Наша жизнь что прогулка по луне. Рано или поздно ты зайдешь на ее темную сторону, обратную ее часть. Туда, где нет света солнца. И ты будешь двигаться в полной темноте очень долго. Конечно, ты всегда можешь развернуться и двинуться обратно, кто-то даже скажет «отступить». И это будет твой путь. Но если ты соберешься с духом, то шагай так, как не шел никогда. Тьма будет укутывать тебя все больше и больше. Сначала сумеречные блики исчезающего солнца рывками потянут назад, а затем наступит полная темнота. Ты потеряешь всякий ориентир. Пропадут знакомые звуки и запахи. Но ты не останавливайся, рано или поздно включится то, что на Земле зовут «шестое чувство», и именно оно будет твоей опорой в этом нелегком пути, верным другом. И когда наконец ты дойдешь и из-за горизонта появятся первые лучи, ты поймешь, что такое Свет, и научишься определять все виды Тьмы.
1.
В середине 90-х годов я окончил университет и через родственников нашел место в райисполкоме одного из районов. Мне определили место проживания и к вечеру первого дня устроили застолье. Изрядно обрадовавшись такому приему, я опрокидывал одну рюмку за другой. Веселое пиршество наше закончилось поздней ночью в моей маленькой комнате, куда мои новые знакомые заволокли пропитанное спиртом тело молодого специалиста и уложили на кровать.
– Городской, слабенький еще! – заключили они перед выходом и пошли вдоль улицы, горланя песни вперемешку то на бурятском, то на русском.
Шествие их сопровождалось взрывным, словно хлопки петарды, хохотом, отчего дворовые псы рвали глотки, указывая наглецам, где их место и кто здесь реальный хозяин.
Постепенно пришла тишина. Но пришла не одна. До этого согретые алкоголем что тело мое, что рассудок пребывали в некой неге. Я был молод, трудоустроен и обеспечен жильем. Что еще надо?
Ответ пришел незамедлительно. Они начали подниматься один за другим. Фигуры, тени. Их становилось все больше и больше. Я подскочил на кровати. Вот стали различимы их лица. Пожилые все люди. Они выглядели грозно и сурово. Страх сковал мое тело, внутри живота что-то свернулось раскаленной проволокой.
– Кто вы? – закричал я.
Ко мне выдвинулись двое. Их попыталась было схватить одна из бабушек, как будто остановить, но ее оттащили в глубь строя. Один наклонился ко мне и посмотрел в глаза. Испещренное множеством морщин лицо его пылало гневом, стальной взгляд молотом прошиб меня насквозь.
– Кто вы? – прошептал я.
В это время откуда-то с гор послышалась песня: «Хава нагила. Хава нагила. Хава нагила Вэнисмэха!».
У меня закружилась голова, и все, поглощенное мною на вечернем пиршестве, вырвалось наружу. После этого вырвалась кровь…
2.
– Язва желудка в 23 года?! Как тебя угораздило, Сергей? – врач в недоумении чесал затылок.
Я лежал под капельницей на несвежей простыне и пытался натянуть на голову колючее одеяло.
– Не знаю, доктор. Долго мне еще лежать? – спросил я.
– Отдыхай! Дело непростое, – сказал доктор и двинулся к выходу.
Походя он бросил взгляд на стоящую в моих ногах койку и остановился. Затем нагнулся и сбросил одеяло с лежавшего человека:
– Е-моё, Нимаха, ты опять здесь?
В ответ полилось невнятное бурчание отходившего от опьянения человека.
– Сколько дней пил? – крикнул в ухо лежащему врач.
– Четыре… – выдохнул пациент.
– Ясно, – пригвоздил доктор со вздохом и теперь направился к выходу наверняка.
3.
– Ну ты даешь, братан! Да как так-то?! – двое моих коллег развалились на стульях около койки.
Начальство направило их проведать меня, чему они несказанно были рады, ибо похмелье требовало или еще водки, или отдыха. Поэтому перед визитом ко мне они выпили по рюмке, а затем намеревались уйти домой, о чем известили меня и в случае чего просили подтвердить, что присматривали за мной не меньше часа.
