Степь до горизонта, абрис одинокой юрты, звенящая грусть протяжной песни бурята и сотни барашков, философски пощипывающих свою дневную норму, — это все Шэнэхэн
Место на севере Китая, где так же, как у нас, морозит зимой и нещадно палит летом. Летом. Мы же попали в снежную ирреальность, где ветер сбивал с ног, а в твою условную реальность врывались исполины степей со всадниками из другой цивилизации. То был праздник снега Эвенкийского хошуна, где и проживают наши соплеменники.
Уже в пути наш фотограф Александр Гармаев сообщил, что движемся мы на мероприятие, признанное National Geographic лучшим мероприятием 2016 года в мире, рекомендованным для путешественников всего мира.
Стоило выйти из автобуса, и на нас со всей мощью двинулось великолепие вековой давности: люди в зимних нарядных дэгэлах, кони и верблюды с повозками и без. Кто сидел на санях-шарга, кто бежал, кто ехал, кто скакал.
И вдруг из снежного бурана со свистом, один за другим в наше, не избалованное эмоциями сознание врывались животные и люди другого происхождения. Огромного роста, с огромными головами и лохматыми гривами, топая копытами величиной с человеческую голову и на огромной скорости. И восседали на них другие люди, в огромных косматых дохах из шкуры козла с обветренными донельзя лицами.
На финише они скатывались с двухметровых гоночных агрегатов, улыбались и говорили на родном нам бурятском языке… Потом мы долго ходили вокруг верблюдов, разглядывая их глаза с поволокой, гигантские копыта, пытались присесть на повозки-шарга, естественно страшась, что они тут же унесут нас в снежную даль. Взрослые, образованные и успешные, опытные и невозмутимые, мы впали в абсолютное детство. Детство, где щенячий восторг посещает от встречи со всем неизведанным, волшебным и тайным.
Шэнэхэн — в переводе «новое». Сотню лет назад эта земля стала новой родиной для наших соплеменников. И, как ни странно, именно они сумели сохранить на ней «наше всё». Безупречный язык, сильные традиции. Они, так же как и сто лет назад, шьют одежду, обувь и слывут страшными модниками и модницами по всей Внутренней Монголии. Сносить гутулы, пошитые здесь, невозможно. Только отдать или выбросить. По сути, живой музей бурятского народа. Это был другой мир с брутальными мужиками, несущимися на верблюжьих упряжках. Со стариками, которые сидели на шарга и вели свои неспешные беседы, и, казалось, просидят они пару-тройку дней. Суету создавали мы, торопясь, успевая постичь, впитать, запомнить. То всовывали шоколад «Аленка», то раздирали их на фото, на селфи и прочую, чуждую для их степной философии муть. И тем не менее они были рады. Рады, что где-то там все еще говорят на родном и искренне, по-детски радуются встрече. Потом мы сидели в юрте и пили солоноватый чай, ели буузы. Говорили друг другу хорошие слова, читали стихи и делились идеями и планами. Всё как когда-то было принято у предков.
