Подумать только, еще совсем недавно, в очередную его командировку сюда, жизнь в квартале построенных в степи общежитий на северной стороне города била ключом. Десятка три двухэтажных из блочных комнат зданий общежитий одного из крупнейших предприятий Бурятии буквально были забиты жильцами.
Командированные, условно освобожденные («химики») и ожидающие нормального жилья приехавшие на стройку семьи жили тут чуть ли не друг на друге.
В восьмом часу утра и вечером после работы от снующих туда-сюда людей квартал общежитий был похож на встревоженный муравейник. А теперь по мрачным разбитым помещениям шнырял лишь залетавший в проемы дверей и в пустые глазницы окон пыльный холодный сквозняк. Кое-где среди груд мусора бегали и отвратительно орали разными голосами оставленные хозяевами одичавшие несчастные коты. Так и стояли эти унылые, покинутые строения, производя гнетущее впечатление на людей, видевших их.
Лишь в одном из ближайших к городу зданий бывшего общежития местный шустрый мужичок организовал мини-цех по изготовлению лапши и пельменей, да бомжи в разных местах развалин соорудили себе комнаты-притоны. Да и в самом городе было немало брошенных хозяевами домов, квартир, были и совсем до основания разломанные целые улицы.
Очиржапов еще с первой командировки возненавидел этот скверный город с его грязными улицами, с фантастически ухабистыми дорогами, где в каждом дворе вместо детских площадок — груды золы, помоев, угольного штыба, где у пивных да у редких магазинов сборище полупьяных доходяг всяких мастей и рангов. Еще до дефолта в городе закрыли все строительные организации, дали вольную всем условно освобожденным, но многие «химики» и не собирались покидать этот уютный для них город. Они сбивались в шайки, сооружали себе в развалинах блат-хаты-ночлежки и на вольном выпасе всякими правдами и неправдами добывали гроши на суррогатное пойло.
Местная молодежь быстро попала под их влияние, и милиция к числу бывших своих подопечных получила еще не один десяток склонных к криминалу юнцов из местных жителей. Городской отдел милиции и раньше-то с трудом выполнял свою работу, а теперь совсем не мог самостоятельно справиться с преступностью. «Строить светлое будущее четверть века со всего Союза сливали все криминальные помои в этот город, — стоя у окна одного из притонов в бывшем общежитии, с горечью думал Очиржапов. — Вот теперь отдувайся, наводи порядок здесь».
В этом гадюшнике, где находился старший лейтенант, при розыске одного преступного бомжа опера обнаружили труп.
Милиции было не привыкать подбирать трупы на улицах, в злачных местах полупьяного города. Обычно быстро устанавливали личность, а если это сделать не удавалось, то труп описывали, фотографировали, снимали отпечатки пальцев и укладывали его на дерюгу в углу морга.
Морг представлял собой простой старый дом без холодильных камер. В зимнее время трупы неизвестных лежали в углу до тепла. Тогда не было еще похоронных агентств, и, когда по теплу вонь от них становилась совсем невыносима, похороны опять же возлагались на милицию. Та с большим трудом находила тракториста с трактором-петушком, и тот копал траншею на кладбище. Суточники грузили в тракторную тележку накопленные за зиму неопознанные полуразвалившиеся трупы мужчин и женщин вместе с дерюгами и прочим хламом. Трактор подъезжал к самому краю траншеи и вываливал в нее все это, как мусор. Если какой-нибудь труп неровно ложился, то кто-нибудь из суточников, деловито сопя, толкал его лопатой, заставляя принять нужное положение. После закапывания в торец могилы ставили вместо памятника или креста металлический штырь с приваренной к нему пластинкой, на которой масляной краской был написан номер могилы. В другие времена их, конечно, хоронили по-человечески, в гробах, но в конце девяностых уже несколько лет в районе не работала ни одна пилорама, и досок на гробы просто негде было взять. Родственники умершего буквально вымаливали их на гроб в различных столярках. Одиноких покойников хоронили, заматывая во всякие тряпки.