– Нимаха! Ты, что ли? – один из моих посетителей рассмотрел его на соседней кровати.
– А ну скажи, сколько нас? Может, пятеро? Я, Солбон и трое невидимок? – начал второй.
– Ну что молчишь? Считаешь? – произнес Солбон, и они расхохотались.
– Да он и считать-то не умеет, наверное. В психушке вместе с дурью еще все мозги выбили, – и они снова разразились громким хохотом.
Вдруг за стеной в коридоре загромыхали колеса каталки. Через некоторое время каталку ввозили в нашу палату. Наличие пьяных посетителей, видимо, не устраивало врачей, и они стали выгонять их. Ребята потащили меня с собой перекурить. Я кое-как поднялся и пошел вслед за ними. По пути я осмотрел нового соседа – мужчину около сорока лет, он был цвета врачебного халата, стеклянные глаза его смотрели в никуда, губы впали. Было видно, что мучается от боли, она буквально съедала его; он походил на воздушный шарик, из которого выпустили воздух, его там было чуть.
– Кто такой Нимаха? – спросил я, затягиваясь любезно предоставленной сигаретой.
– Да дурак местный. В кочегарке работает в этой же больнице, – ответил Солбон.
– Когда не бухает… – уточнил Эрдэм.
– Он лет десять, а то и больше в психушке городской лежал. Пару лет назад выпустили. Видит, говорит, всякое. Духов там или еще кого. Бредит, в общем.
– А так мужик спокойный, бормочет себе что-то, с кем-то разговаривает, кланяется вечно в сторону гор. Да и поржать над ним одно удовольствие.
Парней разморило окончательно, и они поплелись по домам. Я же заковылял в палату.
– Зря ты, Серега, к нам устроился, – неожиданно обернувшись, сказал Солбон. – Мы получку уже два месяца не видели.
– Если любишь яйца, то еще ничего, – вторил Эрдэм, – их у тебя скоро будет много.
И они продолжили свой путь.
4.
Приближалась ночь. Это обстоятельство вызывало у меня сильнейшую тревогу. И не возможный приступ язвы был тому причиной. О произошедшем ночью до потери сознания я, естественно, никому не рассказывал. Сейчас же страх начал обволакивать мое тело, проникать внутрь меня, в самое нутро, медленно, снизу, как утренний туман.
– Кто же это был? – спрашивал я себя и не находил ответа.
В детстве бабушка рассказывала нам разные страшные истории про призраков и духов, которые, в свою очередь, слышала в детстве сама. Те же сказки я слушал, дрожа от страха под одеялом в пионерском лагере. Теперь же на сказки это походило мало. Да и рассказчик, чего уж греха таить, был мастером.
Наконец сон сломал меня…
Я проснулся от сильного толчка. Нимаха возвышался надо мной и в свете уличного фонаря походил на поднявшегося медведя.
– Вставай и иди за мной! – громко прошептал он.
Видя, что я мешкаю, он продолжил: «Человеку плохо, а ты лежишь. Давай помогу». С этими словами он схватил мою руку и очень легко поднял меня. Я встрепенулся, но все еще ничего не понимал. Нимаха достал из кармана маленький мешочек, перетянутый веревкой, в котором что-то задребезжало.
– Иди сюда, – он позвал меня к койке «белого» мужчины.
Я подошел. Мужчина тяжело и неравномерно дышал. Теперь вместе с губами стали впадать глаза, он явно был без сознания. Нимаха схватил меня за шею и потянул вниз, при этом повернув мою голову в сторону ног больного.
– Смотри! Смотри внимательно! И не говори, что не видишь! – зашипел он в мою сторону. – Вон там в ногах сидит.
Я начал смотреть. Первые секунды мне хотелось вырваться из крепкой руки этого дурака, потому что все, что он творил, представлялось мне как минимум бредом; я хотел закричать. Но потом я увидел, увидел отчетливо небольшое черное существо размером с кошку и тонким хоботком, как у комара. Это нечто сидело в ногах мужчины и как будто сосало что-то из его ног. Глаза его были рубинового цвета, а тело покрывали иглы, похожие на иглы от шприцов.
– Видишь? – спросил меня Нимаха.
