Глава Бурятии Алексей Цыденов во время поездки в Санкт-Петербург на международный экономический форум дал большое интервью ведущей радиостанции "Эхо Москвы" Ольге Бычковой. Цыденов рассказал о бюджете, туризме, инвестициях и многом другом.
― Добрый вечер, у микрофона Ольга Бычкова, мы находимся в Санкт-Петербурге на Петербургском международном экономическом форуме. И сейчас здесь, в нашей студии «Эха Москвы» со мной – глава республики Бурятия Алексей Цыденов. Алексей, добрый день.
― Добрый день.
― Спасибо, что вы к нам пришли. Вы знаете, я хотела вам задать вопрос все время, который не связан ни с сегодняшними событиями, ни с тем местом, тем более, где мы находимся и поводом. И даже с тем, о чем я вас дальше буду спрашивать, тоже не очень связан. Но тем не менее, объясните мне пожалуйста. Я запомнила, когда случилась вся эта беда в Кемерове, то именно республика Бурятия первой объявила траур.
― Нет, мы были не первыми, то есть, Приморский край объявил, еще субъекты объявили.
― Но вы были одними из первых.
― Да, мы тоже объявили траур, потому что вот такая человеческая беда. И мимо нее сложно было пройти.
― Это правда, да. Но вот этот шаг ваш и других регионов, которые тоже сразу откликнулись на это несчастье, он выглядел по нашим временам как-то достаточно, я не скажу – смело, но самостоятельно, потому что обычно всегда долго ждут, когда поступает отмашка из Москвы, из центра, откуда-нибудь. И самостоятельное решение, особенно, касающееся вот таких сложных ситуаций, а катастрофа – это сложная ситуация, конечно. Как-то это самостоятельное решение принимать обычно принято. Я не хочу вам говорить комплименты, объясните мне просто, как это работает.
― Ну, это был такой, не знаю, не то, чтобы личный порыв, а вообще, люди Бурятии сами откликнулись активно на оказание помощи, на акцию поддержки вышло на площадь много людей, зажгли свечи. Понятно, что ушедшим не поможешь. Но вот такая солидарность была проявлена, и оставаться в стороне в данных условиях, на мой взгляд, было неправильно, поэтому мы, в том числе, объявили официально траур.
― Вот у вас сейчас как у руководителя региона какие представления о том, на что вы, как глава республики имеет право, самостоятельно, в смысле, а на что – нет? Что должны делать с разрешения или там с консультации с Москвой? Вот ваши представления о границах федерализма?
― То, что касается развития региона, это, в любом случае, ответственность, в первую очередь, региональных властей, моя лично. И все, что касается работы в этом направлении, безусловно, полный карт-бланш. И мы к центральным органам, к властям обращаемся за помощью, не за согласованием, каким-то разрешением, а за помощью. Безусловно, какие-то международные отношения в любом случае должны согласовываться, потому что, все-таки, на межрегиональном уровне в какие-то международные отношения входить, не понимая общей канвы, невозможно. А то, что касается внутренней деятельности, то у регионов вся самостоятельность, по сути, есть. Я вот так даже слету не могу сказать, по какому вопросу я должен звонить, согласовывать, я сейчас пытаюсь прокрутить ситуацию в голове, что, забастовка на площади… Как реагировать – я решаю сам, не консультируясь.
― А когда у вас была забастовка на площади?
― Не так давно выходили люди, там не забастовка, там НРЗБ человек вышло, пошумели и разошлись.
― Ну, а что с ними? Разгоняли?
― Да.
― Разгоняли? Полицией?
― Именно. Был не санкционирован митинг, не то, что люди заявились на митинг, и мы им отказали, даже не заявлялись. Просто пришли и на площади собрались, начали предъявлять требования.
― А чего они хотели?
― Там был вопрос по лесу, вырубке леса. И те люди, которые пришли, там большая часть была людей искренне заинтересована в решении вопроса, их просто в прямую обманули, люди, которые это инициировали, дезинформировали и подставили, на самом деле.
― Обманули в чем? В трех словах объясните эту ситуацию.
― В трех словах. У нас заключено пять инвестиционных проектов по переработке леса. Один из таких проектов, инвестор – китаец. И что такое инвестиционный проект? Компания, которая подписывает инвестиционный проект, она инвестирует средства в глубокую переработку, это – не пилорама. Это – глубокая переработка леса.
