34-летний Семён Диколенко за свою жизнь четырежды сидел в тюрьме, откуда в 2022 году отправился на СВО. В боях мужчина получил два ранения в ноги и перенёс операцию. Вернувшись в родную республику, Семён не потерял себя и изменил взгляды на жизнь, хотя далеко не многим это удаётся. О бойцах из-за колючей проволоки говорить не принято, но наш собеседник согласился на откровенное интервью и рассказал, как одна встреча поменяла всё в его мирной жизни.
Продавал игрушки, облепиху и воровал
– Семён, расскажите о себе. Откуда вы родом? Как оказались в местах заключения?
– Я родился в посёлке Кырен Тункинского района в полной многодетной семье. Нас было трое братьев. Наши родители работали на мясокомбинате, а когда произошёл развал Союза, нам пришлось переехать в Улан-Удэ. Здесь мы снимали квартиру. Мать продолжала работать, а отец запил. Позже мама тоже бросила работу и начала пить. Старший брат стал жить у прадедушки с прабабушкой, средний – у дедушки с бабушкой, я остался с родителями. Папа бил маму. И мне самому приходилось прятаться от него в шкафу.
В 1996 году мы заехали на дачу к прадеду, это была самоволка. В 2005 году наш отец умер. А через три года, когда мне было 17 лет, я вместе со средним братом пошёл на кражу. Окружение у нас было такое: что своровал, то наше. Или в «котёл», то есть на зону. Я сел за грабёж, кражу и угон машины. И брат сел.
– Что вас заставило пойти на это?
– Родители пили, поэтому мне приходилось самому вертеться. Выбрал самое лёгкое – воровал дрова и металл с дач, собирал облепиху и в банках продавал на рынке. У моей соседки, бабушки Шуры, дочь в то время работала в магазине детских игрушек, старые игрушки она привозила матери. Я их забирал, ремонтировал и продавал. Помогал ей по хозяйству, а она меня кормила. Так я зарабатывал на хлеб.
– Чем занимались ваши братья?
– Кондукторами подрабатывали и продавали газету в поездах. Старшего брата в 1999 году посадили за кражу, в 2001-м он вышел. Средний тоже отсидел в те же годы за кражу и разбой. А в 2008 году нас вместе посадили.
В 2014 году я освободился. Но в наш дом заехали другие люди. Как им продали дом, непонятно, это ведь подтопляемая зона, да и нахаловка. К моей матери приехал «чёрный» риелтор и напоил её. Так дом и забрали.
Я на свободе не продержался и двух недель, снова сел, уже за попытку кражи. Меня увезли в Алтайский край. В 2015 году вышел по УДО и вернулся в Улан-Удэ, поселился у знакомой, напротив своего дома. Пытался жить, как надо, работал и грузчиком, и на стройке. Но не получалось вернуть свой дом, некому было помочь с документами. Через год меня снова посадили – за разбойное нападение. Мы подрались с одним человеком во дворе, у него выпали деньги, а я их со злости схватил. В 2018 году освободился. Устроился на работу, занимался ландшафтным дизайном. Но продержался так год. Потом снова связался с ребятами из своего прошлого. Мне дали 7 лет и 1 месяц строгого режима, но в 2020-м выпустили на время ковида и следствия. Я занялся утеплением фасадов домов, встретил женщину. Мы начали жить вместе, подружились с её детьми.
В 2021 году я опять сел. Подал апелляцию, и приговор отменили за недостаточностью доказательств. Но в 2022 году снова прошёл суд, и я оказался в местах лишения свободы. Туда мне пришло письмо от матери, текст был неразборчив. Я показал его сокамерникам, а они сказали: «У тебя брат умер».
«Пришло письмо от матери, текст был неразборчив. Я показал его сокамерникам, а они сказали: «У тебя брат умер»».
«Думал, там меня исправят»
– Как проходила встреча с Евгением Пригожиным? Вы легко согласились пойти на СВО?
– Он приехал к нам в ноябре 2022 года. Пригласил всех в промзону, где стал рассказывать о ЧВК «Вагнер» и добавил, что если мы хотим отправиться на СВО, то должны подойти вечером на беседу. Тем, кто пришёл, объяснили, что война эта нелёгкая, но никто никого не бросает. Рассказали о процентах выживаемости и оплате. На беседе нам задавали вопросы, просили отжаться и поприседать. Потом помечали какие-то документы фломастерами: зелёный – значит, что ты подходишь, красный – нет. Меня приняли. Я думал, может, там меня исправят, на пользу мне это пойдёт. Ругал себя за прежнюю жизнь.
– Был страх?
– Нет. Разве что тогда, когда мы прилетели и нам грозным голосом приказали построиться, стало немного тревожно, непривычно. Помню, была ночь, шёл дождь. Нам сказали пройти в ангар, где выдали одежду и другие вещи. Там же мы переоделись, а нашу чёрную форму нам сказали закинуть в машину – она нам больше не понадобится.