– Да, – ответил я и сглотнул вставший в горле ком.
– Отлично, сейчас мы этой твари покажем! – с этими словами он достал из мешочка чашечку, затем из рукава рубахи неполную бутылку водки.
– Сейчас я налью в тахил водки и прочитаю молитву. Ты же откроешь ему рот, и я волью ему аршан. Понял?
Я закивал в ответ. Мне было очень страшно, так страшно, что хотелось плакать.
Нимаха аккуратно налил в чашечку из бутылки, наклонился к ней и начал шептать что-то по-бурятски. В конце он забормотал: «Соог, соог, соог!» – и шепотом скомандовал мне: «Открывай!»
Я дрожащими руками оттянул вниз челюсть мужчины, а Нимаха влил водку в искривленный болезнью рот.
– А теперь смотри, – сказал с некоторым удовольствием Нимаха.
Тварь продолжала сосать. Неожиданно она вскрикнула, как будто от боли. Было видно, что ее обожгло, и она, встрепенувшись и продолжая выть, выметнулась из палаты и скрылась в полутьме больничного коридора.
5.
Ниме было около пятидесяти. Мы сидели на скамейке в ночи около его кочегарки и курили. Его доброе круглое лицо излучало необыкновенное спокойствие, большой живот дышал ровно. Он большими глотками вдыхал сигаретный дым, одной рукой опершись на свое колено. Я же дрожал.
– Бабка твоя приходила, тайком, видимо. Просила за тобой присмотреть. На тебя там злы, видимо, – и он показал пальцем куда-то в небо.
– А мне что? Я завсегда рад своему собрату-шаману, – сказал он, усмехнувшись. – Все меняется, время пришло, судя по всему, – продолжил Нима, – вот и приходят к вам, молодым. С ваших родителей-то что брать – атеистов-коммунистов?! Но нет больше Союза и религия как будто в почете. Поэтому должок за тобой, мой друг, за тобой и твоей семьей, и, видимо, основным плательщиком будешь ты.
Нима потушил окурок и, вздохнув, сказал: «Ладно, пошли ко мне, чай попьем. Холодно становится».
В кочегарке Нимы горела лампада. Она стояла на столе и чадила. В кружках остывал чай.
– Тебе горячее нельзя сейчас. Поэтому подожди, – Нима сидел напротив меня за столом уже как-то по-хозяйски.
За ним у противоположной стены ютилась большая железная кровать с резными узорами у изголовья. Молот и наковальня стояли около небольшой буржуйки, на стене висел покрытый сажей шаманский бубен. Я с интересом рассматривал нехитрое, но необыкновенное убранство жилища Нимы.
– Что за «Хава нагила»? – спросил я.
– А, это с еврейского кладбища неподалеку поют, мне тоже нравится, – ответил Нима.
– Что за тварь сегодня была в ногах того мужчины?
Чай мой остыл, и я аккуратно отпивал его из закопченной кружки.
– Злой дух, демон! – ответил Нима, смотря куда-то мимо меня. – Их очень много по свету бродит, у кого энергетика плохая, к тому присасываются, как клопы, и доводят вот до такого, как сегодня. Недолго мужику оставалось, если бы не мы. Так что с почином.
Тут Нима вытащил из рукава бутылку с водкой, извлек из-под стола граненый стакан и наполнил его водкой почти до краев.
– Тебе этого-то точно нельзя, поэтому выпью один. Хотя я и так всегда один пью, – с этими словами он помочил палец в стакане и трижды постучал им по столу, а затем выпил его содержимое одним глотком.
6.