― То есть, это когда уже что-то делают прямо на месте?
― Да. Шпон, половая доска, это не точеный брус, это уже другой обработки.
― Это уже какой-то товар.
― Да, это уже конечный товар с высокой добавленной стоимостью. После того, как инвестиции произведены, предприятие построено, после этого подписывается договор о льготном предоставлении в аренду леса. В чем льгота: скидка на аренду леса 50%. Предоставляется участок в аренду и подписывается договор аренды леса. В договоре аренды леса подписывается обязательство арендатора, что он восстанавливает лес, убирает остатки, если нарушен почвенный покров – восстанавливает почву. Если нарушены ручьи – восстанавливает ручьи. И так далее.
Цивилизованное лесопользование. И все работники, которые работают, должны быть официально оформлены, то есть, работа в рамках законодательства. Им есть чем отвечать. Он произвел инвестиции, он построил производство. И после этого он начинает получать лес. Если он что-то нарушил в лесу, соответственно, он лишается права аренды, и у него получаются бросовые инвестиции. И в этом плане, соответственно, он заинтересован делать все правильно.
― А из-за чего был протест?
― Протест был о том, что сейчас китаец вырубит весь лес, что давайте не допустим китайца. У нас сейчас нет ни одного китайца в лесу, то есть, весь лес, который добывается, он добывается нашими собственными предприятиями. При этом как наши собственные предприятия работают – это отдельный разговор. Мы сейчас взялись системно за наведение порядка, там 99% людей, которые работают в лесу, работают не оформлено, то есть, у них нет трудовых отношений, получают зарплату серую, черную…
― А это ваши люди или китайские?
― Наши, наши. Я повторюсь, китайцев нет в лесу, с нашей стороны ни один китаец в лесу не рубит лес, не заготавливает лес, не перерабатывает. У нас китайские покупатели, 90%, как покупатели, они покупают на рынке лес – и все. А вот с точки зрения вырубки, заготовки, переработки и транспортировки…
― То есть, эти люди, как вы утверждаете, были введены в заблуждение, которые хотели протестовать?
― Да.
― Ну, так, а почему им было просто не объяснить, что все не так? Зачем их было разгонять?
― Нет, объяснили.
― Никогда не понимаю, зачем разгонять демонстрации.
― Было же два мероприятия, это, кстати, в Закаменском районе, лес в разных районах выделяется, то есть, пять инвесторов, один – с китайцами, про остальные никто даже не вспомнил. И в самом районе, где лес, там представители все рассказали и вопрос был снят полностью, это было в пятницу. А на понедельник отдельные личности спровоцировали только когда уже в самом районе, в котором люди были заинтересованы в сохранении леса, которым нужна была объективная информация, им в пятницу все рассказали, сам район полностью успокоился и вопрос снялся. Но те, кто хотел пошуметь, они на понедельник все равно собрали людей на площади.
― Много?
― Человек 30 было. И с требованием: «Спасем страну родную!», с такими громкими лозунгами. Повторюсь, вся информация уже была и в СМИ… Тоже надо понимать, просто в этом Закаменском районе сейчас выборы главу района, выборы в райсовет. И там те люди, мы знаем, кто это спровоцировал, они решили абсолютно свои задачи, вводя в…
― Ну и пускай.
― И что – пускай?
― Ничего. Пускай выйдут, решат свои задачи, что-нибудь скажут. И все, собственно. Ну что такого? Вам же это никак не угрожает?
― Никак не угрожает, но НРЗБ, либо его нет, мы живем в рамках закона или не в рамках закона, можем так же, 30 человек сами собраться, зайти в лес, начать что-то делать.
― Поняла вас. Скажите, пожалуйста, вот Бурятия же – дотационный регион.
― Так точно.
― Вот я видела данные 16-го года, что чуть ли не половина бюджета республики – были субсидии и субвенции. Больше, да, на 18-й год? Как вы к этому относитесь? Как вы считаете, как долго это может продолжаться? И можно ли, в принципе, изменить эту ситуацию?