На ночёвку нас привезли в заброшенный детский лагерь с заколоченными окнами. Выдали спальные мешки, и мы легли – кто в комнатах, кто в подъездах. В основном по три-четыре человека, кто своих нашёл. Наутро пошли подписывать контракт с ЧВК. Каждый должен был вписать в документы близких, кому можно доверить свои похороны. Если никого нет, то захоронение можно было доверить компании. Я вписал мать. А доверенность на денежное довольствие оформил на свою знакомую – жену другого бойца, моего подельника. У них двое детей. Он меня об этом не просил, я сам решил. Не знаю, почему. Наверное, думал, что мама эти деньги не сохранит.
А вообще, да, нам не верилось, что мы будем воевать. Вчера ещё сидели. На нас была чёрная форма, а теперь пятнистая. Ещё и автомат, правда, пока без патронов. Я в своё время послужить не успел, поэтому не знал даже, как автомат разбирать. Кстати, за его утрату можно было получить штраф 300 тысяч, поэтому он всегда должен быть с тобой. Даже во сне.
В нашей роте было 64 человека. Из нас выбрали старшего, чтобы следил за порядком. Приставили инструкторов, у каждого из них своя специализация. Подготовка шла две недели, и за это время я много чему научился. Всё, что говорил инструктор, мы повторяли вслух, чтобы запомнить. Нас учили стрелять из разных видов оружия, пользоваться рацией, гранатой, оказывать помощь себе и боевым товарищам. Обучили военной терминологии и паролям. Сказали своих не бросать ни в коем случае, даже двухсотых (погибших). Надо уметь вытаскивать своих из-под обстрела. Например, ты в укрытии, а твой раненый товарищ лежит в метрах 50, и нет возможности его забрать. Бросаешь ему верёвку с карабином. Такой же крючок у него есть на одежде. Он должен прицепить себя, чтобы ты его вытащил.
«Вагнеровцам» нельзя в больницу с министерскими
– Как вы получили ранения?
– Первый бой был первого января, когда мы стояли перед Бахмутом. Накануне нас вызвали за пайками и вручили подарки. Это были коробки с продуктами. Мы были так рады. Внутри лежали колбаса двух видов, шоколадки, тушёнка, солёная рыба и кофе. На войне ценишь каждый день и возможность съесть что-то вкусное. Утром я собрался позавтракать подарком. Думал, наконец по-человечески поем, как дома. Но нас внезапно вызвали на бой – меня и ещё одного бойца. Недалеко враг атаковал наших сослуживцев, им требовалась помощь. Нам сказали взять как можно больше оружия и гранат. Враг стрелял из «сапога» (СПГ-9), радиус поражения метров 50. Мы в этот момент бежали по тропинке за проводником. Я почувствовал резкую боль в ноге, упал и заорал. Командир приказал мне бежать обратно, отдав оружие. Со мной отправили парня из Кемерова. Когда он мне жгут наложил, нога снизу онемела, а сверху надулась и пульсировала. Больно адски. Мы прошли так километр, дальше он меня нёс. По открытой местности он пробежал со мной на спине, потому что идти было опасно. До пункта эвакуации я еле дотерпел. Там мне поставили укол, прочистили рану и забинтовали. Ранение получать не больно, а вот когда врач в твоей ране копошится, это адская боль.
Нам, «вагнеровцам», нельзя лежать в больнице с министерскими. Пригожин арендовал отдельное здание для нас. Но там не оперировали, могли только помазать, дать таблетку и перевязать. В больницу можно было попасть, только если требовалась серьёзная операция. В моём первом случае ранения обошлось без неё. Врач сказал разрабатывать ногу через боль, иначе я буду хромать.
Потом мы пошли во второй бой. Зачищали сектор и должны были за кладбище идти. Но там враг отстреливал наших. Кого убило, кого «затрёхсотило». Приходилось выжидать в здании. Враг стрелял из всего, что у него было. Мне прилетело уже в правую ногу, когда я лежал в здании. Грохнуло так, что голова зазвенела. Показалось, что мне ногу оторвало. Смотрю – вроде на месте, а потом ощутил тепло крови на коже. Ногу изрешетило всю и в щеку осколок прилетел. Раненый я дошёл до «эвакуаторщиков». Когда снял ботинок, он был полон крови. Мне оказали помощь и вывезли на мотоцикле к докторам, а оттуда – в жилой сектор, потом в госпиталь в Донецке.
Впервые купил маме дорогой букет
– Доводилось общаться с гражданскими? Какое у них к вам отношение?
– В больнице нам разрешалось выходить не дальше крыльца. Да, к нам подходили люди, благодарили, говорили: «Держитесь, ребята! Вы молодцы!» Можно было принимать от них угощения, но ни в коем случае не есть и не пить. У одного из наших бойцов там был знакомый, вот у него можно было брать еду – он точно не отравит.
Потом нас отвезли в Свердловск. Обратно на СВО меня уже не взяли. Осколок попал мне в голеностоп, требовалась операция, но там её не могли провести. 22 мая нас повезли в Ростов, в военный аэропорт. Перед отъездом домой нас наградили и поблагодарили. У ЧВК награды свои, вневедомственные. У меня медали «За отвагу», «За ранение» II степени, «Бахмутская мясорубка» и за компанию.
