Слово «шансон» происходит из французского языка. Не что иное, как именно шансон, исполняли такие великие певцы, как Джо Дассен, Шарль Азнавур, Ив Монтан и многие другие. В России же под этим словом мы знаем совершенно другую музыку.
Как оказалось, русский шансон среди улан-удэнцев весьма популярен. Это показал прошедший 13 февраля концерт Дениса Мафика (16+), собравший более трёхсот зрителей разных возрастов. На концерт сходил и наш корреспондент, который сумел найти «изюминку» в этой музыке, а также поговорил с Мафиком о том, чем шансон отличается от «блатняка» и можно ли заработать на этом жанре большие деньги.
Зажигательный вечер
Несмотря на то что концерт Мафика выпал на вечер понедельника, в кафе с причудливым названием «Баран на корове» собралось много народу. В течение часа просторный зал наполнялся людьми, они усаживались за столиками, заказывали еду, разные напитки и предвкушали концерт.
Казалось бы, шансон – этакая суровая музыка для мужчин. На деле же вышло, что не совсем. Вместе с брутальными мужиками на концерт Мафика пришло и много девушек: кто-то в сопровождении своих кавалеров, а некоторые и отдельными женскими компаниями.
В восемь вечера на сцене заиграла музыка и вышел певец, которого публика радостно встретила овациями. Денис Мафик поблагодарил зрителей за любовь к своему творчеству и сразу предупредил: сначала будут новые песенки, а потом дискотека под все знаменитые хиты.
Среди новых была и песня, которую автор адресовал всем ребятам, участвующим в СВО, он пожелал им скорейшего возвращения домой.
Вторая часть концерта, как и было обещано, состояла из хитов. Девушки прильнули к сцене, делали селфи на фоне артиста, а мужчины, будучи уже «допингованными», хаотично танцевали и подпевали не в унисон.
Вечер получился зажигательным. Это было видно и по публике, ловящей кайф от музыки, и по самому певцу, который работал на сцене с полной самоотдачей и даже под конец признался, что немного «ушатался», что бывает с ним редко. Со сцены прозвучали такие песни, как «Джульетта и вор», «Блатуй», «Штаны в полосочку», «Зелёная», «Чики-мони», «Мерседес», «Вина доказана», «Бродяги станут королями» и многие другие. А завершил концерт Мафик трогательной лирической песней «Тигрёнок», посвящённой своему ребёнку.
Надо сказать, что, несмотря на то что в большинстве песен преобладают так называемая блатная тема и тюремный жаргон, многие из них не лишены романтики, а лирические герои песен – часто представители криминального мира – вызывают некую симпатию и сопереживание у слушателя. Другими словами, некоторые композиции – это мини-истории со своим сюжетом, завязкой, кульминацией и развязкой.
От блатной песни до шансона
За полтора часа до концерта я взял интервью у Мафика. Настоящее его имя – Денис Малыгин, ему 51 год, родом он из Свердловского города Заречный, где и прожил большую часть своей жизни. В этом городе – спутнике Белоярской атомной элетростанции, как правило, большинство идет работать на АЭС, и наш герой не был исключением. Но обо всём по порядку.
На сцене он шансонье с хрипловатым голосом, в жизни же Денис обладает обычным мягким голосом, без намёка на хрипоту. Певец встречает меня за столиком обаятельной улыбкой, в модном костюме с золотистой брошкой в виде скрипичного ключа и тёмных очках – неотъемлемой части своего сценического образа.
– Денис, вы первый раз в нашем городе?
– Нет. Я бывал в Улан-Удэ в те времена, когда ещё было заведение «Калина красная», которого сейчас нет. Многоэтажное здание такое. Бывал я тут много раз. Такие вещи, как дацан, всегда остаются в памяти. К ламе (нетленное тело Хамбо ламы Итигэлова. – Прим. авт.) ходили. Завораживает. Это чудо. Какие-то чудеса происходили потом в жизни, многое поправлялось. Но надо понимать, что это как принять таблетку, потому что в жизни всё зависит от тебя самого. Чтобы всё сбылось, надо работать над собой.
– Вы работаете в жанре шансона. Как известно, это французское слово, которое означает «песня». И многие говорят: то, что мы привыкли называть шансоном, на самом деле «блатная песня». Есть ли отличия в этих понятиях?
– Я расскажу версию, которую слышал. Во времена Фурцевой (министр культуры СССР. – Прим. авт.) был запрещён выпуск пластинок Владимира Высоцкого в России. Но он мог это сделать во Франции при помощи своей супруги. И пластинки выпускались там. А когда встал вопрос о том, как это анонсировать на обложке, чтобы было понятно французам, кто-то (я слышал, что это был аранжировщик Владимира Семёновича) предложил на приколе назвать это русским шансоном. Над этим посмеялись, по-моему, это не было воплощено в жизнь.
Потом это вспомнили два знаковых в нашем жанре человека – Александр Фрумин и Юрий Севастьянов. Фрумин использовал это выражение, чтобы создать радиоволну «Русский шансон». Для того чтобы выложить русскую блатную песню, был использован этот термин. Вот так появлялись наши первые кассеты на рынке. А чтобы всё это продать, нужен был бренд «Русский шансон».
