Сначала она полдня голосила на всё село, потом стала подвывать. Ночь прошла в скандалах и звоне разбиваемой посуды. Рано утром он взял свой охотничий карабин, кликнул лайку по кличке Витязь, которого все давно укоротили до Вити. Лес начинался сразу за огородом.
Она с ненавистью смотрела на знакомую удаляющуюся спину и покачивающиеся, в такт шагам, карабин и рюкзак. Вспомнив вчерашнее, снова заплакала, на этот раз беззвучно и зло. Как он мог так поступить? Ведь она старалась, вложили в товар последние деньги!
Ночь прошла в злых слезах и ненависти к Володе.
Солнце было уже высоко, когда она отправилась открывать магазин, где много лет работала бессменной заведующей и продавщицей. Проходя через мостик, взглянула в сторону злополучного места. Там копошились несколько деревенских мужиков. Наверное, надеялись, что не всё могло разбиться. Но Людмила знала характер Вовки: если что-то делает, то основательно. До конца. В овраге ничего не могло сохраниться.
У крыльца магазина толпились мужики и бабы.
- Время уже половина одиннадцатого, а она всё ещё прохлаждается! – крикнул кто-то из толпы.
- Заткнись, пьянь. Горе у неё такое. Тут не то, что взвоешь, повеситься можно! – громко одернулся крикуна соседка Людмилы.
Она, молча и привычно, открыла ставни двух окон, со звоном откинула длинный засов. Народ повалил в маленький магазин.
- Куда Вовка-то подался?
- Шибко ругались?
- Совсем дурной, столько добра сгубил!
- Не наложил бы на себя руки!
До обеда длились эти нескончаемые вопросы и разговоры. После обеда наступило затишье. Володя не приходил. Плакать она перестала к вечеру. Злоба уже не душила.
Теперь она всё чаще и чаще поглядывала в сторону леса. Но там никто не появлялся. Ночь прошла тревожно и тягостно. Она включала в сенях выключатель, отчего на улице загоралась яркая лампочка на столбе, который стоял посередине двора. Выходила и тупо смотрела на алюминиевую миску, из которой ела лайка. Дом их стоял на пригорке, и отсюда просматривалась вся деревня. Год за годом в ней становилась всё меньше и меньше огней. Вот и сейчас тускло светили окна трёх-четырёх изб, где, видимо, пили водку или бражку.
На другой день Вовка не появился. И на третий день не пришёл. Так прошла неделя. Людмила уже забыла о том, что он натворил, забыла о слезах, злобе, ненависти, деньгах…
- Вернётся! Куда он денется. Поживёт с недельку в зимовьюшке и вернётся. Переживает, наверное. Это же он сгоряча наворочал! – успокаивал Людмилу отец, который жил по соседству. – Жалко денег!
- Может быть, в милицию заявление написать? – подсказала мать. Но старик шикнул на неё:
- Даже не думайте! У него же ствол незаконный. Начнут с нас, а переворошат всю деревню.
- И зачем он это сделал? Сейчас осень, сена у вас нет. На что купите? Ведь все деньги угрохала на товар! – не понимала старуха.
- Дурак потому что! – зло крикнул старик. – Столько денег зря пропало.
- Бог с ним, с деньгами. Сейчас ни у кого денег нет. Лишь бы живой был! – снова чуть не заголосила Людмила.
В голосе её была теперь тоска, железная злоба растаяла и исчезла.
- Да его вся деревня дураком зовёт! – не унимался старик. – Впятеро больше могли заработать, магазин бы свой открыли. А он всё разбил и зарыл!
- Оставь, папа! Не надо нам никакого магазина, - тихо сказала Людмила и вышла, осторожно закрыв дверь родительского дома.
В полночь будто тронул кто-то её, спящую, за плечо. Не помня себя, она выскочила на крыльцо, успев включить уличный свет. К ней кинулся радостный Витязь, она чуть не задохнулась от счастья, а через минуту её уже обнимал Володя, даже не сняв с плеча винтовку.
От него пахло тайгой и кострами.
Дома он деловито сел за стол, развязал рюкзак и, вытащив оттуда тугой газетный сверток, развернул его на столе. Там оказалась увесистая пачка русских денег, вперемешку с красными юанями. Людмила недоуменно взглянула на Володю.
- Возьми! – сказал он, улыбаясь. – Тут на всё хватит. Я медведя за Сенькиным хребтом завалил. Всего продал китайцам. Даже желчь. И две кабарожьи струи им же сбагрил. Проживём. Но водкой больше торговать не будешь. Забудь! Всё, что ни делается – к лучшему. Также, Люда?
Людмила уже не слышала его, она обнимала мужа и беззвучно плакала от счастья…
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
В тот вечер она привезла из поездки в Маньчжурию несколько баулов китайской водки и, радостная, стала расфасовывать их в заранее приготовленные ящики, предвкушая прибыль от торговли из-под полы. Она вложили в товар все свои деньги, часть добавил отец, с которым она мечтала открыть свой магазин.
Володя молча наблюдал за ней. Потом она побежала к отцу, который жил через улицу. Они беседовали на кухне и делали расчёты, не обращая внимания на рёв бульдозера, который завёл зачем-то Володя. В это время спешно зашла запыхавшаяся старуха и крикнула:
- Вовка всю водку вывалил в ямку возле моста и передавил гусеницами и ковшом. Теперь землёй заваливает. Никого не подпустил!
Когда они прибежали, всё уже было кончено. Вот тогда-то и заголосила Людмила. Бульдозер с рёвом крутнулся на месте бывшей ямы и замер. Володя спрыгнул на землю, оглядел толпу и сказал, тронув жену за плечо:
- Надо будет, они и без нас помрут. Мы не будем участвовать в этом.
И поехал домой…
Звенело знойное лето 1990 года. Духота пахла отравой. До сих пор звучат в моих ушах его слова: «Мы не будем участвовать в этом».
Дом
3003
«Мы не будем участвовать в этом…»
Теперь она всё чаще и чаще поглядывала в сторону леса. Но там никто не появлялся. Ночь прошла тревожно и тягостно. Она включала в сенях выключатель, отчего на улице загоралась яркая лампочка на столбе, который стоял посередине двора.