оказался очень интересным собеседником, не понаслышке знающим деревенскую жизнь, хоть почти полвека живёт в Москве.
– Александр Яковлевич, удаётся ли вам побывать в Забайкалье вне гастролей и рабочих поездок?
– У меня такая насыщенность! Но раз в году я приезжаю – сто процентов. В землянку свою приезжаю. И благодаря Виктору Шкулёву – настоящий мужик – мы организуем фестиваль в Забайкалье. Но, конечно, хотелось бы приехать в отпуск.
Я не стал москвичом и, наверное, уже не стану, хотя мои дети и внуки москвичи. Они приезжают ко мне туда в землянку и ощущают там корни. И это поразительно! Со старшей дочерью приехали на Алханай (национальный парк в Забайкалье. – Прим. авт.) – великое святое место. Это второй Тибет практически. По возможности стараюсь там бывать.
– А о каком фестивале шла речь? И как он появился?
– Международный фестиваль кино в Чите. Туда приезжают из Китая, Кореи, Японии, стран Европы. Очень сильный фестиваль, и многие мои актёры мечтают попасть на него.
Собрались мужики, собрали своё землячество и сделали этот фестиваль, как Миша Евдокимов у себя в деревне на Алтае сделал.
– Расскажите немного о своём отце.
– Когда мне было четыре года, они с мамой разошлись. И когда мне было 20 лет, я сказал маме, что иду к отцу. Она не хотела, чтобы я туда ехал, – непонятно почему. И мама, и отец – два красивых человека – унесли с собой тайну их развода. Я приехал к отцу, мы двое суток проговорили и всё. Я спросил, почему они разошлись. Он заплакал и так и не сказал. Он похоронен в селе Шишкино, это 25 километров от Читы. Я каждый год туда приезжаю.
– Остались ли у вас в Забайкалье родственники?
– Нет. В Урлуке я был на фундаменте дома из 11 спален, где росла моя мама. Там дерево стоит, разбитое молнией. Три ветки сорвал и привёз в Москву, сухие в газете. Однажды открываю шторку, а там листочки появились!
– Как вам при такой насыщенной жизни и популярности удалось сохранить любовь к деревне?
– Даже не знаю как, я живу этим, корнями своими. Я приезжаю, и мне несколько дней хватает, чтобы зарядиться этой энергией. Мне хватит недели, чтобы я восстановился у моря, у Байкала. Я с водой разговариваю, с Байкалом – не потому что я «ку-ку», а потому что мне это необходимо. Это что-то необыкновенное! Он мне жалуется, штормит, он возмущается.
Я люблю тайгу. Я в степи не помру никогда, потому что я в степи вырос. Я знаю, что такое саранка. Это не просто цветок, а там главное – корни как луковицы чеснока. Этим мы спасались, ели. Я знаю, что такие мангир, степной чеснок – я нахожу его. Деревня – она близка, но ты всё равно уже отравлен асфальтом, городом. И поэтому я стараюсь по возможности выехать оттуда. Грибы не научился собирать, а вот ходить в тайге, искать морошку, бруснику – это моё.