― Ну, отношусь я к этому как к данности, это объективно, что у нас собственные доходы, налоговые, не налоговые – 25 миллиардов рублей, а расходы – 54 миллиарда рублей. Вот и все. От 25 до 54 – это уже федеральные деньги. И к этому надо не относиться, с этим надо работать, а работать можно, повышая собственную доходную часть развитием производства, привлечением инвестиций и вообще – повышением экономической активности в регионе, чтобы было больше налоговых платежей, такой объем налоговых платежей за ближайшие годы не наберешь, но все равно…
― Я вижу НРЗБ цифры, это какой процент бюджета имеет собственные?
― Так нельзя сказать, какой НРЗБ процент. Вообще нам бюджет нужен гораздо больше, чем 54 миллиарда рублей. То есть, мы ограничены по многим параметрам, у нас есть масса нерешенных вопросов. Но надо отметить, что нам добавляют в каждом году. В 16-м году нам дали больше денег, в этом году нам дали еще больше, в 18-м году. То есть, нас федеральный центр поддерживает, финансирует и по дорогам, и по социальной сфере, по очистным, по экологии, то есть, повторюсь, денег с каждым годом дают больше, несмотря на кризисные какие-то явления, все равно по нарастающей. Поэтому хорошо, если 100% своих потребностей закрывается собственными доходами, но у нас таких субъектов, по-моему, 3 или 4 по стране. Потому что, все-таки, социальная сфера большая, 70% бюджета – это зарплаты в социальной сфере. Врачи, учителя. Средств на развитие – копейки остаются. У нас в целом социальное государство. Поэтому…
― Социальное государство – это государство, несмотря на все, что происходило в 90-е начале 2000-х годов, это все равно государство, которое очень патерналистское и очень большое количество своих граждан содержит за счет бюджета.
― Ну, да, патернализм, на самом деле, у нас сильно превалирует на какой-то гражданской инициативой, постоянно люди ждут, что им должны.
― Так, а в чем гражданская инициатива? 30 человек выходят у вас на площадь – вы их разгоняете. Какая гражданская инициатива?
― Если бы люди вышли с тем, что «давайте работать». А люди вышли с тем, что давайте не работать, давайте ничего не делать. Если бы был позитивный призыв, слава богу, а призыв-то был наоборот, к тому, что нам инвестиции не нужны, идите все отсюда. То есть, зачем так? Тогда мы еще ниже спустимся.
― Но вы понимаете, вернее – как вы понимаете источники возможных средств и возможного роста в Бурятии? Например, я была в Бурятии один раз, очень давно, очень много лет назад. И я запомнила, что это – невероятно красивое место, просто безумно красивое место. А все безумно красивые места в России, они все разные, потому что страна большая, они все отличаются друг от друга. Но общее только одно, что смотришь на это и думаешь: «Боже мой, какой туризм мог бы здесь процветать, если бы все было устроено как-нибудь по-другому». Вот это – единственное, что объединяет все самые разные регионы страны.
― Ну, за туризм мы взялись, даже создали отдельное министерство туризма для того, чтобы туризм развивать. Опять же, туризм… Мы не за то, чтобы навязать массовый дешевый туризм, который просто будет экологической нагрузкой, будет все замусорено. Не создаст ни рабочих мест, ни доходной части. Мы не за такой туризм. Мы за туризм, который более высокого уровня, когда есть хорошие гостиницы, это не обязательно пять звезд, это могут быть хорошие три звезды, но это – гостиница хорошая, это – сервис хороший, это – организованная система сборки мусора, утилизации отходов, очистные. Потому что поставить на Байкале просто гостевые домики, где все очистные в землю и куда-то, мы не за это, потому что мы к такому не стремимся.
― Для того, чтобы это все сделать, нужны деньги.
― Безусловно. Нужны деньги, нужны инвесторы. И мы сейчас работу ведем. У нас очень много нормативных ограничений, на Байкале действует пять правовых режимов, водоохранная зона, рыбоохранная зона, зона наследия ЮНЕСКО, центральная экологическая зона, Байкальская природная территория. Вот все эти пять правовых режимов приводят к тому, что у нас ограниченные очень возможности по любому развитию прибайкальской территории, что по экономическому, что по социальному.
Я просто перечислю, что запрещено: ездить по дорогам без твердого покрытия запрещено, парковать машину на стоянке…
― А дорог с твердым покрытием нет?
― Сколько они там? 70 населенных пунктов, сколько там дорог с твердым покрытием? То есть, там…
― И нельзя между ними ездить?
