Мы, как и обещали в прошлом номере газеты «Информ Полис», продолжаем серию публикаций о так называемых кланах Бурятии. И начинаем с аларо-нукутских не случайно. В Аге до сих пор всех западных бурят называют «алайр» (аларские). Традиция пошла со времен Михея Ербанова и Марии Сахьяновой, бурятских большевиков, поставленных Москвой руководить Бурят-Монголией.
Балаганская бурятка Сахьянова — уроженка улуса Шабартай, позже затопленного водами Братского моря. Тогда он находился посредине между нынешними осинскими и нукутскими бурятами. Ербанов был из аларских бурят. Оба оставили о себе неоднозначную память и сегодня считаются первыми представителями аларо-нукутского клана в коридорах власти республики. В действительности же они не были первыми лидерами бурятской автономии из тех краев. Да и сама Бурят-Монгольская Автономная Советская Социалистическая Республика отнюдь не была первой бурятской автономией. Она появилась еще до Октябрьской революции, и большевики к этому никакого отношения не имели. Более того, автономия возникла вопреки бурятским большевикам.
Вопреки большевикам
100 лет тому назад, 23 — 25 апреля 1917 года, на общенациональном бурятском съезде провозгласили единую Бурят-Монголию на началах национально-территориальной автономии. Ее назвали Буряад-Монгол улас. Высшим органом провозгласили съезд (шуулган) бурятского народа, а исполнительным — Национальный комитет бурят-монголов. В его состав входит Баярто Вампилун — яркая личность в драматических и судьбоносных событиях истории бурятского народа. Начав свой путь борца с отказа повесить православную икону в классе, где он преподавал, Вампилун прошел вместе со своим народом все этапы становления национальной государственности. На выборах во Всероссийское учредительное собрание Вампилун шел вторым по списку от бурятского населения Иркутской губернии. В отличие от большевиков, стабильно проигрывавших все выборы среди бурят, кандидаты от Бурят-Монголии побеждали.
Первый из «алайр»
Вампилун дружил с агинцем Базаром Барадийном, занимавшим пост председателя Национального комитета. Вообще этот незаурядный аларец пользовался уважением среди бурят по обе стороны Байкала. В годы гражданской войны Баярто Вампилун даже участвовал в панмонгольском проекте атамана Семенова. Нюанс этого проекта — в объединенное государство из Бурятии должны были войти только селенгинские, хоринские буряты и часть ононских хамниган. Казалось бы, причем тут аларец? Но Вампилуну доверили пост заместителя министра финансов будущего государства. После победы красных и провозглашения Дальневосточной республики он работал в ее правительстве. Затем — в Бурят-Монгольской автономной области ДВР.
Реванш спецслужб
Вместе с агинцами Базаром Барадийном и Даши Сампилоном, хилокцем Цыден-Еши Цыдыповым и другими активистами первой бурятской автономии Вампилун попадает в разработку советской госбезопасности. Знаменитая операция «Реванш», в ходе которой ГПУ вело слежку за деятелями бурятского движения, началась задолго до 1937 года.
В конце 1920-х — начале 1930-х в БМАССР, Монголии и Шэнэхэне советские спецслужбы одного за другим «нейтрализуют» большинство наиболее опасных с их точки зрения бурятских активистов. Хотя большинству из них, включая Вампилуна, в тот период удалось избежать суровых приговоров, их политической карьере пришел конец. В 1937 — 1938 гг. почти всех расстреляли или замучили на допросах. Тогда же погиб и Баярто Вампилун.
Борьба за «картонный домик»
Марию Сахьянову, чье имя носит улица в Улан-Удэ, привычно называют бурятской большевичкой. Но не все знают о том, что в апреле 1918 года именно Мария Сахьянова страстно призывала не тратить силы на создание национальных автономий. Более того, она дала им характеристику «картонных домиков». Мария была лидером бурятской секции большевиков. В ту пору их насчитывалось чуть более десятка человек. Все они были уроженцами Иркутской губернии.
Михей Ербанов был одним из них, причем едва ли не самым незаметным. Тем не менее Ербанов поначалу согласился участвовать в работе Иркутского отдела Бурят-Монголии. В этом «сотрудничестве» проявились отдельные «мутные моменты» бурятских большевиков.
Дело в том, что первая автономия бурят, созданная на съезде, сама себя в документах на монгольском языке именовала бурят-монгольским государством. В документах же, предназначенных взору органов Временного правительства, буряты писали, что создают национально-культурную автономию на основе земства (местного самоуправления). Эта традиция маскировки сущности автономии продержалась даже первые годы после гражданской войны. Тогда всё ещё продолжали использоваться печати с надписью «Бурийад Монгол-ун улус».