– Шутка ли, видеть я начал в десять лет. Да только мне, малому, никто не верил. Иной раз откроешь глаза, а они стоят и на тебя смотрят. Молодые, старые, дети порой. Буряты, русские, евреи, кого только не было. И все чего-то хотят. Страшные и не очень. Ты под одеяло, так они туда лезут. Словом, простынь мне меняли каждый день. Каждый же день прилетало мне от матери и отца за жалобы. Ну как ты понял, ремень делу не помогал. Тогда, в семнадцать лет, меня и определили в психушку с диагнозом «параноидальная шизофрения». Я, честно, тоже так думал и с этим смирился уже. Но в больнице той не только больные лежат. Познакомился я там с Василием Балсановичем, и беда у него была та же. Он астрономом был, пока видеть не стал. Начал изучать суть дела, с научным подходом, книг много прочитал, кто они такие, как им молиться, куда, когда. На этих книгах-то и попался. Много записей у него было, что успел – протащил с собой, что по памяти переписывал. И выдумали мы с ним игру, будто космонавты и идем по луне, и больница была ее темной стороной. Решили идти до конца, пока не увидим свет. На очередной врачебной комиссии я сказал, что ничего не вижу, ничего не слышу. Василий Балсанович сказал то же. Да только поверили мне одному.
И вот я на свободе, сколько лет просидел, не знаю. Кололи меня и били, но рассудок я свой сохранил. Когда вышел, думал, что люди уже летают на машинах, но нет, много кто ходил пешком. Вот и я пошел. Но не к родителям же мне идти, которые меня в больницу упрятали. Так я здесь оказался. Вижу, что помощь нужна больным, иду и помогаю, пока никто не видит. Договариваюсь или воюю!
Нима потушил сигарету и сквозь пелену дыма я увидел выступившие слезы.
7.
Меня выписали, и я вышел на работу. Однако почти каждый вечер приходил к Ниме в кочегарку, где он начал учить меня: куда, когда и как им молиться. Помогал ему в обрядах, учил аккуратно переписанные в тетрадь молитвы и призывания. Каждый раз на молебнах он выходил брызгать на улицу и возвращался то в слезах, то с широкой улыбкой. Было понятно, когда он договорился, а когда нет. Меня он с собой никогда не брал, считал, что рано еще. Стал он мне учителем и старшим товарищем. На многие вопросы мои он не мог дать ответов, всегда говорил: «Ищи сам, благо теперь можно». После каждого молебна ложился на кровать и засыпал тяжелым сном.
– Я тебе все показал и рассказал. Все, что знаю, – сказал Нима мне однажды, – но тебе еще не время быть шаманом. Статус этот требует мудрости. Много ли ждать мудрости от двадцатилетнего пацана, который еще недавно от груди матери оторвался и другой женской груди не видел. В общем, я договорился, тебе дадут время, десяток лет примерно. Ты за это время постарайся ответить на все вопросы, на которые я тебе не ответил.
Наш разговор прервал вой скорой помощи. Нима зашагал в сторону больницы. Я по обыкновению остался ждать у кочегарки. Его грузное тело переваливалось, и казалось, что земля дрожит от каждого его шага.
– В этот раз ты мне не нужен, – сказал он мне, тяжело дыша. – Сам управлюсь.
На мои возражения он впервые сердито посмотрел на меня.
– Там мальчишка, тяжелый совсем, мать волосы на себе рвет. Обряд не из легких будет, ты мне только помешаешь, – сказал мне Нима, зашел в кочегарку и закрыл дверь.
Я тронулся в путь, но был неспокоен. С этим же чувством я уснул.
8.
Я проснулся от сильного стука в дверь.
– Серега, вставай. Нимухина кочегарка горит!
Когда я прибежал, от кочегарки остались только пылающие стены. Хоронить было нечего, но я все равно организовал похороны и поминки. Возвращаясь с них, проходя мимо больницы, я увидел идущих мне навстречу улыбающуюся женщину и подпрыгивающего от радости мальчика. Слезы задушили меня. Слезы радости и слезы боли. Вот так бывает.
9.
Через десять лет, как и говорил Нима Баторович, я начал свой путь по темной стороне луны. Я был готов и ответил на все вопросы, на которые он не мог ответить.
Я иду и жду Свет…
Об авторе
Евгений Манзанов – участник, призер предыдущих конкурсов. По образованию юрист, занимается частной практикой. Первые рассказы начал писать еще в школе, но впервые опубликовался благодаря альманаху «Новая проза». Автор считает, что литературный конкурс дает импульс, заставляет продолжать заниматься творчеством. Сюжет рассказа «Темная сторона луны», по признанию автора, пришел после общения с шаманами, изучения истории религии. Образы все вымышленные, собирательные.