― И внутри поселка нельзя. И у себя во дворе машину парковать нельзя.
― А как тогда? Летать на крыльях? Нет, ну как вот…
― Люди вне правового поля. Потом, добыча полезных ископаемых, даже общераспространенных – песок, грунт для дорог, запрещено. Минеральная вода, которая бежит из земли – пользоваться нельзя, полезное ископаемое.
― Пить воду нельзя?
― Обычную можно, минеральную нельзя, это является добычей полезных ископаемых.
― А полезные ископаемые принадлежат федерации, да? Или кому.
― Никому.
― Просто нельзя – и все?
― Да.
― Потрясающе.
― Размещать кладбища нельзя. Размещать автозаправочные станции нельзя. Вы удивляетесь, президент так же удивился, когда я рассказывал, что у нас нельзя. Оборот земли запрещен полностью, даже многодетным семьям, что мы должны по указу президента землю давать, оборот земли запрещен, мы не можем землю предоставлять. То есть, там еще много таких ограничений. Вот это все нельзя.
Мы сейчас, когда вот президенту сказали, что каждый отдельный правовой режим… Водоохранная зона: что-то можно, что-то нельзя. Рыбоохранная зона: что-то можно, что-то нельзя. Зона наследия ЮНЕСКО – оборот земли запрещен. Байкальская природная территория – другие ограничения.
― И получается, что суммарно нельзя ничего?
― Суммарно, когда все складываешь, получается, что ничего нельзя.
― И чего с этим делать?
― На любой стройке обязан проходить экологическую экспертизу, по всей территории Бурятии, даже если мы строим футбольное поле школьное, там нужны экологическая экспертиза. Реконструкция класса, не капремонт, а реконструкция – экологическая экспертиза. Объект строительства может стоить 200 тысяч рублей и занимать строительство два месяца. Но экологическая экспертиза будет стоить 300 тысяч и занимать три месяца.
― Ни у кого нет таких денег.
― Конечно. И зачем все это делать? Это не защита экологии, это не защита. Вот эти все вещи, когда их складываешь, понимаешь, что это просто… Когда отдельные люди принимали отдельные нормативные акты и не смотрели на совокупность всех.
― И что вам президент сказал на это? Он упал с обморок, схватился за сердце?
― Нет, дали поручения, мы стали корректировать. Вот сейчас скорректировали водоохранную зону, водоохранная зона была по границе экологической зоны, 80 километров вокруг Байкала, хотя Водным кодексом предусмотрено всего 200 метров. Но понимаете, Байкал – это Байкал. И мы в эту водоохранную зону попадали, существующие населенные пункты полностью, без исключения. И вот эти все ограничения действуют прямо на территорию населенного пункта. Ладно бы – за территорией населенного пункта. На территории действует. Вот сейчас водоохранную зону скорректируют. Опять же, где-то прописывалась на 40 километров от Байкала, где-то – на 80 километров. Единственное, мы вырезали по границе населенные пункты, потому что там люди столетиями живут, поселкам по 300 лет. И то, что они там до 12-го года жили и жили, а после 12-го года выясняется, что нельзя было. Поэтому, опять же…
― А это закон или подзаконный акт?
― Это распоряжение правительства.
― А. Так их легче изменить, чем законы.
― Водоохранную зону мы поменяли. Но решилось только три вопроса, это – строительство автозаправочный станций стало разрешено, разрешена езда по дорогам без твердого покрытия и… И не помню, все остальное так и осталось.
― Ну и воздухом дышать тоже можно.
― Воздухом можно дышать, да. Поэтому говорить о том, что мы сейчас много настроим чего-то – не настроим. Пока у нас еще не все вопросы нормативного ограничения решены, нам топить там углем на побережье нельзя, электричество очень дорогое. А строить гостиницу на электроотоплении – дорого. У нас до прошлого года цена электричества для малых предприятий 7,5 рублей за киловатт, это огромная цена, на самом деле. В соседним регионе в три раза дешевле. Но правительство в прошлом году нас поддержало, нас включили в особую ценовую зону, на 25% цена снизилась. То есть, это такой прецедентный случай, на самом деле, когда снижение такое значительное правительство поддержало, услышало, поскольку электричество очень дорого, поэтому поддержали. И такая динамика определенная появилась, экономика затеплилась.