Труп молодого парня, с возникновением которого предстояло разобраться Очиржапову, был не совсем обычный. На нем во многих местах было срезано мясо. После дефолта в городе закрыли почти все столовые, и на помойки перестали выбрасывать что-нибудь съестное, стаи бродячих собак, сворами крутящихся на улицах, вообще оголодали, того и гляди, как бы не набросились на кого. Но в данном случае собаки или какие другие животные были ни при чем, с изрезанных мест на теле была спущена одежда явно человеческой рукой, а на грязном полу желтыми и желто-коричневыми ошметками валялась снятая кожа.
— Надо первым делом найти постоянных жильцов этого кильдыма, — сказал помощнику Очиржапов. Но искать их не пришлось: в комнату вошли два замызганных субъекта.
— Мы тут абсолютно ни при чем! — с порога начали роптать они. — Он с нами неделю пил, а тут утром встали, смотрим, а он дуба дал, ну мы и нарезали отсюда.
— Почему сразу в милицию не сообщили?
- Ну ты пойми, начальник! С похмелья по милиции лазить? Думали опохмелиться, в себя прийти. Ему-то что будет? Лежи он тут день, два. А нам надо было духу набраться и лишь потом идти в ментовку.
Доходяги рассказали, что они не знают ни имени, ни фамилии умершего собутыльника, знают только кличку — Поло. Он частенько зависал у них по полмесяца, а когда и месяц. Знают, что Поло был местный и жил с матерью, а где — даже не догадываются. Было видно, что про срезанное мясо они тоже ничего не знают. Старший лейтенант без их признаний знал, что говорят они правду. По наработанному опыту он понимал, что если бы они были в чем-то виноваты, кроме того, что вместе пили суррогат, то обратно в это жилище даже арканом за шею их невозможно было б затащить. Пришлось бы их долго искать по всяким ночлежкам. А тут они сами пришли.
Очиржапов велел помощнику отвезти их в отдел, взять показания, подписку о невыезде и тут же выпустить. В отделе не поощрялось без веских причин томить задержанных больше суток. Их просто нечем было кормить. Вскоре судмедэкспертиза показала, что бомжи говорили правду: Поло умер сам от алкогольного отравления. Бывшие работники спецкомендатуры, раньше занимавшиеся с «химиками», в один голос утверждали, что Поло не их клиент.
Начальник отдела рассердился: «Разве трудно в таком маленьком городе найти и установить личность местного жителя?!» Решили замотать труп тряпками, оставив на виду одну голову, и везти его на проходную градообразующего предприятия. На проходной не прошло и десяти минут, как рабочие опознали в нем их знакомого. Указали адрес, по которому он жил с матерью. На планерке начальник отдела, пятидесятилетний мужчина с умными, все понимающими глазами, по-отечески наставлял Очиржапова: «Слушай, Бато, постарайся сделать так, чтобы про срезанное мясо узнало как можно меньше народу. Хорошо бы, чтобы и мать про это ничего не узнала. Не хватало нам еще шумихи с людоедством!»
Работники морга: худощавая буряточка средних лет с умным, усталым лицом и молодой парень с глазами явного дебила заверили Очиржапова, что соберут они Поло в последний путь так, что никто ничего не заметит. Но старший лейтенант все равно пуганул их на всякий случай: «Надеюсь, вы понимаете, что с вами будет в случае разглашения следственной тайны». «Сами-то бомжи человечину вряд ли есть будут. Им на прокорм и собак хватает. Вон их сколько по улицам бегает, собак этих нерезаных. Скорее всего, мясо срезали на продажу. Но какой дурак у бомжа мясо покупать будет? Любой задумается: откуда у бомжа мясо может быть? На рынке торговки тоже с ними связываться не будут. Остается одно: каким-то образом они смогли сдать человечину в какой-нибудь цех-шарашку по производству продуктов,» - рассуждали опера.
В середине восьмидесятых годов, когда ввели карточную систему на некоторые продукты, почти все организации начали заводить подсобные хозяйства, открывать свои столовые. После закрытия этих организации в счет зарплаты стали раздавать рабочим кухонный инвентарь и даже целые небольшие линии по производству пищевых продуктов. В городе сразу появились в основном семейные кухонные заведения по изготовлению лапши, беляшей, пельменей, поз, пирожков. Свою расфасованную по килограмму-два продукцию они везли на рынок. Там кульки с лапшой, с пельменями шли нарасхват. Некоторое время эти мини-цеха кормили город.