«Вредные домогательства»
Для Ербанова характер бурятской автономии в 1917 году никакого секрета не представлял. И он в числе других иркутских большевиков вяло отписывал Национальному комитету, что тот заходит слишком далеко. Пределы этого «далёка» большевикам были не ясны, но страшили их. Поэтому мероприятия по созданию органов автономии на местах (аймаков, хошунов и сомонов или булуков) большевики всячески волокитили. Эту тенденцию коммунисты продолжили и после победы в гражданской войне. Земляк Сахьяновой Василий Трубачеев осенью 1920 года продолжал называть требования бурятской автономии «вредным домогательством».
Как бы то ни было, буряты смогли создать государственность. В отдельные периоды она даже обладала собственными милицией и вооруженными силами. Более того, эту государственность сохранили при Временном правительстве, при первых Советах и при Семенове. После поражения в гражданской войне вся структура Бурят-Монголии, кроме Национального комитета (Народной думы) и военизированных формирований, сохранилась. Ее в виде схемы «сомон — хошун — аймак» переняли сначала в ДВР в виде Бурят-Монгольской автономной области, на следующий год — в РСФСР в виде Монголо-Бурятской автономной области.
Трения двоевластия
На этом пути не обходилось без трений. В Иркутской губернии большевики, смиряясь с сомонами и хошунами, требовали замены аймачных органов советскими. Некоторое время на уровне хошунов и аймаков сохранялось своеобразное двоевластие, пока ревкомы окончательно не вытеснили верхние структуры бурятской автономии. В конечном итоге аймаки как административно-территориальные единицы все-таки остались, но их фактически подогнали под стандарт обычного российского уезда.
При ликвидации ДВР две бурятские автономии воссоединились в Бурят-Монгольской АССР. Роль коммунистов во всем этом заключалась в том, что они скрепя сердце признали де-факто существующие органы. Новшеством стала замена высших органов Бурят-Монголии сначала на революционные комитеты, потом — на Совнарком. Но и в этом варианте коммунисты не смогли обойтись без бывших, всенародно избранных, а не назначенных из ЦК РКП(б) лидеров. Хотя назначенцы составили абсолютное большинство, в ревком включили Базара Барадийна. Он же был избран съездом Советов БМАССР в состав ЦИК, затем вошел в правительство республики главой наркомата просвещения. Коммунисты вынуждены были привлечь Барадийна, чтобы создать хотя бы видимость демократии в глазах бурятских масс. Через несколько лет они избавились от всех «бывших» национальных лидеров.
«Коренизация кадров»
В биографии двух лидеров бурятских коммунистов были яркие пятна, которые помогали им строить карьеры в советское время. Сахьянова в дни восстания юнкеров в Иркутске в декабре 1917 года помогала осажденным в Белом доме красным. В критический момент она вывела оттуда Постышева, будущего крупного советского деятеля. Ербанов, как считается, участвовал в расстреле Колчака в феврале 1920 года в том же Иркутске.
Сахьянова как большевик была и решительнее, и тверже, но проводить советизацию бурятской автономии поручили Ербанову. До сих пор не вполне понятно, почему ЦК в Москве все-таки склонился к кандидатуре Ербанова. Возможно, назначение женщины главой целой республики казалось слишком экстремальным даже для большевиков. Возможно, были и другие причины.
Таким образом, Ербанов становится главой Совета народных комиссаров БМАССР. Вместе с ним в Верхнеудинск прибывает целый десант иркутских бурят, занимающих высокие посты в автономии. Сахьянова же прибыла в республику только в конце 1923 года. Через год она становится секретарем обкома, оттеснив Трубачеева. Этот пост в тот период еще не играл первой роли. Но с усилением Сталина дело шло к тому, что именно глава парторганизации будет главой республики. Постепенно Ербанов переиграл Сахьянову, возглавив обком, и той пришлось навсегда расстаться с властью над Бурятией, выехав в Москву, а затем — в Чувашию.
Во всех республиках РСФСР в те годы велась политика «коренизации кадров», которую в Бурят-Монголии возглавил самолично Ербанов. Советской власти для создания картины наступившей справедливости требовалось больше представителей коренных народов во власти. Привлекать к этому делу «бывших националистов» в массовом порядке партия не горела желанием. А «бывших» было много, и они представляли собой самый образованный слой. Для решения вопроса создали специальную комиссию во главе с Ербановым.
Земляки Ербанова
«Именно во время правления Михея Ербанова его земляки, иркутские буряты, встали во главе республики, первыми освоив для себя и ее столицу, и места в советском и партийном аппаратах», — пишет историк и публицист Сергей Басаев.