Русская блатная песня пошла дальше, и не скажу, что она была гонимой, но всё же не рекомендуемой в СМИ. Хлёсткие стихи и мало ли что... Некий такой внегласный запрет был, и понятие «шансон» размывалось. И теперь мы можем под этой маркой видеть всех диссидентов шоу-бизнеса, хороших исполнителей, которые странно выглядят под этой эгидой. Сейчас отделять от шансона «блатняк», по крайней мере, нечестно. Есть хулиганские песни в этом жанре, а есть эстрадный шансон. Эстрадного больше, потому что он упоминается в СМИ, там, возможно, и денег больше.
Я всё же представитель «блатняка». Но скажу честно и с гордостью, что 50 % моего творчества составляет лирика, которую можно отнести к эстраде. Всё же ради «блатняка» был придуман и воплощён в жизнь этот бренд, а потом понятие стало широким.
– А почему из множества музыкальных жанров вы пришли именно к шансону?
– Я был всегда в зависимости от музыкальной подачи в плане аранжировки, потому что я не аранжировщик. Сочинить я всегда что-то мог. И мне всегда нравилась именно «хулиганка». Я слышал всё это на кассетах и пластинках у отца, и мне это было интересно хотя бы потому, что отец не особо разрешал мне это слушать. Он слушал Высоцкого, Аркадия Северного и много других исполнителей. И это всё наравне с красивой нашей эстрадой.
Мне это нравилось, тянуло, манило. Выбор у меня был, когда я, не имея возможности сам делать аранжировки, находил консенсус с теми ребятами, с кем удавалось что-то делать. Например, попсу. Я был молод и сочинял попсу. И вот тут-то я понимал, что мне неинтересно это делать, я люблю глубокий какой-то смысл. В попсе всё проще – музыка для ног, для ушей на поверхностном уровне.
И это был период, когда наш уральский земляк Мистер Кредо (псевдоним российского певца Александра Махонина. – Прим. авт.), уже будучи звездой, взял нас под крыло и мы ездили с ним в туры, работали у него на разогреве. Мы исполняли очень легкомысленные песни, в основном для девчонок. Тогда-то у меня был выбор – буду я этим заниматься или нет.
Но постепенно я все больше находился среди тех, с кем мог бы дальше делать шансон. Может быть, я потерял какие-то финансовые блага, потому что шансон – это совсем другие деньги, нежели в попсе. Я знал, что так будет. Но вот настолько мне дорог этот жанр. Когда дожил до 50 лет, время показало, что только это мне и интересно. Ещё один жанр, в который я окунулся с головой, – это рэп в нашей дворовой хулиганской подаче.
– Расскажите историю своего псевдонима.
– Первое, что приходило в голову: надо что-то придумать, чтоб не было ни на кого похоже. Потом роль сыграл юношеский максимализм – надо это подать круто, назвать себя «мафиози» или как-то так. Я человек весёлый и позволил себе немного самоиронии, которой у меня очень много. Я взял производное от слова «мафия» и сделал намёк на свой невысокий рост. Потом думал: нужен ли мне бренд какой-то? Мало ли, вдруг я раскручусь?! Мы будем выпускать коньяк с таким названием! Мы будем макароны выпускать! Шучу, конечно...
Мафия в переводе с итальянского – «семья». Значит, «мафик» – это представитель дворовой семьи, «чувачок» с гитарой в дворовой компании. Дворовых песен под гитару, которые мы поём и которые неизвестно кто сочинил, так много было, и мне хотелось оставить после себя ещё кучу таких песен. Но потом пошло смещение, потому что я воспитывался на музыке, где с одной стороны Вилли Токарев, а с другой – Modern Talking. Этот симбиоз был неизбежен.
Мне казалось: я такой оригинальный! Но тогда танцевальный шансон уже был: звучала «Бутырка», Сергей Наговицын в новых аранжировках, Иван Кучин. Что-то нового в этом плане я не придумал. Остались только свои тексты и голосовая подача. Но, думаю, чего-то я всё-таки добился, иначе мы бы с вами сейчас тут не разговаривали.
– На пути к музыке, к известности приходилось ли вам работать кем-то ещё?
– Я до 40 лет трудился на разных работах. Например, слесарем. Поменял две профессии. В жизни мне это пригодилось. По диплому я техник-теплотехник, я должен был обслуживать реактор. Я работал на атомной станции 16 лет, но не по специальности. Проработав положенную «вредность», я являюсь сейчас 50-летним пенсионером.
Хочу сказать, что мне это давало какие-то подвижки. Будучи занятым всегда какой-то работой, семьёй, я более жадно выхватывал свободные минуты и сочинял эти песни. Как время показывает, именно они мне помогают на концертах. Я пою первые песни, понимая, что все приходят послушать именно их. А они все были написаны в перекурах, переездах, командировках по работе.
Я всегда знал, переодеваясь в робу и будучи чумазым в конце рабочего дня, что однажды я буду работать на сцене. Это являлось мечтой, я шёл к ней целенаправленно и добился этого. Мне нравится моя жизнь. Мы рано утром приехали в Улан-Удэ и рано утром выезжаем. Принято говорить: «Боже мой, как мы устали». В это верить особо не надо. Мы сами выбрали эту работу: она любимая. И про эту усталость, которая валит нас с ног, могу сказать только одно: так нам и надо.
– Большое спасибо за беседу! До новых встреч!