― У вас вот список ваш личный вот этих вещей, которые абсурдные, безумные, деструктивные, которые нужно так или иначе исправлять, там примерно сколько пунктов разного рода?
― Много. Национальный парк Тункинский, он идет по границам Тункинского района, муниципального образования, включает все населенные пункты, они тоже все, без исключения – национальные парки. У нас там 42 общеобразовательные школы, некоторым за сто лет уже. Из этих 42 школ у 40 не официально земля, потому что нельзя оформлять землю.
― Но они все равно существуют.
― Но раз в пять месяцев к нам приходит требование снести школы. Ну, все понимают абсурдность, но в рамках действующего законодательства школа не оформлена, земля не оформлена, требуется снесения. Опять же, есть поручение, мы корректируем границы нацпарка. Опять же, мы не уменьшаем нацпарк, мы прирезаем новую территорию, исключаем населенный, мы прирезаем реальную территорию, не затронутую человеком, леса. Цель – сохранение экологии, а не так, как сейчас, что взяли, на карте нарисовали границу, не исключив существующего населённого пункта. Поэтому это тоже в работе, я думаю, мы в ближайшее время это откорректируем.
Еще корректировка есть, 63-й приказ Минприроды России, требования к стокам очистных, то есть, требования к стокам после очистки. Требования такие, что вода, которая идет после очистки, должна быть чище, чем из скважины питьевая. То есть, логичный вопрос, зачем тогда сливать? Нужно просто заворачивать назад в трубу, потому что даже от фоновых минеральных солей надо очищать, от фоновых. Просто питьевая вода меньше требований содержит.
― Такие требования – это перестраховка или что такое? Или это просто непонимание реалий? Или безразличие к людям, которые живут?
― Мне сложно сказать. Сейчас все понимают, что это было избыточно, уже подготовлена новая редакция. Я надеюсь, что в ближайшее время будет принята новая редакция приказа по требованиям к стокам. Опять же, вот эти требования к стокам все равно очень высокие остаются. То есть, там слив в хозяйственный водоем, то есть, это условие, которое… Все равно, требование к стокам очень высокое, то есть, любая рыба, даже самая привередливая, в этих стоках может спокойно жить и развиваться. Просто там нет уже излишних требований, когда мы дистиллированную воду должны сливать.
― Я поняла. Если подводить итог, что, в общем, на самом деле, вам, по большому счету, не до туризма и не до того, чтобы развивать вот эти вот все красивые и избыточные проекты, а, прежде всего, нужно обеспечить просто такой рациональный подход и здравый смысл просто для тех людей, которые там живут, как минимум.
― Да. Но все равно, мы туризм развиваем. И событийный туризм развиваем. У нас есть особая экономическая зона байкальская, в рамках особой экономической зоны там строить можно, статус особой экономической зоны позволяет вести строительство, поэтому туда мы резидентов привлекает, понятно, промышленность развиваем, сейчас Улан-удэнский авиазавод реализует проект, что у нас производят вертолеты, уже подписан контракт на поставку с Якутией, подписано соглашение с Минтрансом России, Минпромторгом России, в 21 году уже поставки.
Мы освоили производство интеллектуальных приборов учета, прибор тоже новый, никогда не производили, уже подписаны контракты с Росстеями, с Ростелекомом, пошла работа, пришел инвестор по теплицам, первый этап – 10 гектаров, полностью теплицы, новая голландская технология. У нас пять инвестиционных проектов по глубокой переработке леса запущены. То есть, у нас достаточно пошла инвестиционная активность, у нас пришел инвестор, который сейчас вкладывается в НРЗБ производство, у нас текстильный кластер заработал, там и футболки, и кофты, все, что хочешь в любом формате, с любым узором, ажуром, как угодно.
Поэтому активность пошла, инвестиции пошли, производство стало развиваться, появляются новые производства. Поэтому я думаю, что мы достаточно быстро поднимемся. По сельскому хозяйству у нас есть позитивное движение, у нас подписано соглашение с «Мираторгом», «Мираторг» в прошлом году начал покупать у нас весь молодняк, который у нас КРС производит. Поэтому достаточно много позитивных вещей.
― Очень интересно, спасибо большое. Это глава республики Бурятия, Алексей Цыденов в студии «Эха Москвы» на Петербургском международном экономическом форуме. Спасибо.
― Спасибо.