Мясо в заведениях закупали в основном у сельских жителей. Очиржапову предстояло узнать во всех этих мануфактурах, у кого они в ближайшие дни покупали мясо. Опрос он решил начать делать с цеха, расположенного рядом с местом происшествия. И не ошибся. Маленький, шустрый мужичок, хозяин заведения, достал журнал: «Хотя я и по памяти все помню, но все равно записываю, когда и сколько пришло мяса. Вот последний раз я принял восемь килограммов четыреста граммов свинины у четы работников свинофермы. Я не первый год принимаю у них раз-два в месяц свинину без костей и сала. Фамилий у них я не спрашивал и не знаю. Их ферма находится где-то недалеко от города, они почти всегда приезжают на такси».
Чутье Очиржапову подсказывало, что надо оставить в покое опрос остальных предпринимателей и впритирку браться за эту чету свинопасов. Одно его сильно смущало: он никак не мог понять, где свинари брали деньги на такси. Допрос таксистов решили оставить на потом, а насчет фермы обзвонить сельских участковых инспекторов.
Вскоре выяснилось, что около города есть только один свинарник, похожий немного на маленький свинокомплекс. Работает там пять человек и среди их есть супружеская пара. Квадратный сельский мужик, хозяин свиного хозяйства, очень сильно расстроился, когда узнал, что его батраков ищет милиция.
- Не дай Бог, если они натворили что-нибудь серьезное! Насобирать свинарей среди своры доходяг не так то просто, даже найти этих пятерых стоило мне немало труда. А если кого из них посадят!? Где я возьму замену? Поиск может растянуться на годы, а чушек каждый день кормить надо.
- Как вы с ними рассчитываетесь? - перебил его Очиржапов. - Сколько и как платите деньги? Их же, помимо домашнего скота, тоже кормить надо.
- Работников я кормлю сам. Деньги им нужны в основном на пропой. Без пьянки они не могут больше двух недель существовать. Если им на пойло не давать, могут разбежаться. Вот и приходится мне выдавать им зарплату свиным мясом без сала. Мясо они срезают с костей и везут в город, а кости почти даром за бесценок меняют в селе на отраву. Чтобы они не уходили в затяжной запой, мясо даю помаленьку, каждому отдельно в разное время. Пока один пьет, другие работают. Вот так потихоньку и тянем лямку! - фермер широко развел руки.
Очиржапову было немного жаль этого вроде неплохого человека. Помимо трудных забот о хозяйстве, ему приходилось возиться еще со всякой швалью. Хозяин как будто почувствовал, о чем подумал оперативник. Он сделал скорбное лицо:
- Я б уже сейчас смог бы увеличить хозяйство в три-четыре раза, но где взять нормальных сельскохозяйственных работников?! А с этой шушерой связываться - нет сил и желаний.
- А зачем вам все это надо? Разве кто вас заставляет?
- Я и сам не знаю! Видно, природная тяга к труду на земле. Да и неохота просто так жить на селе.
- Ну, можно же держать посильное хозяйство, без всяких работников. Кур десятка полтора, пару поросят, корову.
- Пробовал! Скучно! Скукота невыносимая!
- Вы когда выдавали мясо супругам?
- Совсем недавно. Они, наверное, еще не успели до конца пропить свои пять килограммов.
Супруги-свинопасы предстали перед Очиржаповым в образе двух небольшого роста метисов. Только по серой женской шапочке с шариком на макушке опер смог разобраться, кто из них жена, а кто - муж. Фигурка жены ничем не отличалась от фигурки мужа: на ней не было никаких женских признаков, в профиль такая же, как и у мужа, плоская, как блин. Одеты они были в одинаковые темные цветом видавшие виды брюки и куртку. Цыганский загар на открытых участках тела свидетельствовал о том, что они давно не встречались с мылом. Даже на расстоянии двух метров от них доносился неприятный запах. Как и предполагал Очиржапов, полупьяная чета сразу пошла в отказ:
- Ничего не знаем. Никуда не ездили. Мясо быстро продали здесь, у магазина.
- Должен вас предупредить. Если вы мне все расскажете без утайки, то это вам зачтется и сильно смягчит вину. Оформим все, как глубокое раскаяние и чистосердечное признание. Думайте. Все равно вас опознает приемщик мяса, и вам придется рассказать, почему вы, получив пять килограммов мяса с костями, сдали чуть больше восьми без костей. Мы все знаем. Думайте. Советую сразу во всем сознаться».