Когда ехал из Иркутска в Бурятию, смотрел в окно и плакал. Накрыло. Не верилось, что еду домой. Меня встретил начальник, у которого я фасадами занимался. Накормил меня буузами в кафе и отвёз в магазин цветов. Я впервые в жизни купил маме дорогой букет. Но я на один день опоздал к её дню рождения. Заранее не звонил, чтобы сделать сюрприз. Увидев меня, она расплакалась. После долгих объятий мы накрыли стол и посидели, как полагается, с родными. Потом я поехал к старшему брату. Рассказал ему всё, тоже проплакался. После поехал к среднему брату на кладбище. Заказал и поставил ему оградку.
«Звонили ваши друзья из ФСБ»
– Как вас приняло общество? Были ли трудности с лечением, устройством на работу?
– Мне сказали, что со своим ранением я должен обращаться в военный госпиталь. Но оказалось, что «вагнеровцам» не положено, только военным от министерства. Мой хирург посоветовала лечь в Железнодорожную больницу – там хорошие неврологи. После операции я начал разрабатывать ногу.
Вскоре мой знакомый сослуживец сказал мне сходить в правительство, где будет встреча «Боевого братства». Я даже не знал об этой организации. Нужно было заранее подать документы с фотографией для получения удостоверения «Боевого братства».
«Я очень благодарен бывшему руководителю «Боевого братства» Жамбалу Николаевичу Жанаеву за то, что позвал вступить в их ряды. Но поначалу я не понимал, зачем ему это. Зачем возиться с людьми из мест лишения свободы?»
Цель встречи была в том, чтобы бойцы ЧВК, как и военные, несли в общество патриотизм, рассказывали о своём пути, работе на СВО, исправлении. В том числе молодёжи. Я с удовольствием согласился. Мы начали ездить в школы, общаться с детьми, отвечать на их вопросы. Порой они были сложными, даже философскими (улыбается). Сначала говорить было непросто, но со временем привык.
Я очень благодарен бывшему руководителю «Боевого братства» Жамбалу Николаевичу Жанаеву за то, что позвал вступить в их ряды. Но поначалу я не понимал, зачем ему это. Зачем возиться с людьми из мест лишения свободы? Да, может, кто-то из нас вернулся исправленным, но далеко не все. Он ответил: «А кому вы нужны будете?» Сказал, что всё равно кто-то из нас придёт с СВО другим человеком, захочет жить нормальной жизнью, будет искать себя. Он оказался прав. Вернувшись, я по-другому стал смотреть на жизнь. У меня поменялись мировоззрение и цели. Я начал ценить каждый новый день.
Вот уже второй год я вращаюсь в кругах совершенно других людей: военнослужащие, чиновники, политики. Я стал вхож в правительство республики. Я могу попросить помощи или совета у знающих людей, и никто на меня не посмотрит косо, как было раньше. В прежней жизни эти люди могли и не заметить меня, потому что я и был никем.
«Боевое братство» помогает во многих вопросах. Нынешний руководитель организации Николай Иванович Хлебодаров помог мне найти адвоката. Сейчас я пытаюсь вернуть свой дом. Хоть и есть большие сомнения, что получится. Мама живёт у тёти, я у знакомой.
После операции я какое-то время работал охранником, но неофициально. Решил пойти на ЛВРЗ, так как мне нужен стаж, плюс я могу взять ипотеку. Но я туда не прошёл по линии ФСБ. Позвонил Жамбалу Николаевичу, а он обратился к руководителю Государственного фонда «Защитники Отечества» по Бурятии Илье Николаевичу Михалёву. Илья Николаевич отправился к главе республики, сказал, что ребята из ЧВК возвращаются с СВО и хотят работать. Алексей Самбуевич распорядился, и вскоре мне позвонили с ЛВРЗ. Я удивился, говорю: «Так меня же не приняли на работу». Мне ответили: «Звонили ваши друзья». Я спросил, кто. Мне сказали: «Из ФСБ». Ого, думаю, какие у меня друзья! (Смеётся.) Теперь я слесарь подвижного состава, меня всему обучили, коллеги поддерживают. Я очень благодарен всем, кто помог мне после возвращения!
«Как можно так распорядиться своей жизнью?»
– Что бы вы посоветовали тем, кто прошёл такой же путь, как и вы, – из мест лишения свободы через СВО к гражданской жизни?
– Не падайте духом. Ставьте себе цели. Не открывают в одном месте, откроют в другом. Я стучался во все двери и достучался. На все встречи, в том числе в районах Бурятии, я стараюсь выезжать. Хочу, чтобы люди видели, что есть такие ребята, как мы, и чтобы наши ребята тоже не сидели без дела. Мы такие же люди, просто когда-то оступились. Но у нас есть желание и шанс всё исправить.
Кстати, у нас в Бурятии человек 60–70 из ЧВК, вернувшись с войны, снова загремели в тюрьму. Я этому поражаюсь. Как можно, пройдя через это, снова так легкомысленно распорядиться своей жизнью?