В те годы на высоких должностях БМАССР оказались такие земляки Ербанова, аларцы, как Ардан Маркизов (нарком земледелия, второй секретарь обкома) и Иннокентий Хабаев (зам. наркома юстиции, зам. прокурора, председатель Главного суда республики). Волна назначений западных бурят затронула не только столицу, но и аймаки. Даже в далекую Агу отправляются бойцы коммунистического фронта с берегов Ангары. Например, Савранна Малахирова получает назначение в Агинский райком ВЛКСМ. Летом 1925 года она выходит замуж за Михея Ербанова, а осенью получает должность уже в обкоме ВЛКСМ. Там же в обкоме ВЛКСМ трудился аларец Морхоз Хабаев, впоследствии ставший первым директором БГПИ.
Галдан Уданов из аларской Ныгды становится сначала заворготделом Троицкосавского айкома, затем членом президиума Хоринского аймисполкома, ответственным секретарем Хоринского айкома ВКП(б). В 1928-м Уданов стал наркомом просвещения БМАССР. Дажуп Доржиев из соседней аларской деревушки с 1929 года возглавлял Совнарком БМАССР. До того он, по некоторым данным, трудился в партийных органах Хоринского и Кижингинского аймаков.
Восточные «сепаратисты»
Между тем на села надвигались раскулачивание, антирелигиозная кампания, продолжалось изъятие земель, вводились налоги, которых не было в соседних областях. Все это началось при Ербанове и Сахьяновой. Среди восточных бурят зрело недовольство. Практика назначения в аймаки выходцев с запада, не знакомых с местными реалиями, давала сбои. Но от этого недоверие к восточным только крепло. Местные руководящие кадры нередко оказывались на стороне притесняемых советской властью зажиточных крестьян и лам. Иногда со стороны партийных и советских деятелей в аймках открыто выражалось недоумение действиями большевистского руководства. Отмечались даже случаи прямого участия местных администраторов в вооруженных восстаниях.
«Сам Ербанов сознательно опирался в первую очередь на более русифицированных иркутских бурят, заложив тем самым на долгие годы вперед недоверие и соперничество за доступ к «адмресурсу» между западными и восточными бурятами», — считает Сергей Басаев.
Недоверие в середине 1920-х вылилось в глубокий раскол. Тогда вновь активизировалось балагатское движение в Кижинге и началось близкое по духу движение в Аге. Там и там был поднят лозунг выхода из состава БМАССР.
«Нас освободят на три года от налогов и воинской повинности, дадут свободу вероисповедования, что для нас будет выгоднее. А здесь, в Бурреспублике, иркутские буряты только и ездят на шее приононских степных неграмотных бурят», — описывал забайкальский краевед Геннадий Жеребцов в газете «Агинская правда» агитацию одного из лидеров агинских «сепаратистов» за присоединение к Читинской области.
В конечном итоге оба движения подавили силой, несколько десятков лидеров осудили. Кроме сепаратистских движений вплоть до 1932 года в восточной части БМАССР вспыхивали восстания против коллективизации и антирелигиозной кампании.
После 1937-го
В 1937 году сталинизм расправился как с «бывшими националистами», так и с их оппонентами из большевиков. Репрессировали почти все высшее руководство республики. Пострадавший аларо-нукутский клан на долгие годы оттеснили от высшей власти в Бурятии. Только в 1990 — 2000-х годах взошли две звезды.
Федеральный инспектор Борис Данилов с аларскими корнями в середине правления Потапова стал едва ли не второй по значимости фигурой на политической арене республики. Выходец из нукутов, глава УФСБ, затем помощник полпреда по СФО Валерий Халанов завоевал лидерство среди всех иркутских кланов. Оба они имели президентские амбиции, но не нашли понимания в Москве, которая прислала в республику Наговицына.
Впрочем, в послевоенные годы гораздо больше, чем политическими деятелями, земли Алари и Нукутов прославились научной и творческой интеллигенцией. Список известных аларо-нукутцев займет не одну книгу. Поэтому ограничимся самыми известными именами. Это ученые Або Шаракшанэ, Маркс Мохосоев, Эдуард Матханов (отец братьев Матхановых), Александр Соктоев, Иосиф Тугутов. В истории навсегда останется имя композитора Анатолия Андреева, написавшего музыку гимна Бурятии. В литературе прославлены имена драматурга Александра Вампилова, поэта Жана Зимина. Бурятия помнит и артистов Федора Сахирова и Владимира Манкетова, скульптора Геннадия Васильева, художника Романа Мэрдыгеева.
Сегодня самыми известными и влиятельными аларо-нукутцами в политической системе Бурятии можно назвать главного прокурора РБ Валерия Петрова, заммэра Улан-Удэ Александра Иринчеева, вице-премьера Владимира Матханова.