Свинари недолго мялись.
- Слушай, начальник, только ты обязательно напиши, что я раскаялся и чистосердечно во всем признался. Сразу тебе говорю, что баба моя была ни при делах! Я все сделал сам один!
- При делах она была или нет, не нам решать. Решит суд. Все запишем, ничего не пропустим. Рассказывай.
- Сосед наш, простодушный, компанейский парень, живет рядом с нами, а работает на своей машине таксистом в городе. Когда он едет на работу, то всегда бесплатно забирает нас. Вот и на этот раз он привез нас рано утром. Приемщик принимал мясо обычно в одиннадцатом часу, и, чтобы скоротать время, мы зашли в гости к знакомым в бывшее общежитие. Там, увидав труп и обстановку в комнате, я сразу понял, что произошло. Понял, что парень сам умер, а собутыльники его разбежались. Свиного мяса у нас было мало, всего-то чуть больше двух килограммов. Труп был свежий, ничем не пах и не совсем окоченевший. И у меня возникла мысль срезать с него мясо. Острым, как бритва, перочинным ножом, который я всегда таскаю с собой, мне, как деревенскому человеку, с детства привыкшему к обработке туш, ничего не стоило это сделать. Мясо я перемешал со свиным и разложил в два пакета.
- Ну, а приемщик, неужели он ничего не заметил?
- Он даже рассматривать мясо не стал, только заглянул в пакеты и как обычно бросил их на весы. Затем позвал женщин, те прямо при нас начали молоть содержимое пакетов на электромясорубке.
- И не стыдно тебе кормить этим людей? Ведь эти пельмени будут есть дети, старики!
- Мясо только тогда человеческое, когда знают, что оно человеческое, а если не знают, то оно сойдет за мясо любого животного. Да и что будет с людьми, если они, не зная, что едят, съедят человека? И о каком стыде может идти речь, когда выпить так охота, что хоть на стенку лезь!
- У тебя из-за пьянства не осталось уже ничего человеческого, заложенного от рождения самой природой. Уже добрался до мертвых, трупы потрошить начал! На что ты надеялся, срезая мясо?! Что мы тебя не сможем найти? Или что не будем искать, а глумление над трупом на самотек пустим?!
- Да не надеялся я ни на что! Просто не довел дело до конца. Надо было переместить тело поближе к собакам, но днем я побоялся вытаскивать его из помещения: вдруг кто-нибудь увидит. Решил, когда стемнеет, вынести его в доступное для собак и кошек место. Они бы за ночь изгрызли б его так, что никто никогда ни о чем не догадался. Уходя, я нарочно оставил настежь открытую дверь в надежде, что на запах мяса забежит какая-нибудь собака или кошка. Ну, а когда получили хорошие деньги, выпили и сразу про все забыли. Пришли на стоянку такси и сосед увез нас обратно домой.
- Да….! Хотя я и напишу о снисхождении, но судить вас надо по всей строгости. Таким, как вы, дай волю, так вы и за живыми охоту устроите. С живых будете драть мясо на сдачу.
Сопровождая свинарей в отдел, Очиржапов говорил напарнику: «Не дай Бог, чтобы жители города узнали, какие пельмени они ели в эти дни. Вот блевать-то будут! От скандалов не отмахнешься! Какой поганый городишко! Поят его всякими алкогольными помоями, да еще до кучи отравленной суррогатом человечиной накормили. Интересно, что же дальше будет с этим городом?»
*Ф.И.О.- выдуманное.
Об авторе
Автор рассказа «Пельмени», занявшего второе место в номинации «Детектив», — Анатолий Копасов из Гусиноозерска. Узнав о конкурсе «Новая проза» несколько лет назад, участвует с тех пор постоянно. Становился призером. Считает, что теперь этот конкурс играет в его жизни ключевую роль, специально готовится к нему. Также продолжает печататься в районной газете.
По словам автора, «в основу рассказа «Пельмени» легли реальные события, которые произошли после дефолта, в 1999 году. Но дело быстро замяли»… Анатолий Павлович всю жизнь прожил в родном городе. Работал и строителем, и каменщиком, и штукатуром, и плотником, и сварщиком, и экскаваторщиком. Сейчас на заслуженном отдыхе.
